Эра Водолея, или Каждый имеет право знать
– Погоди, а чего же тебя сюда привезли? А-а-а… тебя, наверное, вообще первый раз забрали… – после этих слов ложка с кашей отправилась в рот.
– В первый, – ответил Костя.
– Значит, к вечеру все равно отпустят. Постращают малость, галочку в журнале поставят – и свободен.
В ответ Зубков лишь пожал плечами. Ему нечего было сказать. Он мало что понимал в происходящем с ним, а дядя Юра после короткого разговора сосредоточился на манной каше и больше вопросов не задавал. Последний раз Зубков имел дело с манной кашей в школе, и тогда она была отвратительной. Сейчас же он ел ее с удовольствием. Каша была не просто вкусной, а фантастически вкусной. Кофе тоже был превосходным. Настоящий молотый, только что сваренный.
После завтрака Костя пошел в свою палату, и только он сел на кровать, как за ним пришла Наташа.
– Пойдемте. Пал Егорыч вас ждет, – сказала она, оживленно размахивая руками.
Костя поднялся и пошел за медсестрой на встречу с профессором, который должен сотворить с ним чудо.
Зубков любил красивое женское тело, можно сказать, он даже был идейным борцом за женскую красоту, но он никогда не был самцом, свистящим вслед каждой красивой паре ножек. Костя наслаждался красотой, но всегда держал себя в рамках приличия. Сейчас же он ничего не мог с собой поделать. Круглая попка в коротком белом халатике легонько покачивалась из стороны в сторону. Пациент шел следом и пожирал глазами хрупкую женскую фигурку.
Наташа постучала в дверь, приоткрыла ее и просунула в образовавшуюся щель голову.
– Разрешите, Павел Егорович?
– Да-да, Наташенька, – с улыбкой ответил профессор. – Давайте сюда своего Аполлона. Посмотрим, что за недуг у него.
Наташа кокетливо улыбнулась и повернулась к Косте:
– Заходите.
Медсестра распахнула дверь, и Зубков вошел в комнату.
В комнате было темно. Плотные шторы были тщательно задернуты. Лишь настольная лампа освещала бумаги на столе и рассеянным светом касалась рук сидевшего за столом профессора. Рядом со столом стояло кресло с высокой спинкой и с подвижным сочленением с «ногой». Левее кресла стоял загадочный агрегат с множеством съемных модулей. Из двери в дальней стене комнаты вышел санитар, медленно подошел к загадочному агрегату и, заложив руки за спину, остановился возле него.
– Здравствуйте, – сказал Костя.
– Здравствуйте, молодой человек, – приветливо улыбнувшись, отозвался профессор. – Проходите, присаживайтесь в кресло. – Меня зовут Павел Егорович. Не волнуйтесь. Процедура безболезненная и без каких-либо последствий. Мы просто попробуем помочь вам вспомнить то, что вы не можете вспомнить сами.
– Да я и не волнуюсь, – ответил Зубков, стараясь не показывать естественного волнения.
– Вы знаете, что такое гипноз?
– Немного.
– Вот к его помощи мы и прибегнем.
Зубкова усадили в кресло. Санитар пристегнул его руки к подлокотникам, закрепил голову и наклонил кресло на сорок пять градусов. К голове, рукам и груди Кости санитар подключил датчики, от которых тянулись тонкие разноцветные проводки.
– Я буду задавать вопросы, а вы должны отвечать на них, – начал говорить профессор. – Не волнуйтесь, процедура абсолютно безболезненная. Расслабьтесь. Итак, приступим. Закройте глаза. В комнате кроме нас с вами больше никого нет. Вы слышите только мой голос… Только мой голос… На счет три вы откроете глаза и будете правдиво отвечать на мои вопросы. Итак… Раз… Два… Три…
Зубков открыл глаза. Он смотрел прямо перед собой, не моргая и не шевелясь. Профессор установил нужные параметры на приборной панели и задал первый вопрос.
– Как вас зовут?
– Константин.
– Где вы живете?
– В Москве.
– По какому адресу?
– Кантемировская улица, дом тридцать три…
– Вы знаете, кто такие крикуны?
– Нет.
– Где вы познакомились со Штыревым?
– Я с ним не знаком.
Профессор повернулся к своему хитроумному агрегату и, переключив два тумблера, продолжил:
– Вы знаете Зарокова?
– Нет.
– Кто еще с вами работает?
– У нас в газете большой штат, всех сразу и не вспомнишь.
– Вы агент ЦРУ?
– Нет.
– Кто вы по профессии?
– Журналист.
– Какой у вас стаж работы?
– Пять лет.
– Вы знаете Штырева?
– Нет.
– На какую разведку вы работаете?
– Ни на какую.
– Какого цвета ваша карточка?
– Не понимаю вопроса.
– С какой целью вы ездили за границу?
– Я не был за границей.
– У вас есть брат или сестра?
– Нет.
– Когда впервые вы услышали о крикунах?
– Только что от вас.
– Сколько вам лет?
– Тридцать.
– Вы знаете Мукина?
– Нет.
– Чему равен метр?
– 100 сантиметрам, 1000 миллиметрам, или 1650763,73 длины волны оранжевой криптоновой линии в вакууме.
– Ого… – удивился Яншин неожиданному ответу на, казалось бы, простой вопрос.
Он еще раз сменил параметры на приборе и продолжил:
– Вы знаете Федотова?
– Да.
– Как его зовут?
– Николай Петрович.
– Где вы с ним познакомились?
– В зале ожидания.
– Вы разделяете взгляды крикунов?
– Не имею о них представления.
– Ваш любимый сорт сигарет.
– Я не курю.
– Вы были участником какой-либо катастрофы?
– Нет.
– В последнее время у вас было психологическое потрясение?
– Нет.
– Вы знаете Штырева?
– Нет.
– Расскажите о своем детстве.
Разговор с профессором продолжался больше часа. Все это время Зубков сидел в кресле, глаза его были открыты и он спокойно отвечал на вопросы профессора. Постороннему человеку, зайди он сейчас случайно в восьмую комнату, невозможно было бы догадаться, что человек, сидящий в кресле, находится в гипнотическом сне. Зубков смотрел прямо перед собой, и мимика его лица была вполне естественна. Профессор Яншин считался непревзойденным специалистом в области работы с подсознанием. Еще никому ни разу в жизни не удавалось его обмануть. Время от времени Павел Егорович прерывал беседу с пациентом, щелкал переключателями, нажимал кнопки, крутил ручки. Шкала индикатора постоянно меняла свои показания, самописец монотонно чертил на бумаге диаграмму.
После полуторачасовой беседы Зубкова вывели из состояния гипноза и проводили в палату. Костя понятия не имел, о чем его спрашивали. Он лишь спросил профессора, как все прошло, на что тот ответил, что ничего серьезного нет.
Как только Зубков ушел, профессор записал что-то в общую тетрадь и, сняв телефонную трубку, набрал номер. На другом конце провода трубку взяли не сразу.
– Владимир Ильич, Яншин беспокоит. Я только что поработал с Зубковым… Ты сейчас не занят? Я зайду к тебе, есть интересные детали.
Яншин пришел через двадцать минут. Владимир Ильич Шваркин был не только профессором, директором психиатрической клиники, но и членом комиссии по контролю за работой психиатрической медицины города. Должность в комиссии у него была не бог весть какая, но все-таки дорога на повышение была уже открыта. Со времени начала Эры Водолея область психиатриче-ской медицины была выведена из Министерства здравоохранения и подчинена напрямую Службе государственной безопасности. Многие, на ком был белый халат, носили погоны, но практически все, кто в той или иной степени занимался психиатрией, имели синие петлицы.
Шваркин принял гостя с дежурной улыбкой на устах. Он предложил Яншину сесть в кресло, достал из шкафчика бутылку коньяку и, разлив его по рюмкам, сел в соседнее кресло. Яншин передал Шваркину результаты теста. Профессор Шваркин принял бумаги с легкой настороженностью. Он видел в Яншине соперника. Их борьба за руководящую должность продолжалась полтора десятилетия. Бегло просмотрев тесты, он понял, что не ошибся в истинных мотивах предстоящего разговора.
– Ты действительно так уверен в своей машине, Пал Егорыч? – спросил Шваркин и сделал маленький глоток коньяка.
– Я понимаю весь твой скепсис, Владимир Ильич… ты вообще больше склонен доверять ощущениям людей, нежели показаниям машин. Отчасти я согласен с тобой. Человеческий фактор и все такое, но…