Век любви и шоколада (ЛП)

— Бары – штука ненадежная, — сказал мистер Киплинг. — А ночные клубы и того хуже. Знаешь, какова нерентабельность клубов в условиях нынешней экономики?
Чай Пинтер, помнится, говорила, что 99 процентов? Но эта цифра казалась завышенной.
— Не уверена.
— Именно это меня и беспокоит, Анни. Ты понятия не имеешь, во что ввязываешься. Между тем вероятность неокупаемости 87 процентов. Большинство людей не так глупы, чтобы первым делом открывать клуб.
Тем не менее, мистер Киплинг оказался неправ. По какой-то причине эта идея выгорела. С ночи открытия все столики были забиты, а очереди становились длиннее с каждой ночью. Люди, о которых я ни сном, ни духом вот уже много лет, связывались со мной, пытаясь забронировать столик. Миссис Кобравик, бывшей начальнице Свободы, исполнялось пятьдесят, и она хотела отметить свой юбилей в «Темной комнате». Она хоть и была ужасной женщиной, но когда-то оказала мне медвежью услугу. Я оставила ей столик у окна и отправила порцию Теобромы на дом.
Окружного прокурора Берту Синклер необходимо было проводить через заднюю дверь во избежание прессы, которая обычно караулила у парадной. Берта не самый приятный мне человек, но иметь в друзьях влиятельных людей неплохо. Я усадила ее за самый уединенный столик. Мне поступали просьбы от ребят, с которыми ходила в школу, учителей (некоторые из них проголосовали за мое исключение), друзей отца и даже полицейских, проверявших меня на причастность к отравлению Гейбла Арсли в 2082-м. Я никому не отказала. Мой отец не преминул бы заметить: «Великодушие, Аня, всегда хорошая инвестиция».
Я бы написала биографию из-за того, кем являлся мой отец, но пока что начала только рассказ. Вместо прозвища «шоколадная принцесса» меня называли меня «душой клуба», «смоляноволосым импресарио» и даже «какао-вундеркиндом». Люди интересовались, что я ношу, кто мой парикмахер, с кем я встречаюсь. (К слову, я ни с кем не встречаюсь.) Иногда на улице люди узнавали меня, махали и называли по имени.
А Семья в это время хранила молчание. Я внутренне настроилась на продолжение пакостей навроде порчи поставок какао, но ничего не произошло.
В конце октября со мной связался Толстый. Он напросился зайти в клуб, посидеть, и я согласилась.
У Толстого был «хвост», и им оказалась Мышка, девчонка, делившая со мной двухъярусную кровать в «Свободе».
— Мышка! Как ты?
— Очень хорошо. Спасибо за рекомендации Толстому.
— Она стала совершенно незаменимой, — вставил Толстый. — Я доверяю Мышке во всем. Лучший найм в моей жизни, если по правде. У тебя хорошее чутье, Аня.
Он сел в мое любимое кресло. Норико принесла напитки. Я спросила, чем обязана их приходу.
— Ну, у меня поменялись взгляды, и мне захотелось прекратить вражду между нами. Очевидно, у тебя тут успех, а я из тех людей, кто может признать неправоту.
Я села в отцовское кресло. Необходимости выбрасывать испорченную поставку какао я не видела. Я знала, что это он подстроил, и он знал, что я знала. Однако лучше двигаться дальше.
— Спасибо, — произнесла я.
— С этого времени ты получаешь мою стопроцентную поддержку. Но тебе нужно кое-что знать.
— Что это?
— Баланчики, русские Баланчины, разъярились из-за тебя.
— С чего?
— В твоем бизнесе они видят угрозу. Если народ валит за какао к тебе, то он потеряет вкус к шоколаду с черного рынка. А ты, дочь Леонида Баланчина, лицо нового бизнеса, угрожаешь им все сильнее.
— Они давят на меня, чтобы навредить тебе, но я не буду. Один раз я послушался, ты понимаешь, о чем я.
Я кивнула.
— С тех пор я прилагал усилия, чтобы оберегать тебя. Я и Мышка. И я буду придерживаться этого пути до гроба или пока кто-то еще не возглавит местную Семью. Я хочу сказать, что горжусь тобой, ребенок. Мне жаль, что я медлил выйти к свету. Надеюсь, это не прозвучит самонадеянно, ты набралась у меня немного знаний, перед тем как открыть свой клуб. Ты со своими друзьями много времени провела в моем баре.
— Быть может. — Я положила сцепленные руки на стол. — Что тебя от меня нужно?
— Ничего, Аня. Я только хочу, чтобы ты знала о том, что случилось, и что у тебя больше нет причин бояться меня.
Он встал, а затем поцеловал меня в обе щеки.
— Ты поступила правильно, ребенок.
 V 
 Я НАСТУПАЮ НА ТЕ ЖЕ ГРАБЛИ; ЭКСПЕРИМЕНТ С УСТАРЕЛЫМИ ФОРМАМИ ИКТ 
Общепризнанная истина: жизнь – как зебра, за белой полосой всегда следует черная.
Я совещалась с Люси и Тео, когда мой телефон зазвонил. Он у меня сравнительно недавно, так как до совершеннолетия пользоваться мобильниками запрещалось – и я не привыкла выключать звук. Я взглянула на экран: школа Святой Троицы. На мгновение я даже подумала: что я натворила? Я обернулась к собеседникам.
— Извините. Это грубо, но звонят из школы моей сестры.
Я отошла к окну.
— Вам нужно забрать Нетти. Она отстранена от занятий, — произнес мистер Роуз, секретарь.
Я извинилась и выбежала на улицу в поисках такси. Пройдя по знакомому маршруту в директорский кабинет, я притормозила в дверях, чтобы рассмотреть сестру. На ней по-прежнему был фехтовальный костюм, но капелька крови на рукаве портила белоснежный цвет. Она сидела не особенно-то женственно. Ее ноги были расставлены широко и агрессивно, как бы создавая стену между нею и окружающими. Спина сгорблена, словно заносчивость много весила и тянула ее вниз. Щеку пересекала небрежная царапина. Глаза пылали гордостью и жестокостью. Думаю, вы догадываетесь, кого она мне напомнила.
Из кабинета вышла девушка с покрасневшим носом и запекшейся кровью. Ее мать положила руку на мое плечо.
— Твоя сестра животное.
Что произошло, я не знала, но не собиралась давать женщине оскорблять Нетти.
— Не смейте ее так называть. Похоже, они обе пострадали.
— Да все знают, какого вы сорта, — ответила мамаша.
Она удалилась. Я должна была позволить ей уйти, но в последнюю минуту обратилась к ней:
— О да, и какого же мы сорта?
— Отбросы общества.
Я собрала кисть в кулак, но вовремя опомнилась. Я ведь известная владелица клуба, взрослый человек и выше всяких насильственных действий. Я разжала кулак как распускающийся цветок лепестки. Пока я возвращалась в режим известной дамы, Нетти набросилась на женщину. Я едва удержала ее.
— Простой уйдите, — обратилась я к женщине. — Ну же.
— Прежде чем ты хоть слово скажешь – эта девица первая начала.
— Что случилось?
— Я в классе мистера Бири, и у него мы изучаем сухой закон.
Боже. Я как своими глазами увидела, что там было.
— А он тут как сказанет: «Лучшие преступники это те, кто решает воспользоваться законом в своих интересах. Взять хотя бы сестру Нетти...» А я прокричала ему в лицо, что ты полная противоположность преступникам. А он отправил меня в кабинет директора.
И почему его еще не уволили?
— Нетти, ты не можешь драться с каждым, кто помянет мое имя.
Она закатила свои темно-зеленые глаза.
— Я знаю, Аня.
— Не понимаю. При чем тут эта девчонка?
— После Бири у меня обед, а после фехтование для новичков. На протяжении всего урока она отпускала шуточки, обзывая меня малолеткой, неспособной контролировать себя, а Пирса любителем малолеток. Она его бывшая, поэтому у нее на меня зуб. А потом у нас был спарринг, она продолжала говорить гадости, и я сорвала с нее шлем и ударила в лицо. Она вцепилась в меня и вот, я с царапиной.
Секретарь высунул голову из кабинета.
— Баланчины. Вас хочет видеть директор.
Прежде я часто играла ведущую роль во встречах с директором. Нетти отстранили на неделю. Не будь ее оценки такими впечатляющими, вероятно, все обошлось бы гораздо хуже.
Я подбросила Нетти домой.
— Мне надо на работу. Поговорим об этом позже. Никуда не уходи. Поняла?
— Все равно.
— Я на твоей стороне, Нетти, как-никак, мы родня. Помнишь мой первый день в старшей школе?