Юрген

– Ты поступил подло… – говорит Доротея.
Юрген же говорит самому себе:
«Этот миг уже проходит, этот ужасно счастливый миг, в который жизнь еще раз встряхивает и останавливает сердце на вершине блаженства! Он проходит, и я знаю даже то, как приподнимаю нежное лицо этой девушки и замечаю на ее лице веру, покорность и ожидание: что бы будущее нам ни приготовило и что бы за счастье мы вдвоем ни познали впоследствии, мы не найдем более счастливого мгновения, чем это, которое безвозвратно уходит от нас, пока я о нем думаю, несчастный дурак, вместо того чтоб перейти к сути».
– …И только Бог знает, что с тобой станет, Юрген. Юрген же по-прежнему продолжал говорить самому себе:
«Да, что-то должно остаться мне из всего этого восторга, хотя это будет лишь ощущение вины да печаль. Я имею в виду нечто, что нужно вырвать из этого высшего мига наслаждения, который когда-то был безвозвратно утрачен. Теперь я мудрее, так как знаю, что нет менее утоляющих воспоминаний, чем воспоминания об искушении, против которого мы устояли. Поэтому я не растрачу одну известную мне настоящую страсть и не оставлю неутоленным одно желание, которое вызвало у меня сердцебиение, заставившее позабыть о благополучии Юргена. Итак, что бы ни случилось, я никогда не буду сожалеть, что не воспользовался любовью этой девушки до того, как ее у меня отобрали».
Делая подобные, по его мнению, полезные умозаключения, Юрген заметил, с изумлением вспоминая, как сильно боялся когда-то потрясти представления своей Доротеи о внешних приличиях, что она не слишком рьяно отталкивает его.
– Только не здесь, над мертвым телом! О, Юрген, это ужасно! Юрген, вспомни, что кто-нибудь может появиться в любую минуту! А я думала, что могу тебе доверять! И разве это демонстрирует уважение, которое ты испытываешь ко мне? – Она сказала это в основном из чувства долга. Между тем ее глаза стали шире и нежнее.
– Клянусь честью, во второй раз я не примирюсь со своей судьбой. И, что бы ни случилось, я никогда не буду сожалеть о том, что оставил незавершенным.
Теперь у него на устах играла улыбка, а руки обнимали смиренную девушку. Но сердце его было наполнено невыразимой подавленностью и одиночеством, поскольку ему казалось, что это не та Доротея, которую он видел в саду между рассветом и закатом…
«В моих объятиях сейчас просто очень миловидная девушка, которая не слишком осторожна в отношениях с молодыми людьми, – подумал Юрген, когда их губы встретились. – Что ж, моя жизнь – компромисс. И миловидная девушка, в любом случае, есть нечто осязаемое».
Тут он победно рассмеялся и приготовился к последующим действиям.
Но пока Юрген победно смеялся, его рука лежала на плечах Доротеи, нежное податливое лицо Доротеи было под его губами, а беспричинная тоска – в сердце, колокол в замке пробил полночь. Последовавшее вслед за этим было весьма любопытным. Когда среда прошла, лицо Доротеи начало меняться, кожа огрубела, щеки ввалились, морщины окружили глаза, и она стала графиней Доротеей, которую Юрген помнил в качестве жены гетмана Михаила. Под струящимся лунным светом рассеялись все сомнения. Она с вожделением смотрела на него, а он ласкал ее – эту чрезмерно сладострастную женщину, которая определенно была достаточно опытна, чтобы знать, кому позволять подобные вольности. А ее дыхание было несвежим и тошнотворным. Юрген, содрогнувшись, с отвращением отпрянул и закрыл глаза, чтобы отгородиться от этого чувственного лица.
– Нет, – сказал он, – это было бы нечестно по отношению к другим. По сути, это был бы тяжкий грех. Мы, сударыня, иногда должны взвешивать подобные соображения.
Затем Юрген со сдержанным достоинством оставил свою искусительницу.
– Я отправляюсь на поиски своей дорогой жены, сударыня, находясь в расположении духа, которое я весьма посоветовал вам иметь по отношению к собственному мужу.
И он пошел прямо по террасам Бельгарда, а потом повернул на юг, где на Амнеранской Пустоши был привязан его конь. Чувствовал себя Юрген очень добродетельным.
 
Глава VIII
 
Старые забавы и новая тень
 
Юрген вел себя с подозрительным благородством (размышлял Юрген), но он уже взял на себя обязательство. «Я иду на поиски своей дорогой жены», – заявил он, придя в восторг от ощущения собственной добродетельности. И сейчас Юрген оказался один в мире лунного света – там, где он в последний раз видел жену.
– Ну-ну, – сказал он. – С той моей средой покончено, и я вновь почтенный ростовщик. Давайте запомним, что совершать иногда мужественные поступки весьма полезно. Лиза вошла именно в эту пещеру. Так что туда во второй раз иду и я, а не домой к несимпатичным мне родственникам жены. Или, по крайней мере, представляю, что иду…
– Да, – пропищал кто-то, – пришло время. А аб хур хус!
– Самое время!
– О, более чем время!
– Гляди, человек в дубе!
– Ого, огнедышащий дракон!
Вот так беспорядочно кричало и вопило множество голосов. Но Юрген, оглядевшись, никого не увидел. А все тонюсенькие голоса, похоже, исходили откуда-то сверху, где не было ничего, кроме внезапно собравшихся туч. Поднялся ветер, и луна уже скрылась из виду. Через некоторое время этот шум высоко наверху в воздухе стал напоминать разноголосицу воробьев, в которой слов было не разобрать.
Затем какой-то пронзительный голосок отчетливо произнес:
– Заметьте, милые мои, как высоко мы находимся над взбудораженной ветром пустошью, где поскрипывает виселица, раскачиваясь в ночи туда-сюда! Сейчас дождь вырвется, словно сокол от охотника, а печальная царица Хольда раскинет свои косы по сияющему щиту луны. Постель приготовлена, вода зачерпнута, и мы, подружки невесты, ищем девицу, которая станет невестой Склауга.
Другой голос сказал:
– О, ищите девицу с золотыми волосами, совершенную, нежную и чистую, достойную царя, который стар, как любовь, и не имеет в себе ни следа любви. Как раз пробудился наш ухмыляющийся, покрытый пылью хозяин, и его пожелтевшие пальцы трясутся при мысли о ее мягких, как цветы, губах, которые попадут этой ночью в его костлявые объятия и согреют выпирающие ребра. А кто же будет невестой Склауга?
А третий голос пропищал:
– Свадебный наряд мы принесли с собой, а девица отправится отсюда на Форгемон в саване Клеопатры. Ха, эту пару обвенчает Блуждающий Огонек…
– Нет, нет! Пускай Брахиот!
– Нет, это будет Китт с подсвечником!
– Эман хетан, бой, бой!
– Эй, Пат Акробат, берегись Стадлина!
– Есть ли у тебя, Тиб, мармаритин?
– А аб хур хус!
– Давай, Бембо, уходи!
Так все они начали кричать, свистеть и спорить высоко над головой у Юргена, от чего он не получал удовольствия.
«Это же Амнеранские ведьмы, занимающиеся тем или иным видом черной магии, в которой я предпочитаю не участвовать. Сейчас я сожалею, что совсем недавно выбросил поблизости отсюда крест, и полагаю, этот поступок был понят соответствующим образом. Если бы моя жена не высказалась по этому поводу и не настояла на своем, я бы никогда и не подумал так поступить. Я не намеревался на кого-либо бросить тень. И я считаю эту пустошь небезопасной. Но я буду искать свою жену, кого бы я ни повстречал в этой пещере».
Так Юрген вошел туда во второй раз.
А история рассказывает, что там было темно и Юрген не мог ничего разглядеть. Пещера тянулась вперед и вниз, а в дальнем конце мерцал свет. Юрген все шел и шел, и так добрался до того места, где увидел кентавра. Эта часть пещеры сейчас была пуста. Но дальше того места, где прежде в ожидании Юргена лежал Несс, в стене пещеры имелся проем, и из него струился свет. Юрген встал на четвереньки и заполз в это отверстие.
Он распрямился, и у него перехватило дыхание. У его ног – подумать только – находилось надгробие с высеченным на нем изображением лежащей женщины. Сейчас эта часть пещеры освещалась лампами на высоких стойках, так что даже Юргену, чье зрение с годами ухудшилось, все было отчетливо видно. Это была низкая и плоская надгробная плита, подобные которой Юрген встречал во множестве церквей. Но подцвеченное изображение на ней почему-то его заинтересовало. Юрген взглянул более пристально и даже дотронулся до него.