За горизонт (СИ)
Раздав ценные указания, заваливаюсь на брезент, прислонившись к теплому собачьему боку. Ух, сейчас посплю наконец–то, а то глаза слипаются. Хорошо бы часиков шесть–семь придавить, но вряд ли парнишка столько выдержит.
120 миль на северо–восток от Порто–Франко.
10 число, 9 месяц, 16 год. Ночь–Утро
У сна удается урвать не более получаса. Немец трясет меня за плечо и кладет ладонь на рот. Прикладывает палец к губам и вкладывает в руку бинокль.
Что он в темноте углядел? Соколиный глаз, блин. А ну–ка, что там у нас? Ох, ни хрена себе — чего–то я недопонял в этой жизни.
В сотне метров от «Унимога» горел костер.
Если разобраться, то недопонял я не так и много.
Ночью нас тут явно не ждут, и не только нас, вообще никого не ждут.
Вот и решили ребятки развести костерок, ужин приготовить. Да и не так страшно возле огня. Дикий зверь огонь и запах дыма обойдет стороной. Так что не все так нелогично, как показалось при первом взгляде.
— Руди, местное зверье огня боится?
— Не знаю, — виновато проблеял немец. — Боится наверно.
— Хреновый из тебя Соколиный Глаз, раз не знаешь.
Поскольку людей у костра до сих пор не схарчили, будем считать, что без особой нужды местное зверье на огонек не заглядывает.
Пока у костра шел процесс готовки ужина, удается достаточно детально, рассмотреть только одного персонажа.
Присвоим ему кличку — Малыш.
Да и то, пока все что можно о нем сказать — низкорослый, худосочный подросток. Большего, ночью да на почти километровой дистанции, не разглядеть даже в отличную немецкую оптику.
По остальным информации еще меньше, но пока у костра появлялись трое.
Да, точно трое. Малыш закончил кашеварить, и вся троица собралась у костра.
Первым снял пробу тучный мужик, с хаером длинных волос. Раз ему первому пожрать положили, предположим, что он в этой тройке главный. Поскольку то, что он главный совсем не факт будет у нас — Жирным.
Последний персонаж из тройки мне понравился меньше всего. Он единственный, кто сидел у костра с оружием. Пусть будет пока — Опасный.
Отужинав, Жирный и Опасный растворились в темноте, предоставив Малышу нести ночную вахту.
— Руд, я досыпать. Вводные на дежурство те же, — еще до того как немец пробурчал что–то утвердительное я уснул.
Утро красит нежным цветом склоны древнего холма. Что–то меня на поэзию потянуло, что неудивительно — немец дал мне возможность от души выспаться, светает уже.
— Руди, отбой. Сдай оптику. Ночью все тихо было?
Утвердительно кивнув, немец заваливается на нагретое мной место. Совсем пацан еще, тебе бы в школу ходить, а не в войнушку на задворках мира играть. Словно прочитав мои мысли, парнишка ворочается во сне, плотнее вжимаясь в теплый собачий бок.
Незаметно — по кванту вступает в свои права утро. Непроглядную тьму новоземельной ночи сменяет молочно–серый рассвет.
— А на небе тучи. А тучи как люди…, — вот ведь привязался модный слоган. Впервые с момента моего появления в этом мире, небо затянуто плотной облачностью.
Оборачиваю ствол СВД, загодя припасенной в кармане, лентой зелёной ткани. Проверяю, чтоб нигде ничего не бренчало. Пора.
— Руд, просыпайся.
— А, чего? Что случилось? — не выспавшийся немец трет заспанные глаза.
— Слушай сюда. Я пойду, пройдусь — взгляну на супостата вблизи. Если у меня что–то не сложится, я буду отходить вон по той промоине, слева от нас. Пропусти меня на гребень холма и работай по преследователям. Тут меньше ста метров, хоть одного да подстрелишь.
— А может вместе?
— Не может. Ты остаёшься. Можешь пока покемарить в полглаза. Ближний радиус Муха покараулит, а когда все начнется, ты услышишь. Как начнется, включай рацию и действуй по обстановке, но укрытия без команды не покидай.
— Яволь, — немец явно не согласен с моим решением, но дисциплина у него прописана на генном уровне.
— Муха, место, — хлопнув немца по плечу, покидаю уютную расщелину. Мне почти три версты в обход позиции наших конкурентов топать.
На три километра отмеряю себе час–полтора времени. Спешить мне некуда.
Сперва закладываю петлю по тыльной стороне холмов.
Выйдя к впадине между двумя холмами, продолжаю движение по ней.
Все, пришел. Дальше только плавно. Посмотрел, куда поставить ногу — сделал шаг, посмотрел — еще шаг, замер, посмотрел по сторонам, прислушался. Человек — он в лесу всегда чужой, если, конечно, не Дерсу Узала или Чингачгук, то несвойственный лесу звук издаст, то стаю птичек поднимет, то мелкого зверька спугнет, и обязательно принесет с собой чужеродный лесу запах. А мне до Дерсу Узала, как Борису Николаевичу до товарища Сталина.
Это только кажется, что я бесплотной тенью скольжу по склону. Видимость обманчива. Будь у конкурентов собачонка, я бы сюда даже не сунулся.
По себе знаю, проведя несколько часов в лесу, непроизвольно начинаешь вычленять несвойственные лесу звуки, аномальность поведения лесных обитателей и прочие нюансы.
А эти — у костра, тут явно больше суток просидели. Так что вся надежда на крепкий утренний сон, плавность хода, осторожность, дующий в лицо ветерок и немножечко на удачу.
Четыреста метров до цели, темп движения снижается еще вдвое. Я и раньше старался не отсвечивать на открытых местах, а теперь и вовсе вжимаюсь в каждую тень, прячу силуэт на фоне кустов и скал.
Двести метров. Начинается полоса густого подлеска. Опускаюсь на четвереньки, потом на пузо. СВД мешает, зараза, но с этим ничего не поделать — когда покупал, знал, на что шел. Убирая с дороги сухие веточки, аккуратно — по сантиметру, просачиваюсь под нижним слоем веток. Огромный плюс моего маршрута — от сидельцев у костра меня скрывает десятиметровая, поросшая мхом и чахлыми деревцами скала.
Финиш — я на позиции. Ветками не хрустел, птичек не спугнул, единичные не в счет, а стаи, тьфу–тьфу–тьфу, не попадались. Насекомые в моей стороне ненадолго притихли, но с этим уже ничего не поделать. Будем надеяться, на общем фоне это останется незамеченным.
Теперь тихонько убрать с места лежки веточки, камешки, и крупные сухие листья. Плавно просунуть ствол СВД под между корнями, не удержавшегося на скале, сухого деревца… И что там — у костерка происходит?
А ничего не происходит.
Положив двустволку на колени, Малыш привалился спиной к дереву и, периодически почёсываясь во сне, вовсю нарушает устав караульной службы.
Малыш–то, совсем и не малыш.
Оно, конечно, росточка в нем метр с кепкой и то, если на носочки встанет. А вот возрастом он уже сильно за тридцатник, при этом выглядит, так и вовсе на полтинник. Грязный как бомж, последние пару лет он не мылся совершенно определенно. Может, действительно бомж? Хотя, какой он бомж, цыган голимый.
Одет в несоразмерный хлипкому телосложению, порванный и местами прожжённый пиджак, накинутый прямо на голое тело. Закатанные наполовину былой длины рукава, вырванный с мясом, нагрудный карман, видимый мне боковой карман, оттопырился, набитый чем–то под завязку. На ногах, то ли шаровары, то ли спортивные штаны типа треники.
Ох е… Рядом с мужиком стоит пара коротких резиновых сапог. И это по местной–то жаре.
Ага, а вот и Толстый зашевелился.
Да как активно. Явно не в духе человек, пока не выпьет утреннюю чашечку кофе и не выкурит первую сигарету. Или чего покрепче не выкурит, я бы даже сказал — дунет.
В оптику, да с сотни метров Толстый оказался еще отвратительнее. Черные, мелко вьющиеся, сальные волосы, мясистый нос, двойной подбородок, испарина на лице, тяжелое дыхание и вымученные движения. А ведь ему еще и тридцати нет. Где же ты так обильно жирка нагулял в наше тяжелое время?
А одет–то манерно. Расшитая черная рубаха, обтягивающие штаны! И это с такой–то жопой — модник хренов. Вот он, пыхтя и лоснясь потом, натянул короткие кожаные сапожки на каблуке.