Гипсовый трубач, или конец фильма
Та к бы, наверное, это сооружение советской физкультурной романтики и разрушилось безвозвратно, если бы не три обстоятельства. Первое. Президент, встречаясь с активом партии «Неделимая Россия» и обсуждая здоровье нации, с мягкой ностальгией вспомнил, сурово глядя в телекамеру, о том, как бегал после школы заниматься легкой атлетикой на близлежащий заводской стадион. «А теперь там барахолка!» – с директивной грустью вздохнул он. Второе. На «Старте» началась межплеменная распря, и в течение полугода три рыночных вождя были застрелены в своих пуленепробиваемых «мерседесах». Конец спору хозяйствующих субъектов положил взрыв пятидесяти килограммов тротила, разворотивший строение и снесший балконы с ближних домов. За право убрать мусор и возвести на этом месте элитный микрорайон в борьбу вступили три могучих строительных фирмы. В результате высокий чиновник, от которого зависел выбор подрядчика, попал на операционный стол с проникающим ранением груди. Возможно, пострадало бы еще немало достойных людей, но тут подоспело третье обстоятельство.
Один пресловутый российский «форбс», банкир, попался на таком неприличном уходе от налогов, что возмутились даже его не кристальные сообщники по бизнесу. Чтобы загладить вину, он срочно вступил в «Неделимую Россию» и предложил за свой счет, утоляя грусть президента, отстроить что-нибудь спортивное. Ему настоятельно порекомендовали заняться взорванным стадионом, вокруг которого все чернее сгущались тучи братоубийственной конкуренции. И вот в ударные сроки, по сравнению с которыми всякие «магнитки» – просто черепашья скорость, вырос бело-красно-синий спорткомплекс «Евростарт». Вход, правда, странно напоминал стеклянный фасад банка, а вдоль строения были с кремлевской симметричностью расставлены трехметровые голубые ели, посаженные, судя по просевшему у корней грунту, совсем недавно.
Перед рамой металлоискателя соавторов остановил мощный «секъюр» в черной форме, похожей на обмундирование американских полицейских.
– Нельзя! Спецмероприятие! – коротко сказал он и посмотрел на них с таким видом, что стало ясно: не пустит ни за что.
– Мы к Мохначу, – тихо объяснил режиссер.
– К Владимиру Ивановичу? – расцвел страж. – Скорей! Уже второй тайм начался…
Кокотов законопослушно стал вытаскивать из карманов мобильник, ключи от квартиры, но охранник добродушно махнул рукой:
– Да ладно уж! – и пропустил их сбоку, мимо бдительной рамы.
За проходной открылась роскошь современного спортивного дизайна. Новенькие сиденья трибун совокупно тоже выглядели как государственный триколор. Над футбольным полем, будто хирурги в операционной, склонились мощные осветительные конструкции. По свежему зеленому покрытию гоняли мяч игроки, одетые в желтые и синие майки, а между ними мыкался судья в черном. Все это можно было принять за обычный тренировочный матч, если бы не ряд странностей. Так, на беговой дорожке, ближе к трибунам, растянулся длинный стол, покрытый белой скатертью и уставленный здоровой снедью: вазами с фруктами, блюдами с пирожками, термосами, шкаликами минеральных вод и йогуртов. Впрочем, среди этого диетического изобилия виднелось-таки мельхиоровое ведерко, из которого торчало серебристое шампанское горлышко. Стол охраняли два официанта в бабочках. Кроме того, все футболисты были далеко не молоды, а иные – пузаты. Зрителей на матч собралось совсем немного: десятка два плечистых телохранителей да примерно столько же прилизанных референтов с папками в руках. Имелись, правда, и референтки – три смешливые девицы, подбадривая футболистов, пили из длинных бокалов шампанское. Отдельно ото всех на трибуне сидела немолодая дама, дорого одетая и слишком ярко для своих лет накрашенная. Она с недоброй улыбкой неотрывно следила за плотным мужчиной, неумело перемещавшимся по полю.
– Вон там, рядышком с ней и сядем! – распорядился Жарынин.
– А кто это?
– Жена Чукмасова. Везде за ним ходит и ездит, а он, бедняга, ничего сделать не может: все акции записаны на нее.
Кокотов еще раз обернулся на даму и уловил в ее взгляде то особое выражение, какое появляется у брачных узников (чаще – жен) лишь после долгих лет совместной жизни, когда с супругом уже ничего не связывает, кроме испепеляющего, сладострастного желания не дать ему порадоваться на стороне.
– Не надо на нее так смотреть! Следите лучше за игрой! – тихо посоветовал режиссер.
– А кто играет?
– Отцы общества. Вы, кстати, помните, как Даль называл футбол?
– Не-ет…
– А кто такой Даль знаете?
– Знаю.
– Неужели? Та к вот, Даль называл футбол «мячегонным ристалищем». А самих футболистов – «мячегонами».
– А разве во времена Даля был футбол?
– Футбол, коллега, был всегда!
Матч, надо сказать, выглядел весьма необычно. Нет, конечно, на первый взгляд все как положено: обе команды старались отнять друг у друга кожаный мяч и забить гол, а два вратаря чутко метались между штангами. Но присмотревшись, можно было заметить среди суетливых игроков крепыша в желтой майке под номером «1». Поглаживая седой бобрик на голове, он степенно прогуливался возле штрафной площадки «синих». Вскоре Кокотову стало ясно, что подлинный смысл игры заключался в том, чтобы любыми способами добыть и подкатить «бобрику» удобный для удара мяч. Причем, на эту сверхзадачу работали не только «желтые», что естественно, но, как ни странно, и «синие». Получив голевой пас, «первач» останавливался, неторопливо прицеливался и без помех бил. Если он попадал по воротам, то голкипер делал все возможное, чтобы увернуться и пропустить мяч в сетку. И пусть удавалось это не всегда, счет в пользу «желтых» неумолимо рос.
– Это кто? – спросил Андрей Львович, кивнув на «первача».
– А что, разве писатели телевизор совсем не смотрят?
– Неужели сам? – приглядевшись, воскликнул автор «Любви на бильярде» да так громко, что болельщики подозрительно вскинулись, а руки телохранителей дружно дернулись к табельному оружию.
– Не надо кричать! На нас смотрят. Сидите спокойно! – не разжимая губ, приказал Жарынин и помахал публике так, как обычно машет глава правительственной делегации, спускаясь по трапу самолета в дружественную страну. – Откуда вы знаете, что подчиненные зовут его «Сам»?
– Я не знал… я просто так…
– М-да, русским писателям интуиция заменяет любопытство.
Те м временем странный матч продолжался. Особенно выделялся в игре нападающий под номером «7» из команды «желтых». Он носился по полю с необычайной скоростью, оказывался то там, то здесь, перехватывал, обводил, уходил от погони, финтил и несколько раз очень удачно подкатывал мяч точно под правую ногу «первачу», за что получал благосклонные кивки.
– Наш-то лучше всех! – тихо заметил режиссер.
– Это Мохнач? – уточнил Кокотов.
– Да, наш Вова.
– А кто он?
– Потом. Они же его сейчас убьют!
– Кого?
– Зиборова.
И действительно: «мячегон» из команды «синих», немолодой дебелый мужчина с движениями робкой купальщицы, постоянно подвергался разнообразным футбольным надругательствам, не имеющим никакого отношения к игровой ситуации: ему делали подкаты, подковывали, подставляли ногу, толкали, брали на корпус и даже «в коробочку». Но самое удивительное: все эти несправедливости он терпел не только от соперников, что объяснимо, но и от товарищей по команде. Судья же, который при других нарушениях свистел, словно буйно помешанный соловей, этот, можно сказать, вопиющий спортивный геноцид попросту не замечал. Но самое непонятное заключалось в другом: сам истязаемый переносил свои неправедные муки с угрюмым смирением, даже не пытаясь возмущаться или сопротивляться обидчикам.
– Что же они такое делают? – шепотом возмутился Кокотов.
– Наказывают.
– За что?!
– За невыполнение взятых обязательств.
Оказывается, Зиборов, руководитель крупной строительной компании «Пирамида», не успел к Дню России завершить реконструкцию грандиозного торгового центра «Тропарево-сити», хотя клялся уложиться в сроки, и Сам, поверив, пригласил на открытие премьер-министра. В результате вышел конфуз, недопустимый там, где люди занимаются властью! Ты можешь подарить племяннику казенный заводишко – и тебя поймут. Ты можешь взять в госбанке кредит под такие смешные проценты, что сказать-то неловко, – и тебе спустят. Ты можешь заключить с заокеанцами такой невыгодный торговый договор, что бюджет содрогнется от убытков, – и тебя, пожурив, простят… Но отменить приглашение на заранее объявленное торжественное открытие – такое не прощают! Вот теперь Зиборова и учат держать слово.