Подземный художник
День ото дня на площадке становилось все меньше Бальзака и все больше пропеченной крымским солнцем женской голизны. Но раздевались в основном Нинка и стареющая кинобарышня с силиконовыми бивнями вместо бюста, да еще молоденькие потаскушки из симферопольского кордебалета, каждый вечер уезжавшие куда-то в компании коротко остриженных местных авторитетов.
Однако дошла очередь и до Лиды. В фильме имелся эпизод, по просьбе режиссера присобаченный к Бальзаку сценаристом - угрюмым алкоголиком, весь съемочный период пребывавшим в состоянии вменяемого запоя. Когда требовалось что-то досочинить, за ним посылали в гостиницу, он появлялся, распространяя окрест алкогольное марево, и слушал указания постановщика с таким выражением лица, словно давно уже задумал убить этого кинотирана и только выбирает подходящий момент. Тем не менее на следующий день заказанный эпизод был уже написан и разыгрывался актерами под истерические крики режиссера.
Сцена, выпавшая на долю Лиде, поначалу не содержала в себе ничего предосудительного: служанка с корзиной белья шла к речке - полоскать, а ее подкарауливал ненасытный барон, не удовлетворенный любвеобильной госпожой. Далее сластолюбец набрасывался на несчастную девушку, но на шум прибегала баронесса и била изменщика древком алебарды.
– Откуда у нее алебарда? - попытался соблюсти историческую достоверность сценарист.
– Не твое дело, пьяная морда! - свернул творческую дискуссию постановщик. - По местам!
И вдруг, когда установили свет, режиссер, заглянув в глазок камеры, крикнул не «Мотор», а совсем другое: «Зольникова, раздевайся!»
– Как - раздеваться? - опешила она.
– Совсем.
– Но этого нет в сценарии!
– Сценарий нужен, чтобы на нем колбасу резать! А я кино снимаю! - заорал постановщик. - Это в советском кино бабы все время стирают. А у меня ты будешь купаться! Голой!
– Не буду!
– Еще как будешь! Раздевайся, к растакой-то матери! Выгоню!
Лида посмотрела на замершую в ожидании группу, надеясь увидеть похотливое предвкушение мужской половины и мстительное торжество женской. Но увидела только деловитое неудовольствие по поводу ее неуместного здесь, на производстве, упрямства.
«Раздевайся, ненормальная!» - приказала Оторва.
«В воде… Один раз… Наверное, все-таки можно… - замямлила Дама. - Помнишь, „Купание Дианы» Коро?»
«Да и черт с вами, смотрите!» - решилась Лида и начала расшнуровывать бутафорский корсет из дурнопахнущего кожзаменителя.
Но тут за большим камнем она увидела Эдуарда Викторовича. Он смотрел на нее с насмешливым сочувствием и ждал, болезненно сжав губы.
– А идите вы сами к распротакой матери! - крикнула Лида, заплакала, содрогнувшись от собственной грубости, и убежала - собирать вещи.
Нинка пыталась ее отговаривать - бесполезно. Она вспоминала насмешливый взгляд миллионера, дрожала от омерзения и с размаху швыряла в чемодан свои немногочисленные тряпки.
«Правильно! Уезжай из этого вертепа!» - поддерживала Дама.
«Пожалеешь!» - предостерегала Оторва.
– Зольникова, вернись! - кричала вслед Варначева. - Они передумали: обойдутся без твоей задницы!
На полпути к аэропорту дребезжащее такси обогнала и перегородила дорогу красная спортивная машина. Из нее легко выпрыгнул Эдуард Викторович.
– Лидия Николаевна, можно вас на минуточку!?
– В чем дело? - она вышла из такси и только сейчас заметила, что выше его чуть ли не на голову. - Я не вернусь!
– И не надо. Я хочу сказать, что вы поступили правильно. Нагота, которую видят все, омерзительна. А режиссер просто хам, и фильма не будет.
– Как это не будет?
– Обыкновенно. Я закрыл проект. Мне не понравилось, что он сделал из Бальзака.
– А как же все?
– Не переживайте, им заплатят. Можно я вам позвоню?
– У вас не получится.
– Почему?
– Потому что у меня нет телефона. Я снимаю квартиру без телефона. Так дешевле.
– Я все равно вам позвоню! - улыбнулся Эдуард Викторович.
Она удивилась, что у него не белая челюсть, которой торопятся обзавестись все новые русские, а желтоватые неровные зубы, чуть вогнутые внутрь, как у хищных рыб.
Был конец сезона, да еще какие-то перебои с керосином. Лида смогла улететь только под утро. Когда вечером она добралась до своей квартиры, то увидела в прихожей на тумбочке новенький мобильник. Вскоре он зазвонил, и знакомый голос произнес:
– Доброе утро! Я вас не разбудил?
– Нет. Я уже встала.
– Лидия Николаевна, Петер Штайн привез в Москву Еврипида. Не соблаговолите ли принять мое приглашение на спектакль?
– Соблаговолю, - засмеялась она.
– Почему вы смеетесь?
– Слово хорошее - «соблаговолите».
– Я знаю много таких слов. Поверьте!
Она поверила. Ухаживал Эдуард Викторович вдумчиво и изобретательно. Нет, он не обрушивал на нее всю мощь своего немыслимого богатства, а, напротив, приобщал ее к нему потихоньку, точно исподволь, ненавязчиво балуя милыми услугами, сюрпризами или необходимыми подарками, вроде того же телефона или нового платья, без которого ну никак нельзя показаться на загородном коктейле у знакомого банкира. Лишь потом она узнала от опытной Нинки, что наряд этот стоит столько же, сколько автомобиль.
– Ну, и как он в постельном приближении? - спрашивала сгоравшая от любопытства Варначева.
– Не знаю. До этого еще не дошло.
– Правильно, прежде чем раскинуть ноги, надо пораскинуть мозгами. Проси квартиру и машину. Я тут видела на улице миленький розовый «мерсик». Я бы за такой, Лидка, черту лысому отдалась! Век оргазма не видать! Он тебе хоть нравится?
– Не знаю.
– Но хоть не противно с ним?
– Не противно, - нахмурилась Лида.
– Ну, ты, сучка болотная! Нашла миллионера, с которым не противно, и еще рожу в гармошку складываешь! Держись за него обеими руками и ногами, а то уведут.
– Никуда он не денется.
– Ого! Тогда подумай: мартель-мотель-постель - это одно. А любовь-морковь с такими мужиками - совсем другое. Собственники! Может, нам с тобой, подруга, подштопаться?
– Что?
– А что слышала! Тут за мной один горный баран по кличке Рустам увивается. Замуж зовет. Богатый. Конечно, не такой промиллионенный, как твой, но это даже лучше. Спокойнее. Ну, сама посуди, хорошая итальянская фата стоит тысячи две баксов. А вновь обретенная невинность в клинике «Гименей-плюс» - штуку. Постоянным клиенткам скидка. Давай, подруга, за компанию! А? И в загс с новой плевой! Плевое дело!