Том 4. Маски

Вдруг себя оборвал:
— Потому что — Жозеф Гужеро, орьентация Пуанкаре — Панлеве, — общий дядя: Пэхалеса, Пэхова, Пэха и Гузика.
«Пле-пеле-плё», — переплескивал клавиш: под пальцами Гузика.
— Вздоры историй сплетаются этими трелями в бич и в бабац чемодана; а впрочем, история — вздор: лалала.
Клака клавишей, как оплевание, как оскорбление: прянно раздряпана, дрянно разляпана — в онемение, в мление, в тление!
Вляпана: клякой пощечины!
* * *
Дама, уйдя в перелепеты, вляпана позой портретною в волны полос, синусоид, свиваемых кольцами, сизо-зелеными; а меломан обессиленно клонит лицо в меланхолию сизо-оливковых фонов; а завтра он с Керенским — в обморок.
— О, дон Мамаво: лала-лалалала, — фаготовым голосом бзырил, как бык.
Он Бодлера сумеет прочесть!
Что вы думаете?
Вдруг подбросил свои — три — морщинки; и щелками глаз укусил:
— Арестована Застрой-Копыто: сношение с Пэхоо, поджог чердака; Гужеро с Домардэном прислал ей валюту.
И ножка проюркала:
— Ставка — за нами!
Морщинки, — три, — плакали. Красный квадрат подбородка — под ухо; и жилы, — две, — выпыжились; и пан Ян, не герой, содрогнулся: вот клоп!
— С нею виделись?
— Вам что за дело?
Сказать не сказать.
— Булдуков — моет руки, — уклончиво.
— Мы — тоже вымоем: кровью.
Они посопели.
— По-моему, — очная ставка: в присутствии Ставки; пока за бока князя — вы; я, пока, — за бока: Булдукова; выписываю Жюливора, — раз!
Корпус сломал.
— Сослепецкого — от Алексеева: два!
И морщинками в черно-лиловый ковер он безглазо уставился, соображая, —
— что —
 
— Жюль Жюливор в Хапаранде сидит с Каконасним, словако-хорватом, иль сербо-мадьяром; и там перлюстрирует корреспонденцию; Цивилизац, бывший главный заведующий предприятия «Дом Посейдон» (Сухум, фрукты), отсюда, —
 
— чрез Жонничку, горничную мадам Фразы, отличнейшим способом их обо всем орьентирует; —
 
— Фраза, любовница Петера Бакена, — с Эммой Экземой, —
 
— а с Эммой
 
Экземою —
 
— он!
 
Это сообразив:
— Ну, — пока…
Сверт; и мимо зеркал — за портьеру: в наляпанный бархат малиновых бабочек.
  
Кока: корнет
 
Ян Пшевжепанский с гадливой иронией думал, что — тот же все, в тех же бегах —
— по Москве, —
— по Парижу, —
— по Лондону, —
— в том же своем котелке, цвета воронова; с тем же самым портфелем тугим, цвета воронова, вылетал и влетал он (во все учрежденья), везде и нигде, принимая участие видное, часто невидимое, из-за пыли, им поднятой, точно за пыльным ковром, выбиваемым палкою: хлоп — Протопопов; хлоп — князь!
Не отхлопавши акт исторический, новый отхлопывал, вовсе не видясь, как маленький клопик; прекрасная, сине-зеленая комната эта; —
— вся, —
— вся, —
— проклопеет!
* * *
Последняя ставка, — да это же царская Ставка: хлоп! С нею история, как от пинка ноги — хлоп!
Капитан, не герой, — задрожал: как рыдван опрокинутый, перегрохотнуло громадное тело России —
— за Минском, за Пинском!
* * *
Пыхтя, —
— передергиваясь, —
— крепким деревом кракая, фыркая дымом, землей, — над окопом покачивалась тупоносая танка; бетон, как стекло, разбиваясь на дрызги дивизий, дрежжал, режа воздух над черным перением шлемов железных!
Как тощая стая собак, хвост поджавших, вдали, — пулеметы оттявкали; воздух высвистывал тихою пулею; не то — зефиры, не то — визг разбитых дивизий…
* * *
Пан Ян, не герой, успокойтесь же: это — за окнами, в окна, —
— бряцало, бабацало, цокало, кокало!
Конница!
Кока, корнет, перед нею прококал конем гнедо-розовым: из ночи в ночь.
  
Молкнет все
 
Молкнет речь; молкнет Русь: молкнет ночь — в шелестениях поля несжатого…
Точно последняя ставка, там поезд, из морока черного ясными окнами мокрых вагонов сверкнув, в черный морок летел, к царской Ставке — за ставку: туда, где блистали, трясясь световыми лучами, прожекторы, пересекаясь, взлетев и пав ниц, чтобы вылизать светом полоску травинок: —
— рр —
— ррырр —
— рр —
— приятно порывкивая, морок ухал: орудие дальнее; и уже ближе, взблеснувши, рванулося все, что ни есть, молниеносно ударивши в ухо, как палкою: тяжелобойное! Перст световой показал на поля; поле — затарарыкало, плюнув свинцом: пулеметы!
Сквозь них, как раздеры материи шелковой — ppp — оры — роты — из проволочных заграждений.
И — «бац»: отблистало; и — «бац»; все — затихло: нет роты; а в том самом месте, — те же оры и дёры: туда прошел полк.
* * *
Из купе (первый класс) — треск отрывистых фраз:
— Рузский.
— Штюрмер.
— Тох-тох, — грохотало: и ясные окна летели из моро-ков.
— Списочек.
— Жак Вошенвайс… Неразборчиво что-то… Цецерко… Цецерко…
— «Кинталь?»
— Немцы… Тоже — профессор Коробкин.
— Тох! —
— Окна вагонные, врезавши мрак улепетывали: мост!
— Лейпцигская ориентация: перепродажа открытия с ведома изобретателя, или… без ведома.
— Выяснить.
— Изобретатель — больной.
— Если не симуляция.
— А экспертиза?
— Рассказывайте: все возможно… Всего вероятней: Цецерко-Пукиерко, выкрав открытие, скрылся, когда слух в союзную прессу прошел.
«Цац-дза-зац» —
— буфера переталкивались: остановка, огни; из них — ветер выплескивал, — песенкой:
 
 
Наш солдатик, — шагом марш!
 
До Карпат: от Торчина…
 
Шел, а рожа — скорчена.
 
И — опять же: «шагом марш» —
 
От Карпат: до Торчина.
 
 
 
 
Защищали царский трон
 
Мы, а наши олухи —
 
Раздавали в эскадрон
 
Вместо пушек и патрон
 
Палки да… подсолнухи.
 
 
 
 
Брудер, брудер, — вас ист дас?
 
Как залопалися враз
 
Бомбы красным отброском:
 
Продавали оптом нас
 
Под Ново-Георгьевском.
 
 
«Тох» — и —
— ясными окнами темных
и мокрых вагонов —
— сверкнув, —
— в черный морок экспресс несся дальше: из черного морока: из царской Ставки — в Москву!
  
Рожа скорчена
 
Третий, четвертый класс!
Все — солдатня; лом тел в стены: ни взлезешь, ни вылезешь; кто-то порты менял; тихий мужик из Смоленска сидел с перевязанною бородою и с клеткой, поставленной в ноги; достав конопляное семя, украдкой щегла кормил с кряхтом.
— Толичество…
— Что?
— Да калек.
— Надо прямо сказать, что избой — мировой!
Но брань сдавливалась, поднимаясь от брюха поджатого иком пустым.
— Поле упротопопили!
 
 
Поле телом посейчас,
 
Точно скатерть, стелено:
 
Порадела, знать, за нас
 
Вырубова-фрелина.
 
 
 
 
В тыле — воры; в тыле — срам;
 
Вороги да воргии…
 
Микалай Калаич нам
 
В рыло — крест Еоргия…
 
 
 
 
Удирали от фронтов
 
Роты наши втапоры.
 
Барабанили про то
 
Рапортами прапоры.