Том 4. Маски

— Приезжаю, — гудел Непещевич, — я в Питер: там «фоны».
Вагоны…
— Там — «деры»!
Два тендера…
Вдруг — мимоходом:
— Пан Ян вас сейчас повезет: быть свидетелем…
— Да пощадите: я — с фронта, еще не умывшись…
— Нельзя, дорогой: потерпите; «он», — взгляд в булдуковские окна, — боялся ответственности, на меня взвалил; там у вас — Ставка; у нас — жандармерия; там — филиал Милюкова, а здесь у нас — Штюрмер; вот «он» и боится все…
— Наш Булдуков — бурдурукает… — к ним подошел Пшевжепанский.
Прошел паровоз: поворот колес, — красных.
— Вот вас господин адъютант подвезет: поработаете.
На путях запасных стали; ясно Велес-Непещевич весьма объяснял, что —
 
— короткие волны — убийственны; принцип открытия — наикратчайшие волны: орудия нынешние — чепуха, коли у волновой, новой пушки отверстие менее, чем у пипеточки, а район действия…
 
— Вы понимаете сами?
Под гулом войны мировой — гул иной: гул подпольный.
— Об этом — не крикнешь теперь: перекрадывать след к овладенью войной — вот что нужно!
И он — спохватился:
— Ну, — с богом!
По рельсам пошли.
Та же песенка — издали:
 
 
Брудер — канн ман? Я — ман канн!
 
Денежки немецкие!
 
Разбирайте балаган,
 
Руки молодецкие!
 
 
— Слышите?
— Слышу!
И — вышли.
— Лихач!
  
Елеонство
 
Вот домик оранжевый встал; желто-серая жескла трава; затусклило едва лиловато: с востока; вот — Дорогомиловский мост, самновейший ампир, где на серых столбах так отчетливо черный металл защербился рельефами: шлемов, мечей и щитов.
— Посмотрите: наш воин; когда-то парадную каску надев, при копье, при коне, на болота мазурские шел воевать с Рененкампфом; смотрите, — в картузике, выданном из интендантства, в шинелишке, спертой у трупа, он — тут!
Залынял: с табачишкой в кармане; и — с фигою; мобилизованный нюхает, что ему слопать.
— Их — столько, что кажется: фронт опустелым, что армия наша — мираж, то есть поле пустое.
— Сопрела в окопах.
А в поле сидели и кашу варили: волна беловатого газа бежала в овраге: недавно еще; вздрогнул:
— Скоро ли?
— Скоро.
Пан Ян Пшевжепанский, похлопывая по плечу Сослепецкого, стал занимать анекдотами:
— Вы называйте пан Яном меня: мы — товарищами.
Сослепецкий подумал:
— Не очень-то лестно.
И вот — горбосвёрт: угол белого дома открыл переулок, который ломал этот горб, точно руку, откинутую от плеча и составленную из домов, Сослепецкому очень знакомых: он — в каждом сидел почти: дом Четвеверова; антаблементы  [29]лупились и блекли; подъезд — доска медная: Лев Леонидыч Лилетов. Карниз фриза  [30]сизо-серизового, изощренно приподнятый морщью оливковых полуколонн межколонных, выглядывал из-за листвы желто-карей, срезаемой крышею синего домика — о трех окошках; и — с карточкою: «Жужеюпин». «Говядина Мылова» — вывеска. Арка ворот трехэтажного дома в распупринах, с черной литою решеткою: «Песарь, Помых, Древомазова, Франц Унзенпамп, Семимашкин, — доска с квартирантами. Грифельный, семиэтажный, балконами, с башнею, в северном стиле домина стеной бил по Шлепову, по переулку, темня — Новотернев: то — дом „Бездибиль“.
Дальше: Африковым и Моморовым — прямо к бульвару, к киоску, под вывескою „Пеццен-Цвакке. Перчаточное заведенье“.
— Тррр-ДРРР» —
— барабан —
— роту прапор вел
в переворохи —
— «дррр» —
— переворох на дворах; разворохи, в квартирах; и — ворох сознаний, сметаемый в кучи, как листья бульвара, стальным дуновеньем оторванные с пригнетенных друг к другу вершин, угоняемых в площадь Сенную, — туда, где кричало огромное золото букв —
— «Елеонство!» —
— «Крахмал, свечи, мыло!» — район переулочный, где проживает профессор Сэднамен над вывеской черной, «П. П. Уподобиев», иль — Калофракин (портной, надставляющий плечи и груди); с угла — Гурчиксона аптека: шар — красный, шар — синий. Вот вывеска, высверкнув, — сгасла. И тут же мадам Тигроватко жила.
  
Тигроватко
 
Тут спрыгнули; под характерною кариатидой; пан Янна подъезд; Сослепецкий, пальто растопырив, из брюк вынимал кошелек, сапогом выдробатывая:
— Чорт, как холодно!
Тоже — в подъезд.
Дверь с доской: Иахим Терпеливиль: и — вот:
— Тигроватко?
Пан Ян подмигнул:
— Прямо в точку: увидите.
— Не понимаю, — ворчал Сослепецкий, — с вокзала… хотя бы почиститься!!
— Вы, адъютант, потерпите.
И — дверь распахнулась.
Передняя пестрая: желтые стены; и — крап: черный, серый, зеленый; зеленая мебель; портьера желтеющая с теми же пятнами: черными, серыми, серо-зелеными; слева, в отбытую дверь, — коридорик, с обоями, напоминающими цветом шкуру боа: густо-черные пятна на бронзовом, темном; туда, — как в провал, или в обморок дико-тупой, из которого могут выкидываться только выкрики дико болезненные. Но мадам Тигроватко бросала туда: —
— Аделина! —
— Лилиша! —
— Параша! —
— Наташа! —
— И горничная выходила на зов: Аделина — в апреле; Лилиша — июле.
Снимая пальто, Сослепецкий косился в слепой коридорный пролет, вызывающий ассоциацию: боа контриктор! Повеяло диким кошмаром, уж виданным, —
— где-то, —
— с — утраченным смыслом, как с криком, которого нет, но который сейчас…
Вскрик:
— Леокади!
Взрывы хохота.
— Джулия фон-Толкенталь, — подцарапнул пан Ян своей шпорой.
— Мадам Толкенталь, или — только: таланты; миражи, корсажи; и франты, и фанты!
Глазеночки — тусклые, а позумент — прояснялся; и носик морского конька, едва красненький, с присморком, кончиком дергался: (тоже — как сон).
Аделина раскрыла портьеру, и у Сослепецкого вырвался вскрик:
— Это же!..
Древнее выцветом, серо-прожухлое золото: цвет — леопардовый, съеденный, мертвыми пятнами, точно покрытый дымящимся еле износом, как бы вызывающим вздрог: леопард этот — умер ли? Может, — сидит в мягких пуфах?
Драпри, абажуры — под цвет леопарда, пестримого дикими пятнами, как полувскриками, тихо душимыми; фон — желто-пепельный: весь в бурых пятнах.
— Не правда ли, — не из Моморова, Африкова переулков подъехали мы к Гурчиксона аптеке, а бросили трап с корабля: оказались под тропинками.
Не входите: здесь пятнами, в выцветах, рыскает — злой золотой леопард.
Но драпри, отделявшие комнату эту от той, — разлетелося, взбрызнув малиновым, ярким гранатом из матово-черного, как цвет разрыва: дым с пламенем!
Драпри — упало! И — «Леокадия» (и отчество же!) «Леонардовна!» — шпорою звякнул пан Ян!
И — шурш юбок, треск веера, блеск ожерелий, взмах перьев, над черною шапкой волос; перья, бусы, — все черное; платье из морока, очень порочного, в серой иллюзии пятен, подернутых розовым отсветом; черные икры, боа разлетное; ботинки высокие, черные; глаз, желтый, злой; из-за синих ресниц; переблеклая, темная, кожа; на все вылезающий, как попугай из-за сажи взлетающий, — нос; взмахи перьев.
И вскрики; О —
— Жюле Дэстре  [31]
— Ван-дер-Моорене:
— друг знаменитостей Франции, ставшая другом больших генералов, кадетов и корреспондентов военных —
— мадам Тигроватко: —
— в боа и в перчатках!
  
Гранаты, пестримые мушками
 
— Вы, господа офицеры? —
— взяв за руки, их потащила в диванную и головою взбоднула, пером разрезая портьеру взрыв красных гранатов); не виделось, — кто, сколько: нише, в кровавых тенях.
— Она, встретясь со мною и узнав… — неотчетливо, с тиком шуршала мадам, — обратилась ко мне: в результате чего, — вы мой гость, адъютант Сослепецкий! И то, что отсюда — ответственно; наше свидание в присутствии вас, господа, — она клюнула, — как представителей армии и комитета, — и, — клюнула, — есть неизбежное дело, поскольку задеты; честь родины, — эй, не мешайте, читатель, — и доблестных наших союзников!