Том 4. Маски
Вылизнула из гостиной.
Молчали.
Один Сослепецкий — в переднюю: к ней!
Ну?
А?
Друа-Домардэн?
Вновь построилась корреспонденция носа со щечною впадиной, координируйся с головой: корпус — строился; задержь — окрепла; стиль позы, которою он интонировал, — точно молоссы тяжелые, молотом выбитые: три ударных: —
— дарр! —
— дарр! —
— дарр! —
— вот что есть молосс! Греки древние с ним шли: на бой.
Как прыжком леопардовым, — в дверь!
Сослепецкий, настигнув в передней, увлек в боковой коридор мадам Тителеву: серебро эксельбантов, серебряный сверк эполетов, царапанье шпор Сослепецкого, зыби материи шелковой; и — как барахтанье в шероховатых, коричнево-красных коврах, заглушающих шаг, — в той дыре, куда мороком вляпались пестрые пятна на бронзовом фоне, как шкура боа [62].
Снова вырыв из мрака: тень черной змеи; и — в переднюю снова; за ней — Сослепецкий.
— Я не отпущу вас.
И с синей мантильей в руках, точно вырванной для подаванья, но не подаваемой, отнятой, став серо-синим, — ее умолял:
— Вы — мне скажите… Вы… вы…!
Улыбочка.
— Невероятно!
Пера пируэт.
— Смею я вас уверить, — отдернул мантилью, — что мы не жандармы…
Пятно, — не лицо.
— Политическая группировка и благонадежность, которая интересует полицию, нас не касается; можете нам доверяться; инкогнито смею уверить вас честью военных, работающих с демократией на оборону страны от шантажа и от шпионажа, — инкогнито ваше и лиц, с вами связанных, я сохраню.
Легкий шепот рта: в синее ухо; вскрик, тупо давимый, под горлом.
— Да, да: это — он!
И — юрк: в дверь.
* * *Сослепецкий вернулся в гостиную, где Домардэн им рассказывал —
— осведомлялся, меж прочим, об адресе дамочки; долго записывал: «Тй… тэлэф?… О се нон рюсс!» [63] —
— и вернулся
к Парижу
опять… Жест — интонационен, ритмичен, чуть-чуть патетичен, приподнят на чаше весов; на другой — гиря: задержь —
— о, да, —
— равновесия!
Так и казалось, — нарушится: силищи неимоверные, противоборствуя, грохнут разрывом: —
— баррах! —
— Где Друа-Домардэн?
Клочки фрака дымящегося, горло, вырванное из вспылавшей сорочки, вонь перепаленных волос: удивительное равновесие!
Джулия — слушала; а мадемуазель де-Лебрейль, — ликовала всей позою:
— Мой-то, — каков?
Только выюрк конца бороды, вверх и наискось, к двери, да талия, взаверть поставленная, — тоже к двери, — на миг, на один, будто выдали тайну Друа-Домардэна: прыжком леопардовым —
— в дверь!
С Сослепецким скрестился он взглядами.
* * *Вышли: пан Ян провожал Сослепецкого:
— Вот для чего мы вас выписали.
— Ставка знает?
— Не все: столкновение фактов невыверенных — налицо; выверяете — вы; вы и следователь, и… свершитель, задание может стать миссией; это — от вас: не от нас с Булдуковым, который — себя отстраняет… Старик заливается, попросту, с горя, винцом… На себя одного полагайтеся.
А Сослепецкий поморщился:
— Слово я дал сохранить ей инкогнито; а — между тем среди лиц, под защиту инкогнито вставших, — фамилия, в списке, который везу; коли так, то и разоблачающие Домардэна, — разоблачены; может, с их стороны нападение есть контратака: защита себя…
— Это прежде.
— А то?
— То — потом.
Правосудие — горло орудия
— Рыррр! —
— прошли баталионы: легли миллионы!..
И новые шли миллионы: в поля; в батареях болтали уже: у Антанты солдаты — атласные франты; а мы — на бобах: в батраках.
— Да-с!
* * *Лысастое место; с него виден издали фронт; в ложементах сидели и кашу варили: под праздник; в селе же, по-прежнему, — колокола заболтали:
— Зовет царский колокол, по всей России, — в могилу, в некрутчину: под барабан забирает…
— Там, под барабаном, коли повернешься, — убьет тебя; не довернешься, — убьет тебя; коли вернешься — не выслужишь даже ста реп.
— Служба — чирей в боку.
— Как мамашины прапоры, спервоначалу на фронт Уезжали мазурку отшпорить, скартавить приказ, — да в болота мазурские поулеглись; так-то лучше — спокойнее.
— Ты, погоди, — впереди еще служба-то: жилы порвем, а возьмем, брат, Москву!
Тихо: колокола перестали звонить.
* * *«Рррр» —
— гремит батарея, окрестности брея: чинит правосудие черночугунное горло орудия: взорваны: —
— проволоки,
— бревна,
— брюхи
— и груди.
В бабацах гранат — горлодёры далекие; это штыками процарапались дранцы, царапаясь ранцами в проволоке, вылезая из оболока ядовитого газа; все — в масках…
Штурмуют позицию —
— там, —
— здесь, —
— как серая гусеница,
нервно вздрагивая и натягивая нервно нить, опадает с небес, полетев в небеса —
— колбаса, водородом надутая!..
Что ж это?
Вместо нее — фук дымов: грохоток…
Человек, в ней сидевший, — где он? Да за ним — миллион человеков таких; и их больше, у нас, чем колбас.
В полосах желтоватых жнивья — полоса серовато прошла из частей войсковых руконогов, безглавых, бессильно шагающих в бой по бессочью безродного поля: призыв девятьсотого года…
Народная голь!
* * *Сжавши лайковой белой перчаткой бинокли, в бинокли глядят адъютанты, блестя эксельбантами, корреспонденты Антанты; пищит полевой телефон…
И утонченно архитектонику строя —
— дивизий,
— бригад,
— батарей,
— батальонов,
— в бой брошенных рот — рапортует откормленный корпусный скот: бой благополучен!
Пробриты бригады; разбросаны роты; фронт — прорван; попят — со всех пят!
Тем не менее кто-то кого-то поздравит: отечески, мило, сердечно!
* * *«Бой под Молодечно» — заглавие корреспонденции «Утра России», где — слажено, — сглажено, — схвастано, — спластано, — точно не бой, а цветочки; концовано — Константинополем: «Ликиардопуло» — подпись; и — точка
Соль — в том, что опять уложили в безродное поле: народную голь!
— Ррр!
— Бррр!
— Брр!..
Орангутангом отплясывал танго
Вот «Бар-Пэар»: с неграми!
Тризна отчизне; брызнь света, брызнь струй: брызни жизни! Здесь — все: Зоя Ивис, Азалия Пах, офицеры, корнеты, корсеты, кадеты из организаций Земгора: золотоочковые, лысые, брысые; дамы: не талии — змеи; лакеи и столики; пестрый орнамент просторной веранды; румыны кроваво-усатые, красноатласные: рындын-дын, рын-дын-дын —
— трр-ы-ын —
— дын!
Вот, волоча свои дряби, с губой грибоватой, с тремя подбородками, точно с жабо, с желдачком на носу, — мимо столиков — гологоловый старик; и за ним губоцветная дама; дессу — цвет шампанского, с искрой; с опаловым цветом лица, с горицветными перьями, с пряжек бросающими блеск комет; гиацинтовый глаз!
Сели.
К ним — адвокат Пероковский: пороки описывал так, что перо переламывалось; старичок, облизнувшись, ответствовал животоврясом, не смехом; а дама — сплошным придыханьем грудным.
Это — чех, миллионер, Бездибйль: нагорстал состоянье; теперь горстал доброе имя и честь.
Желтожирую стерлядь им подали.
В ниши, как белые мыши, под темно-лиловые с искрой малиновой выпыхи — белые пальцы, крахмалы и нижние части лиц, выбежав, прячутся — в тень; сели в ниши, чтоб было им тише выглядывать на страстнокрасных румын; блеснь и треснь барабана; а пальцы, дрожа, выдробаты вают.
Дробь ударов: дырр-дырр; да: Друа-Домардэн, друа де л'ом был не в духе: желудок расстроился вдрызг!
Взвизги —
— ввзз —
— ввзз —
— ввзз —
— скрипок: с эстрады! Один эпизод (о, их много!); но все ж не хотелось бы, — нет!