Адам & Адам
Жора хохотнул.
– Как лошадь, понимаешь, да?!.. И чувствую я – что-то в нем не то… А рожа такая компанейская, человечья. Испанская, конечно, но человечья!.. На прощанье обнялись… А утром мне один парень наш сказал – референт из инкомиссии, Наранх-то по-испански знаешь что означает? Апельсин!..
– Ну и что? – со скучающим видом произнес Кожедуб.
– А ничего!.. Мне, между прочим, наплевать!.. Я спокойно отношусь к проблеме…
«Нет, тебе не наплевать!.. – подумал Иван Кожедуб. – И к проблеме ты относишься не спокойно. К ней только мертвый спокойно относится… Разве можно к такому относиться спокойно?!.. Только неспокойствие твое – особенное. Слишком агрессивное!»
4
В ВИАГе
– Может ли такое быть в действительности?.. – задумчиво проговорил академик Шахматов, ученый, специалист по вопросам, связанным с происхождением человека, сотрудник недавно созданного ВИАГ – Всероссийского института антропогенеза.
Должность, которую занимал Шахматов в ВИАГе, была отнюдь не самой высокой – он всего лишь руководил одним из отделов института. Директорствовал же в ВИАГе совсем другой человек. Но если в умах миллионов россиян ВИАГ и ассоциировался с каким-то одним человеком, то им был, безусловно, профессор Шахматов.
Его часто приглашали на телевидение – экспертом на разные ток-шоу. Помимо этого, Шахматов вел научно-популярные передачи… Впрочем, теперешние научно-популярные передачи, по крайней мере те, в которых участвовал Шахматов, не могли не затрагивать острейших политических вопросов. И вот уже имя профессора Шахматова звучит в стенах Государственной Думы – на его мнение ссылаются, его приглашают в качестве эксперта на парламентские заседания. Партии и политические группировки стараются склонить его на свою сторону…
– Видите ли, вы сами прекрасно понимаете, что события развиваются по историческим меркам столь стремительно и столь опрокидывая все предыдущие представления, что говорить «может» или «не может»… Сейчас нужно говорить о том, что есть… – глубокомысленно изрек Александр Оболенский, – молодой тщеславный ученый, ученик Шахматова, сотрудник его отдела.
Саша попал к профессору и вообще в науку не совсем обычным путем. То есть, конечно, и ему была присуща жажда знаний, толкающая молодых людей на стезю ученого, но была Сашина жажда специфической: его интересовало все таинственное, необычное, пугающее, сенсационное. Это всех привлекает, но Оболенского привлекало только такое… Трудно сказать, состоялось бы знакомство Оболенского с профессором Шахматовым, если бы… Цепочка «если» была длинной. Если бы не попалась подростку Саше статейка в каком-то дешевом бульварном журнале про «мокелембембе» – реликтового динозавра, якобы обитавшего в одном из глухих и труднопроходимых районов центра Африки… Если бы не тема динозавров, Саша бы не подошел к тому, что хочет заниматься биологией. Почему биологией?.. Да потому, что вдобавок к динозаврам он узнал про древнюю расу богов, якобы существовавшую когда-то: древние люди девятиметрового роста, Шамбала, утерянные таинственные знания предков, Тибет… Отсюда появился интерес к происхождению человека. Естественно, вопрос, как и все остальные темы, Оболенский рассматривал исключительно через призму загадочного и щекочущего нервы. Тут Сашино воображение опять захватила Африка – впечатлительный подросток еще со времен статейки про «мокелембембе» относился к этому континенту с мистическим ужасом. «Мокелембембе», про которого никто не знал, есть он или его нет, оказал вполне реальное воздействие на мозги подростка, живущего за многие десятки тысяч километров от предполагаемого места обитания динозавра. Помимо «мокелембембе» Сашина голова к тому времени уже была забита людьми-зомбе, колдунами, похищающими мужские половые органы, вуду… Повыкапывав информацию откуда только можно – тут были и журнальчики, и Интернет, и старые книжки, Оболенский нашел историю происхождения человека весьма занимательной и исполненной пугающих смыслов…
Когда Саша прочел старые книжки, которые выкопал из пропыленного книжного шкафа, у него в голове сложилась определенная картина…
Несколько миллионов лет назад на нашей планете жили обезьяны, основное достоинство которых заключалось в том, что они очень ловко лазили по деревьям. Сами они развились из каких-то лемурообразных существ, которые тоже лазили по деревьям, правда не столь умело, и питались пойманными насекомыми. Поэтому, как с некоторым разочарованием и обидой узнал Саша, зубы человека походят не на зубы красивого и благородного хищника (к примеру, льва, тигра или, на худой конец, волка), а на зубы поедателя насекомых… Саша представил себя размалывающим зубами таракана или муху, и ему стало тошно, хотя при этом он и не мог не отметить, что размолоть таракана человечьими зубами будет не в пример удобней, чем, скажем, львиными… Но вот разрывать жертву на части львиными зубами, конечно, удобней…
– Но ведь и об этом мы, строго говоря, не можем говорить, – продолжал рассуждать Оболенский. – Ведь никто не знает, что же на самом деле есть в действительности… Сколько было за последнее время всяких сенсационных сообщений, которые на самом деле оказывались лишь попытками спекулировать на теме…
– Да, здесь я с вами полностью согласен, – проговорил профессор Шахматов.
5
Кожедуб и сам не мог понять, когда это произошло, но вдруг с каким-то болезненным чувством признался себе, что с какого-то момента начал испытывать совершенно необъяснимое, но постоянно усиливавшееся чувство тревоги.
Он по-прежнему был на месте убийства, хотя собственное пребывание здесь казалось ему если и не совершенно бесполезным, то в значительной степени испорченным непрерывной болтовней Бухенвальда, не отходившего ни на шаг. Норицын был влиятельным депутатом, руководителем фракции, и, конечно же, как сотрудник парламентского агентства расследований, Кожедуб не мог просто так взять и не обращать не него внимания. У Жоры была собственная совершенно очевидная цель: подтолкнуть САГЕН к вполне определенному направлению расследования. Кожедуб знал, что с раннего утра, с того момента, как Апельсин был найден мертвым у себя на вилле, на руководителей САГЕН оказывается серьезное давление со стороны фракции Бухенвальда.
Кожедуб не был впечатлительным человеком, повышенной эмоциональностью не отличался, и потому собственная теперешняя нервозность оказалась для него неприятным сюрпризом. И связана она была вовсе не с Жорой…
«Однако! А все-таки есть в этих Апельсинах и Мандаринах что-то эдакое: чуждое, запредельное. Когда с ним сталкиваешься, оно исподволь, но вполне ощутимо напрягает психику!» – подумал он.
Сделал еще несколько шагов прочь от подъезда и, наконец, зажег сигарету. Слава богу, Бухенвальд не курил, и Кожедубу под предлогом того, что неудобно курить в доме некурившего покойного, удалось сбежать от его назойливого общества на улицу. К тому же в доме работала следственная бригада…
Как это ни странно, но Кожедуб до сих пор близко не сталкивался с обладателями фруктовых фамилий. В САГЕН таких не было: во-первых, их бы никто туда не принял, хотя никакого закона, запрещающего делать это или, наоборот, позволявшего не делать этого, не существовало, а во-вторых, и это, пожалуй, было главным, они бы сами ни за что не пошли туда работать – будучи одним из элитных сотрудников агентства, зарплату Кожедуб получал весьма скромную…
Чувство тревоги, которую испытывал Кожедуб, усилилось. «Что за черт!» – подумал он. – «Нет, конечно, все эти фруктово-цветочные люди – явление достаточно странное, но ведь не испытываю же я никакой особой тревоги, когда хожу по городским улицам. А там их немало!.. А вот здесь их, насколько я понимаю, сейчас нет ни одного… Был один, да убили…»
Кожедуб отошел еще дальше от подъезда и принялся рассматривать просторный загородный коттедж Апельсина: ничего особенного, коттедж как коттедж! Вполне стандартный: островерхая крыша, крытая красной черепицей, белые стены, высокие стрельчатые окна, – проектировавший его архитектор был явно неравнодушен к готике… Однако такой коттедж можно представить принадлежащим современному человеку любой нации и любого цвета кожи. Никакой особой мрачности, никаких специфических черт в коттедже не было… Ничего, способного вызвать тревогу…