Шанс дождливого безумия
При его появлении двое мужчин, сидевших по разные стороны обычного для подобных помещений белого стола, встрепенулись.
– ...И вот все прахом! – закончил фразу тот, что был одет в белый халат и держал локти на разложенных по столу медицинских картах, бланках, толстых справочниках. Его лицо отчего-то приняло испуганное выражение. Однако голос второго мужчины, похоже старшего в комнате, прозвучал уверенно, выдавая привычку командовать:
– Кого вам?
– Доктора Смолянского, – ответил Алексей и притворил за собой дверь.
– Так... – словно ждал момента целый день, произнес мужчина и поправил галстук. На нем был серый, под цвет глаз, новый костюм, а черные ботинки блестели даже в неярком свете осеннего дня.
– Доктор Смолянский – это я, – прищурившись, отрекомендовался он. А через мгновение, устыдившись суровости, дружелюбно улыбнулся. – Все бы такие аккуратные, как вы... Получил повестку – пришел. Сделал дело – гуляй смело!
– Знаете, тороплюсь в редакцию. Я корреспондент, гулять некогда, – прервал его Алексей.
Однако Смолянского не испугал подобный поворот в разговоре. Видимо, был чужд настороженности, с которой встречают журналиста иные люди.
– Препятствие легко устранимо, – неожиданно для .Алексея, с еще большим напором произнес он. – Если боитесь опоздать, дадим справку. И тогда точно – гуляй целый день!
– Вы не поняли, меня ждут дела. Важные. Не школьник, чтобы прогуливать, – возмутился Алексей, но Смолянский уже взял его под локоть и потащил из кабинета.
Сидевший за столом врач тем временем принялся шлифовать пилкой ногти, словно происходившее не имело к нему отношения.
– Куда вы меня ведете? – спросил Алексей, когда они оказались в коридоре.
– Не шумите, на улицу, – ответил доктор Смолянский, наконец-то отпустив молодого человека.
Они действительно прошли мимо дежурного офицера, который при их появлении даже не поднял головы от книги, и оказались на ступеньках главного входа.
– Что все это значит? – в голосе Алексея зазвучали нервные нотки. Он посмотрел по сторонам, но ничего примечательного, кроме черной «Волги», стоявшей чуть в стороне от подъезда, не заметил.
– Понимаете, – Смолянский резко взмахнул рукой, и водитель «Волги» завел мотор. – Для одного эксперимента нужен человек с наблюдательностью журналиста и здоровьем пилота. Вы подходите...
Машина подкатила к ступеням и резко затормозила. Водитель услужливо приоткрыл заднюю дверцу. Алексей понял: лучше спастись бегством. Мысленно прочертив путь к свободе между «Волгой» и ближайшими кустами, было сделал шаг в сторону от Смолянского, как тот железной хваткой вцепился ему в руку и потянул к машине.
– Обследуем на спецоборудовании. Может, не подойдете... Это не долго! – забормотал он скороговоркой. Глаза из бархатно-вежливых стали затравленными, словно у человека, вымаливающего прощение, догадываясь, что не получит его.
– Отпустите! – вскрикнул Алексей, краем глаза следя за водителем, в спешке вылезавшим из черной легковушки.
Алексей рванулся в сторону, рукав куртки угрожающе треснул. И одновременно из дверей военкомата вышли, о чем-то оживленно беседуя, два майора.
Смолянский выпустил рукав, шофер замер.
– Я слишком занят. И очень нездоров! Извините! – выпалил Алексей и быстро пошел прочь. Спиной чувствовал: Смолянский, не двигаясь, смотрит вслед.
«Идиоты!! – проносилось в голове у Алексея. – Чертов военно-промышленный комплекс! Нашли игрушечки... Не подопытный кролик».
Случившееся казалось теперь настолько комичным, что он рассмеялся. – Доктор Смолянский, здоровье пилота... Полный бред! Расскажешь – не поверят.
Майоры, шагавшие за Алексеем, завернули в кафе «Блинная».
***Серая, брежневского периода, башня, сразу произвела на Алексея неприятное впечатление: с просторными балконами, на многих этажах забитыми никчемной рухлядью, с серыми подтеками, которые образовали на стенах не прекращавшиеся вторую неделю дожди, – походила на гигантскую колымагу старьевщика, сделавшего здесь короткую остановку. К тому же, – Алексей обратил внимание, – перед единственным подъездом стоял канареечно-желтый милицейский «Уазик» – его ребристые протекторы залеплены свежей грязью.
«Бр-р!» – ночью неожиданно похолодало, и теперь Алексей зябко поправил воротник плаща. Казалось, вот-вот посыпется мокрый, тающий при соприкосновении с землей, снег.
Он толкнул дверь подъезда. На второй, внутренней двери разломанный, исцарапанный неприличными словами кодовый замок. В середине кнопочного пульта – здоровенная вмятина: сплющенные кнопки наводили на мысль, – саданули увесистым предметом. Скрипнув, внутренняя дверь распахнулась.
В подъезде пахло сигаретным дымом, паром из подвала и пролитым вином. Алексей вызвал лифт. Загодеева жила высоко.
Обычно в последние минуты перед встречей его охватывала нервная, возбужденная дрожь, – каждая клеточка существа готовилась к атаке. Ловкий, хитрый, продумывающий очередной жест, слово, – в подобные мгновения Алексей собирался как никогда. Будто ловец перед решающим броском сети. Сегодня же этого не было, ночь накануне не прошла даром. И теперь действовал больше на уверенной, выработанной опытом привычке, а не на вдохновении.
Не потому ли Алексей не сделал правильного хода, когда лифт остановился на этаже. Ведь в проеме раскрывшихся дверей показался милиционер. Алексею следовало вторично утопить кнопку, словно исправляя случайную ошибку техники. Уехать вверх или вниз, постараться покинуть дом. Но никак не выходить на этаж.
Привычка подвела: глядя на милиционера, вышел из лифта, будто перед ним стоял не страж порядка, а любовница, навещаемая не впервые. За спиной сомкнулись автоматические двери. Милиционер смотрел на него заинтересованно и не отрываясь, – даже пепел с сигареты забыл стряхнуть. Тот осыпался на форменный китель. Дверь квартиры, украшенная стилизованной табличкой – сорок семь – была приоткрыта.
«Влип! – осознал, впрочем, без страха, Алексей и следом голова заработала лихорадочно. – Только не надо бестолково лепетать: ошибся домом... Пришел по объявлению... Выложить правду – корреспондент. Пусть кто-либо докажет, что именно теперь мне не потребовалась срочная информация от Загодеевой!»
Он без колебаний прошел в квартиру. Краем глаза заметил – милиционер двинулся за ним.
В залитой светом комнате, – прямо напротив входа, – на стульях расположились понуро опустивший голову молодой мужчина, обутый в домашние тапочки, Татьяна,– левый глаз подбит, лицо заплаканное, – за столом– другой милиционер, сосредоточенно составлявший протокол. На середине комнаты стоял дешевенький матерчатый чемодан в красную клетку. Бока его оттопыривались.
Алексей на мгновение задержался, но милиционер, прежде куривший на лестничной площадке, грудью втолкнул его в комнату.
Другой милиционер, писавший за столом, вопросительно посмотрел сначала на Алексея, потом – на старичка и старушку, стоявших возле стены. Из коридора увидеть их было невозможно.
– А этого мы не знаем... – подобострастно тараща глаза на слугу закона, прошамкал беззубым ртом старичок. – Врать не станем. Верно, Дуня? – он повернулся к бабульке.
– Не станем, – живо откликнулась та. – Когда, значит, они тут хулиганили... Это... когда мы вас вызвали... Двое за стенкой орали: он (старушка кивнула на молодого мужчину в тапочках) да Танька, прости ее, Господи! А более никого слышно не было! Врать мы не будем. Зачем напраслину наговаривать? Раз не было, значит не было... – она хотела сказать еще что-то, но милиционер, оформлявший документ, строго взглянул на нее, и бабулька умолкла.
В этот момент Татьянин муж, – без сомнения, это был он, – только что сидевший, глядя в пол, резко вскинул глаза, уставил исподлобья на Алексея. В зрачках поблескивали злые огоньки.
– Загодеев, гражданин вам знаком? – спросил мужа стоявший за спиной у Алексея милиционер.
– Ах ты, сука!.. – прозвучало вместо ответа. – Вот для кого она в такую рань постелила... Вот же, вот! – закричал он и попытался вскочить со стула.