Обольстить грешника
Пинч переложил стопку белья на верхнюю полку шкафа.
— Вы будете сегодня дома, милорд?
— Увы, нет. У меня еще есть дела.
— Ваше дело касается того человека, который сидит в Ньюгейтской тюрьме?
Джаспер перевел взгляд с потолка на своего камердинера. К обычно бесстрастному выражению на лице Пинча добавился чуть заметный прищур глаз, что у Пинча выражало беспокойство.
— Боюсь, что да. Скоро суд, и Торнтона наверняка приговорят к повешению. Когда его не станет, с ним умрет и все, что было ему известно.
Пинч подошел к нему с большой купальной простыней.
— Всегда считалось, ему есть что рассказать, — заметил Джаспер, выходя из ванны и закутываясь в простыню.
— Да, так всегда считалось, — подтвердил мистер Пинч. Все так же прищурясь, он наблюдал, как Джаспер вытирается.
— Простите меня, милорд, я не люблю говорить о том, чего не следует говорить на моем месте…
— Но ты все равно скажешь, — проворчал Джаспер. Камердинер, словно не слыша его, продолжал:
— Однако меня беспокоит, что вы становитесь, просто одержимы этим человеком. Он известный лжец. Что заставляет вас думать, что теперь он скажет правду?
— Ничего. — Джаспер отбросил полотенце и, подойдя к стулу, на котором лежала его одежда, начал одеваться, — Он лжец, насильник, убийца, и только Богу известно, кто еще. Только дурак поверит его слову. Но я не могу допустить, чтобы его повесили до того, как я попытаюсь узнать от него правду.
— Боюсь, он играет с вами ради собственного развлечения.
— Бесспорно, ты, как всегда, прав, Пинч, — сказал Джаспер, не глядя на своего камердинера, поскольку в это время он натягивал через голову рубашку. Он встретил Пинча после истребления Двадцать восьмого полка у Спиннерс-Фоллс. Пинч не участвовал в той битве. И у него не было потребности выяснить, кто предал полк. — Но это не имеет значения. Я должен идти.
Пинч принес ему башмаки.
— Хорошо, милорд.
Джаспер сел, надевая башмаки с пряжками.
— Не расстраивайся, Пинч. Этот человек не проживет и недели.
— Как скажете, милорд, — тихо отозвался Пинч, приводя ванну в порядок.
Джаспер в молчании закончил одеваться и подошел к туалетному столику, чтобы зачесать назад волосы. Пинч расправил его камзол.
— Надеюсь, вы не забыли, милорд, что мистер Дорнинг снова просил вашего присутствия на землях Вейлов в Оксфордшире.
— Черт! — Дорнинг был управляющим его землями и несколько раз обращался к нему с просьбой помочь разрешить земельные споры. А он все отказывал этому бедолаге из-за свадьбы, а вот теперь… — Дорнингу придется подождать несколько дней. Я не могу уехать, не переговорив, с братом мисс Флеминг и самой мисс Флеминг. Пожалуйста, напомни мне о нем еще раз, когда я вернусь.
Джаспер нырнул в свой камзол, схватил шляпу и вышел из комнаты, прежде чем Пинч успел что-либо возразить. Он сбежал с лестницы, кивнул дворецкому и вышел из дверей своего лондонского дома. У дома его ожидал один из конюхов с Белл, крупной гнедой кобылой. Джаспер поблагодарил конюха и сел в седло, успокаивая шарахнувшуюся в сторону лошадь. Улицы были полны народу, и лошадь шла медленным шагом. Джаспер направлялся на запад, туда, где над невысокими строениями возвышался купол собора Святого Павла.
Шумный многолюдный Лондон ничем не был похож на далекие дикие леса, где все и началось. Он хорошо запомнил высокие деревья и водопады: шум ревущих потоков воды не мог заглушить крики умирающих солдат. Прошло почти семь лет с тех пор, как он, капитан армии его величества, сражался в североамериканских колониях с французами. Двадцать восьмой пехотный полк возвращался после победы у Квебека, цепочка солдат растянулась вдоль узкой тропы, вот тогда-то на них и напали индейцы. Солдаты не успели занять оборонительную позицию. Меньше чем через полчаса весь полк со своим полковником погиб, а Джаспер и еще восемь человек были схвачены. Их повели к индейскому лагерю вайндотов и…
Даже теперь ему было невыносимо вспоминать об этом. Время от времени тени этого прошлого зримо вставали перед ним, будто он видел их краем глаза. Он много думал об этом: прошлое умерло и похоронено, но не забыто. Полгода назад, выйдя через балконные двери бального зала на террасу, он увидел Сэмюела Хартли.
Хартли, в прошлом капрал, был одним из немногих, кто выжил в той бойне. Он рассказал Джасперу, что некий предатель в их полку выдал расположение полка французам и их индейским союзникам. Джаспер вместе с Хартли нашел долго разыскиваемого убийцу, который выдавал себя за одного из павших у Спиннерс-Фоллс — Дика Торнтона. Джаспер так и называл его — Торнтоном, хотя он был уверен, что это не настоящее его имя. Сейчас он находился в Ньюгейте по обвинению в убийстве. Но в ту ночь, когда Джаспер с Хартли его поймали, Торнтон утверждал, что предателем был не он.
Джаспер сжал коленями бока Белл, объезжая тележку, груженную фруктами.
— Купите сладкую сливу, сэр, — предложила ему стоявшая рядом с тележкой хорошенькая темноглазая девушка. Она кокетливо изогнула бедро, протягивая ему фрукты.
Джаспер одобрительно усмехнулся:
— Могу поспорить, она не такая сладкая, как твои яблочки.
Смех девушки еще слышался ему, когда он ехал по запруженной людьми улице. Он мысленно вернулся к своему делу. Как совершенно справедливо заметил Пинч, Торнтон отъявленный лгун, и все же Хартли никогда не сомневался в вине Торнтона. Джаспер усмехнулся. Что с него взять, Хартли был занят своей новой женой, леди Эмелин Гордон, первой невестой Джаспера.
Джаспер поднял голову и увидел, что подъезжает к Скиннер-стрит, которая вела прямо к Ньюгейт-стрит. На дороге возвышались вычурные внушительные ворота тюрьмы. После Большого пожара тюрьму перестроили и украсили подходящими к месту статуями, изображавшими мир и милосердие. Но чем ближе к тюрьме, тем более зловещей становилась атмосфера. Воздух, казалось, потяжелел от запахов человеческих экскрементов, болезней, гниения и отчаяния.
В одной из арочных опор находилось помещение смотрителя. Джаспер спешился в наружном дворе.
Стражник, прислонившийся к двери, выпрямился.
— Снова к нам, милорд?
— Как фальшивое пенни, Макгинис.
Макгинис тоже был ветераном армии его величества и потерял глаз в какой-то чужой стране. Голова у него была перевязана скрывавшей дыру тряпкой, но она сползла и стал виден красный шрам. Он кивнул и крикнул в сторожку:
— Эй, Билл! Снова приехал лорд Вейл. — Он повернулся к Джасперу: — Билл выйдет через пару минут, милорд.
Джаспер кивнул и дал стражнику полкроны — гарантия того, что, вернувшись, он найдет свою лошадь там же, где ее оставил. При первом же посещении этого ужасного места он сообразил, что щедрый подкуп стражников намного упрощает дело.
Вскоре из караульного помещения появился Билл, коренастый невысокий человечек с копной густых седых волос. В правой руке он держал знак своей должности — большое железное кольцо с ключами. Невысокий человечек повел плечом в сторону Джаспера и направился через двор к главному входу в тюрьму. Тяжелая, огромная тюремная дверь была покрыта резьбой с изображением наручников и украшена библейской цитатой: «Venio sicut fur» — «Я прихожу как вор». Билл оттолкнул плечом стоявших у входа охранников и ввел Джаспера внутрь.
Здесь воздух был еще тяжелее — застоявшийся и неподвижный. Билл провел Джаспера длинным коридором, и они снова вышли из здания. Затем пересекли большой двор, где заключенные бродили кругами или собирались в кучки, словно мусор, выброшенный волной на особенно отвратительный берег. Они прошли еще через одно небольшое здание, а потом Билл повел его по лестнице, кончавшейся камерой для приговоренных к смертной казни. Она располагалась под землей, словно для того, чтобы осужденные получили представление об аде, где им скоро предстоит остаться навсегда. Мокрые ступени были стерты ногами множества страдальцев.
В подземном коридоре было довольно темно — узники покупали свечи за собственные деньги, а цены были высокие. Какой-то мужчина напевал тихую тоскливую погребальную мелодию, время, от времени повышая голос. Кто-то кашлял, два голоса тихо ссорились, но в целом здесь стояла тишина. Билл остановился перед камерой, в которой находились три человека. Двое играли в карты при дрожащем свете единственной свечи. Третий стоял, прислонившись к стене около решетки, и выпрямился, завидев их.