Иллюзия свободы (СИ)
Она грузила пакеты из стоящего по соседству супермаркета в пикап, обеспокоенно посматривая в их сторону. Кали подошла к кому-то из толпы и, видимо, спросила, что случилось. Когда ей отвечают, она испуганно прижимает ладонь ко рту, и Кайл вдруг сразу понимает, что если Суарес и придёт «мстить», то не к нему, а к ней.
Хантер в какой-то необъяснимой, немой прострации, обтекаемый со всех сторон спешащими, напуганными людьми, смотрит, как она садится за руль, как дёргает рычаг передач и трогается с парковки. Перед выездом Кали ловит его взгляд, словно чувствует, что на неё кто-то смотрит, и тут же раздражённо отводит глаза. Она его помнит, и Кайл отчего-то решает повременить со значком. Ещё пригодится.
<center>***</center>
Этот вечер грозится стать одним из самых неспокойных. Сегодня много пьют, выясняют отношения, орут и дерутся, благо, что на улице, иначе вся сегодняшняя выручка ушла бы на ремонт и закуп посуды. Девочки Раисы работают без продыху, и Кали всё сильнее и отчётливее чувствует беспокойство. В вопросах ведения нелегального бизнеса Кали — теоретик и с удовольствием бы им оставалась, если бы жизнь не прижала её к стенке. Доходы от деятельности Раисы составляют почти треть её ежемесячной выручки, такая вот нехитрая бухгалтерия доказывает, что работая честно, Кали с долгами не справится. Ещё и срок лицензии на продажу алкоголя истекает в следующем месяце. Полнейшее дерьмо.
Грохот опрокинутого стола заставляет выронить из рук счета и выскочить из маленького закутка, где располагался её кабинет. В центре зала не на шутку сцепились двое, Кали готовится помахать пистолетом из-за стойки, но резкое движение слева перехватывает её внимание. Кто-то высокий и жилистый несколькими точными движениями опрокидывает пьянчуг на пол. Один, подняв перед собой руки в знак безоговорочной капитуляции, отползает за перевернутый стол, второй продолжает сопротивляться, но получает от неизвестного ногой под дых.
— Пасть закрой, я полицейский. — отчётливо слышит Кали, когда тот склоняется над ним, прижимает ему голову к полу и заламывает руку. Она узнаёт этот голос. В её заведении снова этот проклятый патрульный, будь он неладен.
Кайл почти час мусолил выдохшееся пиво, разыскивая хозяйку бара взглядом. Спросить о ней напрямую у официанток или барменши он отчего-то не решался. Хантер не знал, что сказать ей, как донести до неё то, что с выходом Суареса на свободу ей грозит опасность и как она должна теперь себя вести, и самое главное, как доказать, что его помощь искренна и ему ничего не нужно взамен. Он сам не знает, отчего так вцепился именно в неё, почему его необъяснимая жажда робингудства носит такой точечный характер. Кали Рейес не единственная в этом районе, кому нужна помощь, но она оказалась единственной, кому он действительно мог помочь, имея на руках информацию и нужные связи, и, самое главное, очень хотел. Наверное, его подстёгивало всё то же чувство вины, которое порой руководило им не хуже базовых инстинктов.
«<i>Ты слишком сознательный, Кайл. Много на себя берёшь»</i>
И ещё это чувство бешеной злости, которую он никак не мог утихомирить. Она ломала ему кости и даже два часа в спортзале и спарринг с сержантом, которого он завалил дважды, не сумели помочь.
«<i>Сходи в бордель, Хантер. Чёт ты злой, как собака»</i>
И сейчас, выволакивая пьянчугу за порог, Кайл чувствует, что готов стереть ему лицо о ближайшую кирпичную стенку да так, чтобы оголить ему носовой хрящ, чтобы запихать ему в глотку обломки его же собственных зубов, чтобы услышать его жалобное вытьё — этого крутого парня, которыми обычно становятся после пары шотов. Не отпускает. Вариант нажраться крепкого дома, в одиночку, как последний алкаш, а после завалиться спать, прельщает его всё сильнее и сильнее, но и здесь не факт, что состояние это пройдёт. Скорее, лишь притупится до очередного повода, который однозначно не заставит себя долго ждать.
— Опять вы.
Досада в голосе Кали вонзается ему в спину. Кайл отпускает мужика, позволяя ему уползти вдоль канавы восвояси, и разворачивается к ней. Наверное, у него бешеные глаза, потому что Рейес делает шаг назад, вверх по лестнице, с которой только что спустилась.
У неё сердце грохочет в глотке не сколько от потасовки, сколько от присутствия этого дурного копа в её личном пространстве. Точно отбитый, с башкой не дружит совсем, слов не понимает, снова лезет к ней со своей помощью, снова причиняет справедливость и навязывает своё добро с кулаками. Она бы справилась, как справлялась много раз до этого, и чувство благодарности, которое едва начало теплиться у неё в душе, смывает потоком раздражения.
— Вы сюда подраться ходите?
— У вас охрана есть? — спрашивает Кайл резче, чем собирался.
Адреналин всё ещё блуждает по венам, заставляя рявкать и дёргаться, словно бойцовому псу на цепи. Он отчего-то избегает смотреть ей в глаза да и вообще темно, чего пялиться-то, ничего не видно.
— По вызову приезжают, — Рейес сжимает в кулаке прямоугольник мобильного телефона, предназначенного для связи с пехотой «Кобрас». Она воспользовалась им лишь единожды и после, отвалив сотню за выезд плюсом к ежемесячной выплате по долгу отца, поняла, что пора прекращать быть домашней неженкой. Оружие есть, руки на месте, вытащить вусмерть пьяного забулдыгу за шиворот не такая уж большая проблема. А синяки заживут.
— Каждый вызов сверху оплачивается? — едко интересуется Хантер, заранее зная ответ. Ему всю эту систему объяснять не надо, ненасытность блядского Гарсии не знает границ ни в чём. Чуть успокаивает лишь то, что брат так не поступает. У Хантеров есть какой-никакой кодекс правил: на их территории не находят убитых женщин с пакетами на голове, с их территории практически не поступают вызовы по изнасилованиям, коммерсанты, работающие на их земле, не выглядят жалко и запуганно. У Гарсии в почёте лишь собственный член и кошелёк, и Хантер рад бы его закрыть, только толку, если те, кто над ним, способны вытащить его за шкирку из любого дерьма. Гарсию остановит только могила, но Кайл до боли в груди не хочет, чтобы брат марал об него руки.
— Как вас зовут? — Кали выходит из темноты, пересекает ржавый кружок света от уличного фонаря, становится прямо напротив, складывает на груди руки в жесте защиты. Она прячет фигуру за бесформенными штанами, которые висят на бёдрах и от того делают талию ещё тоньше, густые чёрные волосы прячет в безобразный, съехавший набок пучок. Её яркие даже без капли косметики черты чуть припорошены серой усталостью от бесконечной работы в прокуренном помещении, но даже при всём дрянном положении дел нет в ней этой блядской заискивающей поволоки во взгляде, которую Кайл так часто наблюдал у женщин, чья жизнь оказалась тонким слоем размазана по дну.
— Кайл. Кайл Хантер.
— Послушайте, Кайл, если вы ещё способны слышать человеческую речь… — Громко хлопает дверь и Кали вздрагивает, начисто забыв обвинительную речь, которая так и норовила слететь с языка вместе с абсолютно безотчетным «Пошёл к чёрту». Она пугается и того, что ровно так же безотчётно делает шаг к нему ближе, словно желая встать ему за спину и спрятаться. Это противоречие сбивает её с толку. Разум и инстинкты приходят в раздрай, когда она слишком долго смотрит ему в лицо, в светлые глаза, неловко опущенные, скрытые по-детски длинными ресницами. Когда замечает, какие правильные у него черты и что взгляд у него — взгляд человека, а не оборзевшего животного, честный и живой. Рейес редко ошибается в людях, но какой от всего этого толк?
Она облизывает сухие губы, которые начинают блестеть в свете уличных огней, и у Кайла зубы сводит. Уйти или, наконец, начать говорить — выбор невелик, но выбрать надо, иначе это некстати возникшее ощущение вот-вот заполонит всё нутро. А ведь сержант был чертовски прав! Хантер сжимает и разжимает кулак, беспокоя разбитую кожу на костяшках, чтобы болью приглушить вожделение, растущее со скоростью ветра, при одном лишь взгляде в растянутый вырез её футболки.