Вкус вишнёвой лжи (СИ)

Элли.
С тихим стоном падаю на подушку, проклиная всех на свете. Отвечаю на вызов и подношу мобильник к уху.
— Ирка! Просыпайся!
Я морщусь, не в силах снова разлепить веки. Сегодня у меня единственный выходной на этой неделе, так что я хотела провести его дома. Сладко посапывать в объятиях сна и забыть о существовании всех на свете. Пусть мир провалится в ад, всё равно. Просто оставьте меня в покое.
— Ирка-а-а!
— Ну, что? — невнятно бормочу, собираясь с силами, чтобы хоть что-то произнести.
— Просыпайся, солнце моё! — её голос бодрый и радостный.
Хотя, почему бы ей не радоваться? У неё богатые родители, куча денег, трать — не хочу. А у меня больная бабушка на плечах и три гнилые подработки. Я даже передохнуть не успеваю, а бодрой быть в девять утра у меня уж точно нет никакого настроения.
Но жаловаться на трудности — это не для меня. Как говорила мама: никто не должен знать, что творится у тебя на душе. Стойко принимай невзгоды, проходи испытания судьбы с гордо поднятой головой и никогда не позволяй кому-либо манипулировать собой с помощью денег. Они не главное в нашей жизни.
Это были её последние наставления, прежде чем она умерла.
У неё был рак. И оставшиеся дни своей жизни мама провела в больнице. Её тело исхудало, волосы выпали из-за химиотерапии, кожа стала серой словно стекло немытого авто.
Мама умерла пять лет назад. Тогда мне было всего двенадцать, но я прекрасно помню, какой ужасно страшной и жуткой она была в последние часы, пока её сердце всё ещё трепетало в груди, из последних сил цепляясь за жизнь.
— У меня выходной, — стону я, переворачиваясь на другой бок и зарываясь в одеяло.
— Ирка! — обиженно бурчит Элли. В последнее время из-за моей летней работы мы с ней почти не видимся. — У меня есть для тебя новости. И мне нужна твоя помощь. Ну, Ир! — почти проваливаюсь в сон, но громкий возглас подруги вытаскивает обратно в реальность. — Ольханская!
— Да не сплю я, — бормочу, медленно, но верно упуская из рук сон.
Умудряюсь даже разлепить намертво склеенные веки.
— Что за помощь? — неохотно спрашиваю.
Элли тут же оживляется.
— Встретимся в нашей кафешке через час, и я тебе всё рассажу! Угощаю!
— Ладно, — вздыхаю я.
Подруга радостно пищит, а потом отключается. Я опускаю руку с сотовым поверх одеяла и долго бессмысленно смотрю в потолок. Мозги не работают, мыслей нет. Хочется закрыть глаза, чтобы хотя бы ещё пять минут поспать, но у меня ничего не получается. Будто спички вставали.
Сажусь будто робот. Свешиваю ноги с кровати. Широко зеваю.
Прежде чем выйти из комнаты, останавливаюсь перед зеркалом и скольжу взглядом по своей заспанной физиономии. Волосы тёмные, растрёпанные. Глаза настолько карие, что даже зрачков не видно. Вид уставший и измученный. Синяки под глазами.
Элли скажет, что я выгляжу отвратительно. Заставит пойти в какой-нибудь дорогущий салон, чтобы сделать причёску, вылечить кожу и получить шикарный массаж.
Я, конечно же, откажусь. Мне и так неплохо.
На кухне меня ожидает сюрприз: отец сидит с кружкой кофе и читает утренний выпуск газеты, которую приносят бабуле. Он в футболке и в джинсах. Обручальное кольцо бросается в глаза сразу же, как только я вижу папу, и внутри меня сжимается отвращение.
— А ты что тут делаешь? — интересуюсь я, заглядывая в холодильник.
— И тебе доброе утро, — бормочет отец. — К бабушке заскочил. Проверить, как она.
— Плохо, — заверяю я. — Лекарства нужны.
— Я деньги оставил в коридоре на тумбочке…
Кривлюсь, сдерживаясь, чтобы не выдавить: «не нужны нам твои деньги», но это было бы глупо даже для меня. Деньги нужны. Очень. Таблетки для бабушки чертовски дорогие, а пенсии не хватает ни на еду, ни на квартплату.
— Ага.
Достаю молоко и хлопья из верхнего шкафчика, только потом вспоминаю, что нужно почистить зубы. Становится лень, и я решаю, что приведу себя в порядок после завтрака.
— Что нового? — безразлично спрашиваю.
Папа знает, что я ненавижу, когда он рассказывает про свою новую жену и их общего ребёнка, поэтому каждый раз, когда я задаю этот бессмысленный вопрос, предпочитает завести тему про работу.
— Парнишка в коме, — хмурится он, делая шумный глоток кофе. — Два дня назад после вечеринки нашли на пристани. Видимо, драка была. Схватили тогда одного, но он молчит как рыба. Ясно одно, точно что-то знает.
— Отпустили?
— Пришлось. Папочка у него богатый, залог заплатил. Дольше держать не было смысла.
Я отправляю в рот ложку с хлопьями и с наслаждением морщусь. Кайф.
— Ну, найдёте… С кем не бывает. Выйдет из комы, вспомнит, кто его так, — пожимаю плечом.
Отец вздыхает и смотрит на меня поверх газеты.
— Сложно всё, — заверяет меня он. — Улик пока нет, свидетелей тоже. А у этого бедняги, что в коме, тоже родители со связями. Требуют, чтобы полиция предоставила им виновника, а иначе грозятся расформировать весь отдел. Вот начальство и наседает.
Я хмыкаю. Богатеи совсем охренели. Властью наслаждаются как кот сырой рыбой. Лучше бы на благотворительность деньги отсылали, чем на залоги. Воспитывать детей надо, а не потакать. Небось ещё и по головке погладили…
Я больше не задаю вопросов, а папа не заговаривает со мной. Он постарел, осунулся, увяз с головой в работе.
Мои родители развелись где-то за год до смерти мамы. Папа изменил ей и ушёл к другой женщине. Они расписались, стали жить вместе. У них родилась дочь. Плюс ко всему у мачехи ещё есть сын от прежнего брака. Вот и живут вчетвером в одной квартире, а я с бабушкой.
Да и мачеха меня терпеть не может, вечно придирается, словно я обидела её до глубины души. Наверное, боится, что отец мне больше внимания будет уделять, чем ей.
В прочем, эта неприязнь взаимна.
На отца я больше не могу злиться. Сил нет. Но отношения между нами всё равно напряжённые.
Раньше я винила его в смерти мамы, мол, она заболела, потому что отец ушёл из семьи, но потом выяснилось, что рак у неё начал развиваться задолго до этого. Никаких признаков не было, а в больницы мама не ходила. А потом резко так, хоп, и слегла.
Вот и всё.
Разобравшись с завтраком, я, наконец, умываюсь, привожу себя в порядок, одеваюсь и двигаю на встречу с Элли. Благо, кафе находится недалеко от моего дома, так что я даже умудряюсь прийти пораньше. Пока жду подругу, заказываю мороженое.
Элли как обычно опаздывает. В прочем, ничего нового.
— Прости-прости, — верещит подруга, когда наконец добирается до меня.
Она ставит пакет из какого-то бутика на стол, широко улыбается и плюхается напротив. Подзывает официанта и заказывает большую порцию мороженого и два стакана вишнёвого сока.
Элли весёлая и заразительная блондинка с глазами цвета серого неба в коричневую крапинку. У неё всегда идеальная дорогая одежда, маникюр и макияж, будто девушка только что вышла из салона.
— Это тебе, — довольно мурлычет она, кивая на пакет.
Я скептично кривлюсь, хватаю пальчиком край и заглядываю внутрь. Там две новенькие лакированные сумочки.
— Сумки? — бормочу я. — Зачем они мне?
— Ну, я просто не знала, какую выбрать, поэтому купила две. Можешь одну забрать, мне не жалко, — продолжает улыбаться своими идеальными белоснежным зубами.
— Не, спасибо. Оставь себе.
Подруга надувается, хватает пакет и ставит рядом с собой на диванчик, чтобы тот не мозолил глаза.
— Почему ты всегда отказываешься? — возмущается Элли. — Может, я хочу сделать тебе подарок, а ты вечно нос воротишь…
Я закатываю глаза, поддеваю ложкой слегка растаявшее мороженое и отправляю в рот. С наслаждением морщусь.
— Мне хватает того, что ты платишь за еду, — улыбаюсь.
Подруга лишь отмахивается.
— Так, зачем ты меня вытащила в такую рань? Сейчас я могла бы сладко спать… Это был мой единственный выходной за всю неделю.
Элли снова улыбается, облокачивается предплечьями о столешницу и наклоняется ко мне, будто боясь, что нас могут подслушать. А мне настолько всё равно, что я даже не скрываю этого.