Поклонники змеи

Ночь была ужасная, все было разрушено, перевернуто.
Вдруг среди этого хаоса бури раздался ужасный крик мучительной агонии, какой человек испускает в минуту страшной смерти.
Вслед за тем поднялись неистовые вопли в горах, и при свете молнии, в нескольких шагах от дороги, наши всадники заметили бесновавшуюся толпу из сотни или более лиц, которые с непостижимою быстротою вертелись, производя какие-то странные жесты. Вдруг все исчезло.
– Вуду! Вуду! – вскричали объятые ужасом всадники.
– Вуду, что это значит? – спросил было де Бираг.
– Молчите, если вы только дорожите своей жизнью! – быстро проговорил Колет таким повелительным тоном, что молодой человек против воли замолчал, несмотря на свою храбрость, объятый инстинктивным ужасом.
Ураганы в тропических странах страшно сильны, но, к счастью, они при этом непродолжительны; иначе эти страны, так одаренные природой, были бы совершенно необитаемы. Несколько минут спустя буря совершенно прекратилась; на небе появилась луна и осветила своим дрожащим светом разоренную бурей местность. Между тем всадники продолжали также быстро ехать и к часу утра достигли наконец усадьбы Жозефа Колета, расположенной почти на полдороге между Порт-о-Пренсом и Леоганом.
В доме все уже спали; не виднелось ни одного огня; метис спрыгнул с лошади и, взяв на руки свою все еще бесчувственную сестру, проговорил, обращаясь к молодому человеку.
– Следуйте за мной, господин де Бираг!
– К вашим услугам, милостивый государь! – холодно ответил тот.
Оба прошли в комнату, где метис, положив сестру на диван, зажег свечи. Потом, обращаясь к де Бирагу, который все еще стоял, скрестив руки, надменно проговорил:
– Ожидаю, милостивый государь, ваших объяснений, которые я требовал от вас!
Молодой человек печально покачал головою.
– Милостивый государь, – отвечал он, – это объяснение должна дать единственно только ваша сестра; если же оно не удовлетворит вас, я всегда к вашим услугам!
Плантатор молча посмотрел на него, потом, повинуясь внезапному движению сердца, вдруг протянул руку со словами:
– Простите меня, друг мой! Но я так страдаю!
– И я так же! – растроганно отвечал де Бираг, крепко пожимая руку друга.
– Вы? – пробормотал Колет с изумлением.
– Подождите, – мягко возразил молодой человек, – объяснения, в котором, я уверен, ваша сестра не откажет вам.
– Хорошо, я подожду! Еще раз простите меня, мой друг!
С этими словами Колет позвонил; через несколько минут явилась молодая негритянка.
– Цидализа, – обратился к ней плантатор, – вашей госпоже сделалось дурно от грозы; помогите ей, а когда она придет в чувство, доложите мне! – И, сделав знак де Бирагу, плантатор перешел в соседнюю комнату, а молодая негритянка занялась своей госпожою.
 
IV. Флореаль-Аполлон
 
Жозеф Колет и де Бираг уже несколько времени сидели рядом друг с другом в комнате, куда они удалились. Всецело поглощенные своими мыслями, они не проронили еще ни одного слова, как вдруг дверь отворилась и вошел негр.
Это был Флореаль-Аполлон, но в каком ужасном виде! С одежды его текли целые ручьи воды, сапоги были покрыты грязью, а шпоры на каждом шагу оставляли кровавый след на паркете. Войдя в комнату, он бросил сбоку подозрительный взгляд на де Бирага и медленно, по обыкновению, направился к плантатору, который, встав при виде его с места и протягивая руку, с нежностью проговорил:
– Вот и вы, Флореаль! Добро пожаловать! Я с нетерпением жду вас, друг мой! Давно ли вы возвратились?
– Я возвратился за пять минут до вас; меня застала в дороге гроза.
– Оно и видно! Но откуда вы теперь?
– Из Гонаив, откуда я выехал в шесть часов вечера.
– А я уже начал беспокоиться о вас, друг мой!
– Правда, мое отсутствие было продолжительно; оно продлилось даже больше, чем я предполагал. Но мне хотелось добросовестно исполнить то поручение, которое вы имели честь мне дать! – проговорил Флореаль с легкой улыбкою.
– Благодарю вас, мой друг! – с жаром вскричал плантатор. – Вы неутомимы, когда дело идет о чем-либо приятном для меня.
– Но разве это не моя обязанность? Не связан ли я с вами узами вечной благодарности?
– Вы ничем мне не обязаны, Флореаль! Мы – молочные братья, мы воспитаны вместе, и, надеюсь, любим друг друга, что вполне естественно. Бог дал мне больше богатства, чем вам, но я пожелал восстановить равновесие и предложил вам пользоваться моим состоянием. Вот и все, ничего не может быть проще.
– Вам легко так говорить, Жозеф, потому что я обязан вам; но я знаю, что мне нужно думать о ваших благодеяниях!
– Право, вы придаете слишком большое значение тому, что мне кажется вполне естественным! – добродушно отвечал плантатор.
– То, что я говорю, справедливо. Я вам всем обязан, Жозеф!
– Не будем спорить, дорогой Флореаль, я хорошо знаю ваше упрямство.
Во все время этого разговора, столь дружественного по виду, в словах негра звучала скрытая ирония и горечь; но его молочный брат, ослепленный своей дружбой и привыкший, без сомнения, к его тону, не придавал этому большой важности.
– Ну, хорошо, хорошо! – добродушно продолжал плантатор. – Перейдем лучше к другому предмету разговора. Вы устали, должно быть; идите, отдохните, а завтра утром мы поговорим с вами о делах.
– Я вовсе не устал, Жозеф, и так как вы все равно не будете спать, то лучше переговорим сейчас.
– Как тебе угодно, милый Флореаль, садись тогда на это канапе и давай беседовать.
– К вашим услугам, – отвечал негр, опускаясь в кресло, вместо того чтобы сесть рядом со своим молочным братом, как тот приглашал его.
– Итак, – продолжал Колет, – вы посетили все плантации?
– Все, начиная с Трех Питонов и кончая Гонаивами.
– Вот что называется добросовестно работать. Вы драгоценный человек, Флореаль! – сказал, улыбаясь, метис.
– Я сделал только то, что я должен был сделать, не более того!
– Да, да, конечно! Итак, все идет хорошо! Жаль, что все это время я был так занят, а то бы мы вместе посетили плантации.
Негр медленно покачал головою.
– Простите мою откровенность, – отвечал наконец он, – но мне кажется, Жозеф, что вместо того, чтобы проводить время в Мексике, вам следовало бы больше заботиться о ваших интересах.
– Как?! – вскричал Колет с изумлением, – разве на плантациях случилось что-нибудь особенное?
Вместо ответа негр обратился к де Бирагу, все еще погруженному в свои размышления и, очевидно, не слышавшему ничего, что говорили рядом.
– Можете откровенно говорить при этом господине, – сказал Колет, заметив его движение, – это один из моих друзей.
– Белый! – пробормотал негр с непередаваемым выражением ненависти.
– Белый, черный или мулат, это все равно, если этот господин мой друг. Говорите же, Флореаль! Вероятно, не все в добром порядке?
– Напротив, я должен вам сказать, что все идет из рук вон плохо.
– Что вы сказали! – вскричал изумленный плантатор.
– Только голую правду, – возразил Флореаль, – мало того, если вы не примете сейчас же надлежащих мер, то будете совершенно разорены.
– Я?! Разорен! Полноте, Флореаль! Да на чем же я разорюсь?
– На всем!
– Как на всем?!
– Да, на кофе, на какао, на сахаре, на хлопке, на акажу…
– И на акажу?!
– Да, самый лучший и самый большой из ваших лесов уже неделю горит.
– Лес горит! Но это ведь страшное несчастье! – проговорил плантатор, на этот раз совершенно серьезно. – Но этот пожар не может быть случайностью, это, очевидно, дело злоумышленников.
– Да, оно так и есть на самом деле! – спокойно ответил Флореаль.
– Нет, я решительно тут ничего не понимаю! – проговорил пораженный плантатор, – кто же мог решиться на это дело? Ведь вы знаете, как хорошо платят у нас рабочим; они должны быть вполне довольны и счастливы.
– О, даже чересчур! – с иронией проговорил негр.
– Как чересчур?! Ну вы, Флореаль, говорите что-то неладное. Подумайте, ведь если бы хоть доля правды была в ваших словах, то это было бы чудовищно.