Верь мне и жди

Ты умолк, задумался или просто устал, а я сочла возможным спросить:
— Почему ты пьешь, ты же за рулем?
Ты улыбнулся:
— Ничего, я в порядке. Сейчас съездим в. Каменку, в местный загс, вернемся, еще посидим, и все выветрится.
Петр Александрович деловито забрался тебе на колени. Ты стал тискать мальчонку, приговаривая:
— Что, герой, музыкантом будешь, как дядька Николай?
— Буду, — ответствовал довольный «герой».
Вы так замечательно смотрелись, что я затосковала. Будет ли у нас ребеночек, сыночек? Еще не поздно… Настя словно подслушала мои мысли:
— Вот своим обзаведетесь, и делайте из него музыканта.
И тогда ты впервые произнес эти страшные слова:
— Нет, своего не будет. Вы что, ребята, мне сорок шесть, кто его растить будет?
Настя с мужем переглянулись, но ничего не сказали, а я не могла больше есть, даже шевелиться не могла, словно меня к стулу приклеили. «А я? — рвалось из сердца. — Про меня ты забыл? Не подумал? Мне тридцать пять, это еще не старость! Как же я? И почему ты не сказал этого раньше, до венчания?» Мое лучезарное настроение ушло, я почувствовала усталость, недосып, тяжесть от съеденного. Та связь, которой незримо связал нас Всевышний, уже не даст мне права что-то переиначить, но куда делось это волшебное ощущение чуда, легкость, эйфория?
Я молчала, силясь не выдать того, что происходило во мне, но Настя, кажется, все поняла. Она смотрела на меня с сочувствием. Я жалко улыбнулась ей, чтобы не давать повода для осуждения моего… мужа. А ты продолжал возиться с ребенком…
Ехать в загс надо было после обеда. Батюшка с матушкой напутствовали нас поскорее возвращаться и продолжить застолье. Я с некоторой тревогой садилась в машину, но вел ты, несмотря на выпитое, ничуть не хуже. Каменка находилась в трех километрах от Дубровки, где мы венчались. Мы быстро доехали, хотя проселочная дорога была далеко не идеальной. Это село оказалось покрупнее. Здесь попадались каменные дома, магазины и коттеджи в современном духе.
Мы подкатили к двухэтажному зданию из белого кирпича, поднялись по ступенькам. Нас встретила заведующая, дородная женщина в облегающем платье, с лентой через плечо. Из других дверей высунулась девичья физиономия и тотчас скрылась. Дама проводила нас в зал, но ты попросил:
— Давайте без церемоний распишемся, а? Где тут подпись ставить?
Дама слегка опешила:
— Ну, если вы так хотите…
Она отвела нас в небольшой кабинет и скомандовала:
— Ваши паспорта!
Потом, расположившись поудобнее за широким столом, взялась заполнять амбарную книгу и свидетельство о браке. Время от времени косилась на обручальные кольца, которые уже украшали наши руки. Мы переглянулись. Ты ободряюще подмигнул мне.
— Распишитесь вот здесь, — обиженно предложила дама, протянув перьевую ручку.
Я быстренько расписалась, ты что-то искал по карманам. Достал очки и водрузил на нос. Я невольно улыбнулась: в очках ты был такой трогательный и какой-то беззащитный. Ты смущенно развел руками:
— Дальнозоркость!
Покончив с формальностями, мы поблагодарили недовольную работницу загса. Она не оттаяла и после того, как ты положил перед ней конверт. Мы выскочили из кабинета, прихватив свидетельство о браке. Нас сразу ослепила вспышка. Какой-то мужичок с тремя фотоаппаратами щелкал нас снова и снова. Ни слова не говоря, ты вырвал из его рук фотоаппарат и стал искать, где в нем скрыта пленка. Мужичок завопил:
— Позвольте, что вы делаете? Вы же все засветите!
— Я это и собираюсь сделать! — пробормотал ты сквозь зубы.
— Но зачем? — удивился фотограф.
— Да, зачем? — спросила я.
Ты остановился и в недоумении посмотрел на меня, потом на фотографа.
— Ты не журналист? — спросил у него.
— Побойтесь Бога, — возмутился мужичок, — я работаю здесь. У нас положено фотографировать жениха и невесту во время бракосочетания. Не хотите, не буду снимать, но зачем же фотоаппарат ломать?
Ты смущенно засмеялся:
— Да ладно, не сердись. — И обратился ко мне: — Мы будем увековечивать это событие?
— Я бы хотела, — ответила я честно.
— Ну хорошо, снимай, — позволил ты. — Но при условии, что это останется между нами.
Фотограф что-то проворчал раздраженно и снова стал щелкать нас. Договорившись о том, что снимки заберет отец Александр, мы отбыли из достопамятной Каменки. Всю дорогу мы вспоминали случай с фотографом и хохотали до упаду.
Когда вернулись в Дубровку, Настя укладывала ребенка на дневной сон, а отца Александра дома не было. Настя попросила подождать, попить чаю, пока Петр Александрович не уснет. Ты усадил меня, сбегал на кухню, поставил чайник на газ. Стол еще не был разобран, только пироги аккуратно накрыты чистыми полотенцами и салфетками. Пока готовился чай, я обследовала стеллажи с книгами. Здесь в основном была собрана духовная литература, но много и русской классики. Ты пересмотрел диски и тоже взялся листать книги, забравшись в кресло. Настя заглянула:
— Я пойду подою корову и вернусь. Не скучайте!
Надо же, еще корова своя! И все сама делает, московская девчонка с музыкальным образованием! Когда Настя вернулась, ты мирно спал, уронив книжку. Мы не стали тебя будить, ушли с чаем на кухню, где хозяюшка занялась разливанием молока по банкам. Я даже обрадовалась возможности остаться с ней наедине. Столько вопросов толпилось в моей голове!
— Вы давно знакомы с Николаем? — начала я, кусая пирог с курицей.
— Ну, Саша с ним в одной группе играл в молодости. Я-то пару раз встречалась с Колей, оба раза он к нам приезжал. Мы здесь пять лет живем, до этого Саша в Москве пытался наладить свое дело, собрать старую группу мечтал, но ничего не вышло. Не сразу он путь свой нашел… — Настя вздохнула, вспоминая о чем-то грустном.
— Наверное, благодаря вам?
— По милости Божией, — просто ответила молодая матушка.
— Не страшно вам было: Москву, все бросить и уехать? — удивлялась я.
— Нет! — улыбнулась Настя. — Здесь мы нужны, у нас замечательный приход. При церкви приют для бездомных с Сашей основали. Кстати, Коля очень помог. — Она помолчала и продолжила, не поднимая глаз от банки с молоком: — Я рада за него, за вас… Вы уж его берегите, таких людей беречь надо, они сами не умеют…
— Да, — прошептала я, тронутая ее словами, — я знаю…
Мы еще долго болтали о разных хозяйственных делах, я выспрашивала все тонкости ведения деревенского дома, записывала разные рецепты, потом все же перевела разговор на тему, в особенности интересующую меня.
— Вас не смущает разница в возрасте?
— Ой, нет, — беспечно махнула Настя рукой. — Я ее не чувствую совсем. Саша — он же как ребенок… Они оба у меня дети!
— Однако у вас маленький сын, для Саши — поздний. Это… ничего? — спотыкаясь, сформулировала я.
Матушка пожала плечами:
— А что тут такого? Я не вижу никакой разницы. — Посмотрев на меня, она все поняла. — Сорок пять для мужчины не возраст. Главное, чтобы мамочка была здорова и способна рожать. А я так, можно сказать, только начинаю.
— Простите меня, Настя, но если, не дай Бог, Саша не сможет поднять ребенка на ноги? Не боитесь?
Молодая женщина улыбнулась:
— Все дается человеку по силам и вовремя. Я ничего не боюсь. И вы не бойтесь. Если Бог даст — рожайте!
— Даже если он против? — кивнула я в сторону горницы.
Настя заговорщически подмигнула:
— В таких делах мужчина не указ.
Я подумала, что матушка абсолютно права, но не могла до конца согласиться с ней.
— Как же без ребенка? — продолжила Настя. — Разве это семья?
Я вздохнула:
— Счастливая вы. У вас все так ясно и просто, на все есть ответ.
— А вы живите с Богом, и у вас все станет просто и ясно. Настя завершила работу и присела к столу выпить чаю.
Она вдруг немного помрачнела, словно что-то вспомнила.
— И у нас, на ваш мирской взгляд, все не просто. Через что пришлось пройти, лучше и не вспоминать. Я ведь едва не потеряла Петра Александровича, когда носила его. — Она перекрестилась. — Тяжело начинали. Саша продал все в Москве, чтобы восстановить церковь. Дом этот купили уж на мои деньги от комнаты в коммуналке. Отношения с местными жителями поначалу были ужасные. Ай, да что там! — Настя снова улыбнулась солнечной улыбкой.