Моряк в седле
Вплоть до того самого дня, когда родился ее сын, Флора Уэллман читала публичные лекции о спиритизме и участвовала в спиритических сеансах. Жители Сан-Франциско запомнили, как с торчащим огромным животом, причудливо одетая, распустив по плечам накладные черные локоны, она стоит на помосте, сгорбившись в три погибели. Им было жаль эту хрупкую женщину – одинокую, покинутую. Несколько раз сердобольные собирали деньги ей в помощь.
14 января 1876 года «Кроникл» снова упоминает – правда, на этот раз несколько мягче – имя Чани: «Сан-Франциско, 12 января, у супруги У. Г. Чани родился сын». Под именем Джона Чани мальчик прожил лишь восемь месяцев, пока Флора не вышла замуж за Джона Лондона.
Джон Лондон, американец английского происхождения, родился в Пенсильвании, учился в сельской школе. В девятнадцать лет, старшим обходчиком участка железной дороги Пенсильвания – Эри, он женился на Энн Джен Кэвит, был с нею очень счастлив и нажил десятерых детей. Лондон ушел с железной дороги, стал фермером. Когда начались гражданская война, он сражался на стороне северян, пока не потерял после тифа одно легкое. После войны он получил около Москвы (штат Айова) участок государственной земли и занялся сельским хозяйством. Он работал плотником и каменщиком, был шерифом и старостой в методистской церкви. По воскресеньям после проповеди он приводил к себе обедать священника.
Вскоре после смерти Энн Джен Кэвит один из сыновей Лондона, играя в бейсбол, получил сильный удар мячом в грудь. Посоветовав отправить мальчика в Калифорнию, климат которой поможет ему поправиться, врач забыл сказать, что на протяжении двух тысяч километров в штате насчитывается несколько климатических районов.
Единственным известным Лондону в Калифорнии городом был СанФранциско. Он погрузил больного сына и двух младших дочерей в поезд и отправился на запад. После десяти дней, прожитых в туманах Сан-Франциско, мальчик умер.
Тогда Лондон выписал из Айовы в Калифорнию супружескую чету – вести его хозяйство и присматривать за девочками. Несколько месяцев муж с женой смотрели за детьми, а потом мужу предложили работу вдали от Сан-Франциско. Супруги уехали, и Лондон снова остался один вместе с дочерьми. Девочек пришлось поместить в Протестантский приют для сирот – платное заведение на Хейт-стрит.
Джону Лондону в те дни было лет за сорок. Все, кто помнит его, говорят, что это был симпатичнейший человек – мягкий, добрый, с привлекательной внешностью. Он еще оплакивал жену и сына, когда один приятель по работе уговорил его пойти на спиритический сеанс.
«Пойди, Джон. Может быть, они дадут о себе знать». Но вместо вестей от старой жены Лондон получил новую.
Нельзя сказать достоверно, |согда встретился Лондон с Флорой – до или после появления на свет ее сына, но о том, что Флора не была замужем за Чани, он, несомненно, знал. Сама Флора, выступая в Чартер Оук Холле с суровыми нападками на профессора – он в то время уже уехал из города, – заявила об этом публично. В то время многие не могли понять, зачем Лондон женился на Флоре. Особенно крепким здоровьем он, правда, похвастаться не мог, зато был обеспечен прекрасно и человек был приятный. Знакомым женщинам он нравился, в особенности хорошенькой актрисе, с которой он по субботам ходил навещать своих девочек в сиротский приют.
Джону Лондону в Сан-Франциско жилось одиноко. По характеру он был семьянин, тосковал о жене и домашнем уюте, хотел, чтоб у девочек была семья, мать. У Флоры был общительный характер, с ней было интересно поговорить, она играла ему на рояле, заполняя тоскливые часы одиночества, ухаживала за ним, когда ему случилось заболеть гриппом. Через две недели после того, как Джон слег в постель, Флора в субботу – день свиданий с родными – появилась в сиротском приюте и сказала девочкам, что отец заболел и что отныне она будет их новой мамой. Девочки не поверили. 7 сентября 1876 года Флора Уэллман поставила подпись «Флора Чани» на брачном свидетельстве и, забрав восьмимесячного сына, переехала в квартиру Джона Лондона в рабочем районе к югу от Маркет-стрит. Когда семейство устроилось, Джон отправился в приют и привел домой дочерей. Старшая, Элиза, была некрасивой восьмилетней девочкой, бесхитростной, очень взрослой и самостоятельной для своих лет. Отец повел Элизу показать комнаты и сказал, что ребенок – ее брат. Впервые в жизни взглянув на Джека, Элиза увидела, что его лицо облепили мухи: Флоре не пришло в голову купить кусок москитной сетки, чтобы завесить младенца Не говоря ни слова, Элиза сделала бумажный веер и села у кроватки отгонять мух В это мгновенье не по годам серьезная восьмилетняя девочка взяла Джека под свою опеку, которую свято соблюдала до того самого дня, когда похоронила прах Джека Лондона на холме, возвышающемся над Лунной Долиной.
Флоре материнские обязанности пришлись не по душе. Беспокойная, темпераментная, легко поддающаяся настроениям, она была слишком занята музыкой, лекциями, спиритизмом. Ей было некогда следить за мальчиком, который в то время начал прихварывать. По совету врача семья переехала из города в сельский район Бернал Хайте.
Флора занялась поисками кормилицы. В доме напротив жила негритянка миссис Дженни Прентис, только что потерявшая ребенка. Она и стала Джеку кормилицей, приемной матерью и другом на всю жизнь. Высокого роста, большегрудая и ширококостая, няня Дженни была черна как уголь. Женщина она была работящая, верила в бога и гордилась своим домом, семьей и положением в обществе. Она брала Джека на колени, пела ему негритянские колыбельные песни, щедро дарила ему всю бурную любовь, какая досталась бы ее собственному ребенку, если бы он был жив. С Элизой и няней Дженни маленький Джек не нуждался в лучшем уходе.
Через год семья опять вернулась в людный рабочий район Натомастрит, 920. К этому времени Джек уже учился ходить, катая за собой игрушечную красную колясочку. Элиза сажала в коляску свою куклу, и Джек катал ее туда и сюда по тротуару. Однажды, придя из школы, Элиза увидела, что кукла разбилась на мелкие кусочки – Флора дала игрушку сыну, но не позаботилась привязать ее к коляске.
Два года Лондоны жили в длинной узкой квартире трехэтажного деревянного дома Флора пустила жильца, его денег за пансион хватило, чтоб нанять слугу-китайца Джон Лондон работал плотником и каменщиком, но работы не хватало: Запад все еще находился в лапах кризиса 1876 года Джон вскрывал упаковочные ящики для большого магазина, позже служил агентом зингеровской компании швейных машин – скромный, но все-таки заработок.
Когда Сан-Франциско охватила эпидемия, Джек и Элиза заболели дифтеритом. Лежа в карантине в одной кровати, дети были при смерти.
Как-то Элиза ненадолго пришла в сознание и успела услышать, как Флора спрашивает у врача: «Скажите, можно их будет похоронить в одном гробу, подешевле?» Пока мать Джека беспокоилась о похоронах, отчим метался по городу в поисках опытной сиделки и врача, чтобы спасти детям жизнь. Услышав, что в Окленде, на той стороне залива, есть врач, который успешно лечит дифтерит, Джон с первым паромом отправился к нему и уговорил приехать в Сан-Франциско.
Доктор прижег белесые дифтерийные язвы, обработал их серой и… двойные похороны не состоялись.
Когда Джек и Элиза выздоровели, семья переехала в Окленд – залитый солнцем сонный пригород Сан-Франциско, который начинал в то время разрастаться Они сняли удобный домик из пяти комнат на Третьей улице. Не довольствуясь случайными заработками Джона, Флора целыми днями пропадала из дому, поглощенная планами быстрого обогащения. Самые большие надежды она возлагала на план, который заключался в том, чтобы продавать владельцам пивных заведений сусальное золото – золотить рамы картин, висящих над стойкой.
Если хозяина не удавалось убедить, что позолоченные рамы выглядят несравненно лучше, Флора взбиралась на стойку и золотила их сама.
Несколько позже в Окленд должна была приехать няня Дженни, чтобы быть поближе к своему «белому дитятке». А пока заботы о ребенке целиком свалились на плечи Элизы, которая стала ходить в школу с ним вместе, иначе ей пришлось бы сидеть дома. Она объяснила учительнице, почему ей приходится приводить братишку с собой Та поставила для него около кафедры деревянный ящик и давала малышу книжки с картинками, которые он сосредоточенно рассматривал, сидя за ящиком, как за партой На школьном дворе четырехлетний мальчуган наслаждался, играя с детьми; Элизе часто перепадало от девочек то яблоко, то какое-нибудь украшение, только бы она разрешила Джеку посидеть с ними.