Происхождение
В сущности, Чарлз мог припомнить всего одну неприятную сцену с отцом, когда в шестнадцать лет его отчислили из школы в Шрусбери за год до окончания курса обучения: не отличник, но и не из самых последних в классе, он и в школе и дома считался безнадежным середняком со способностями самыми посредственными. Тогда его глубоко уязвили слова, сказанные отцом:
- Тебя не интересует ничего, кроме стрельбы, собак и охоты за тараканами, ты станешь позором не только для самого себя, но и для всей нашей семьи.
Чарлз считал такой упрек незаслуженным. Каждое утро в школе, во время богослужения, он повторял про себя заданные накануне сорок - пятьдесят строк из Вергилия или Гомера, усердно учил древние языки и никогда не пользовался никакими шпаргалками. Он упивался Горацием, чьи оды доставляли ему истинное наслаждение. А успеваемость? Он просто не был примерным учеником и не имел ни малейшего намерения им стать.
- Отец, - возразил он, - ты несправедлив ко мне. Об этом разговоре больше ни разу не вспоминалось.
Чарлз, объявил отец, должен будет присоединиться к своему брату Эразму, изучавшему медицину в Эдинбургском университете, с тем чтобы оба его сына смогли стать врачами, как стал врачом он сам, унаследовав эту профессию от СЕоего отца, знаменитого в Англии доктора Эразма Дарвина.
- Из тебя должен выйти неплохой врач, Чарлз. Ведь главное в нашем деле - это уметь внушить к себе доверие. А ты доказал, что умеешь, когда хочешь, этого достичь. Особенно у женщин и детей - помнишь, прошлым летом ты отлично помогал мне в лечении бедняков у нас в Шрусбери.
Чарлз действительно составил тогда подробные истории болезней тех двенадцати пациентов, осмотр которых отец ему поручил. Он указал все до одного симптомы болезни, чем привел доктора Дарвина в изумление, читая ему на сон грядущий свои скрупулезные записи.
- К тому же, - заметил он, - ты прекрасно справляешься с приготовлением прописанных мною порошков.
Похвала отца окрыляла. Доктор Дарвин побуждал его заняться медициной: в сущности говоря, Чарлзу нечего было на это возразить. Возможно, отец прав.
Но вышло все по-иному. Той осенью, в октябре 1825 года, после того как его зачислили в университет и он поселился вместе с братом Эразмом в студенческом общежитии на Лотиан-стрит, где жили около девятисот будущих медиков, Чарлз сразу же записался на курсы по основам медицины, химии и анатомии. С самого начала, однако, его природа решительно взбунтовалась.
Как-то он побывал на двух хирургических операциях в больнице, проводившихся без всякой анестезии (в одном случае пациентом оказался ребенок), и оба раза, не выдержав, сбегал, будучи не в состоянии достоять до конца. Никакая сила на свете не могла бы заставить его вернуться в операционную.
-Не лучше, кстати, обстояло дело и с теоретическими занятиями. О кошмарных лекциях доктора Дункана по основам медицины (о, эти холодные зимние утра, когда так не хотелось вставать!) нельзя было даже вспоминать без содрогания, настолько ненавистны они ему были. Лекции же доктора Монро по анатомии нагоняли на него невероятную скуку.
- Впрочем, таков и сам профессор, - как-то раз поделился с Эразмом Чарлз. - Да и вообще-то говоря, этот предмет не вызывает у меня ничего, кроме отвращения.
- Тогда становись "слушающим врачом", как отец. Он тоже, сдается мне, не очень чтит анатомию, вроде нас с тобой. Зато никто лучше, чем он, не умеет "разговорить" пациента, так что потом ему остается только сидеть и слушать, как тот выкладывает все свои беды. Женщины при этом плачут навзрыд, едва начнут вспоминать о своей горькой доле. Но они принимают безобидные отцовские порошки, и им сразу становится легче. Кроме тех, конечно, кто все-таки умирает.
Чарлз пристально смотрит на брата. У него, единственного из Дарвинов, смуглая кожа. Строение лица правильное, но, как и у матери, подводит нос: переносица вогнута, а ноздри чересчур властные. Редкие пряди волос на макушке он зачесывает слева направо, чтобы хоть как-нибудь прикрыть почти совершенно облысевшую голову. Самое лучшее, что у него есть, это безусловно рот: тонкие губы выдают в нем почти трепетную чувствительность. У брата круглый "шропширский" подбородок отца, заставляющий подозревать наличие твердого характера. Это впечатление, правда, полностью разрушают глубоко посаженные карие глаза, которые глядят не на окружающих, а обращены вовнутрь.
- Рас, сдается мне, что и ты не слишком-то горишь желанием быть врачом.
- Горю? Да о чем ты говоришь! Через год я собираюсь перевестись в колледж Христа, получить там диплом, а потом...
Так, задолго до окончания второго курса, Чарлз понял, что ни за что на свете не сможет стать практикующим врачом. Он признавал, что профессия эта гуманная, но просто не чувствовал себя способным ею заняться, хотя его дед и отец успешно делали это в общей сложности уже семьдесят лет.
Сестрам он писал о своей неприязни к медицине, но отцу - ни слова. Поэтому, сообщая ему о своем решении не возвращаться в Эдинбург после второго курса, Чарлз ожидал бури.
Дарвин-старший встретил сына в Маунте в конце весны 1827 года весьма холодно. После обеда они остались вдвоем в библиотеке.
- Так ты не желаешь больше учиться? Собственно, почему?
- Но я ведь и не давал тебе твердого обещания, отец. Медициной я стал заниматься только потому, что этого хотел ты.
- А я и сейчас продолжаю хотеть того же. - В голосе отца звучала глухая обида. - Разве тебе безразлично мое желание? Ты что, восстаешь против семейной традиции? (Он рассердился не на шутку.) Тогда расскажи, каковы твои планы. Сделай одолжение!
- Я хотел бы заниматься в колледже Христа в Кембридже. Там будет и Рас.
- Ты стараешься угнаться за ним или просто выбрал себе самый веселый колледж из всех, какие есть в Кембридже?
- Ни за кем я не гонюсь, отец. Мне уже больше восемнадцати, и я принимаю решения вполне самостоятельно. Я разговаривал с несколькими студентами оттуда, и мне понравилось, как там-.. по их елоаам, поставлено дело. Я хочу заниматься в этом колледже и получить диплом, бакалавра.
- Да, но с какой целью, Чарлз?
Чарлз заерзал. Его светлое лицо покрылось красными пятнами. Доктор Дарвин пытался выяснить, какое лекарство лучше подойдет для лечения недугов его собственного сына-неуча.