Пятнадцать суток за сундук мертвеца

На душе стало легко и радостно. Слава богу, нашелся человек, который верит в нашу непри-частность к этим убийствам! Я внимательно присмотрелась к Александру Михайловичу. «Вообще-то, он симпатичный, — подумалось мне. — Даром что мент! Правда, большой уж чересчур... Так ведь это от кормежки зависит. Тем более я и готовить-то не умею. Ой, о чем же я думаю?!»
Сашка сидел, крепко задумавшись. От напряжения у него даже выступили капельки пота на лбу.
«Вон как переживает, бедняжка! — пожалела я Михалыча. — Ладно, пусть ухаживает!»
Однако Сашка ухаживать не спешил. Он с силой потер лицо обеими ладонями и устало произнес:
—    Н-да, история некрасивая. И самое неприятное, что, кроме милиции, вас может еще кое-кто разыскивать.
—    Кто? — проблеяла я, готовясь потерять сознание.
—    А я не знаю! — широко и как-то чересчур оптимистично улыбнулся Александр Михайлович. — Ведь кто-то и за что-то их убил... А тут вы так удачно подвернулись!
Радости его слова мне не прибавили. Я бы предпочла, чтобы меня все оставили в покое и дали возможность вернуться к любимым балбесам и их сочинениям. Я бросила пылкий, полный надежды взгляд на Сашку. Не знаю, как он его истолковал, но, Вместо того чтобы сию секунду броситься совершать подвиги ради меня, бравый мент капризным голосом героя потребовал горячего чая и варенья. Смирившись с судьбой, я поплелась за чаем, твердо пообещав себе никогда не выходить замуж. Только вот ума не приложу, как сообщить об этом Клюквиной и не вызвать упреков в свой адрес.
—    Значит, так, — подвел итог Александр, когда слопал все варенье и выпил весь чай. — Сватовство прекратить, из дома выходить только в случае крайней нужды, дверь открывать, предварительно посмотрев в «глазок». А лучше вообще не открывать. Я постараюсь что-нибудь выяснить об этом деле по своим каналам. Завтра в шестнадцать тридцать буду у вас. Все ясно?
Поскольку Клюквина продолжала изображать из себя тихую идиотку и увлеченно ковырялась с веревкой, пришлось мне взять груз ответственности на себя и пообещать Александру Михайловичу в точности следовать инструкциям.
Уже возле двери я застенчиво опустила глаза и полюбопытствовала:
—    Саша, а по какому делу ты приходил?
Он смутился:
—    Ну... сабантуй в школе был. А тебя не было. Я уж подумал, не случилось ли чего... Вот и решил...
—    Сам решил или Нинка, сестрица твоя сердобольная, подсказала? — я подозрительно прищурилась.
Сашка покраснел, но промолчал.
—    Понятно, значит, Нинка подсуетилась. Не везет нам с тобой с родственниками, Саня. Не дает им покоя наша холостая жизнь!
—    До завтра, — буркнул Александр Михайлович и торопливо шагнул за порог.
Я закрыла за ним дверь и вернулась к Клавке.
Клюквина наконец оставила в покое веревку. Теперь она стояла возле столика и вполне осмысленным взглядом зло взирала на остатки пиршества.
—    Твой мент сожрал литровую банку варенья! — поставила меня в известность сестра.
—    Чего это он мой? — обиделась я.
—    А то чей? Я слышала, как он бубнил в коридоре: ах, я волновался! Не случилось ли что с разлюбезной Афоней! Тьфу, блин!
—    А чего ты из себя идиотку строила? — задала я вопрос, который давно вертелся на языке. — Я даже поверила.
—    С идиотов спрос меньше. Вон твой умный мент чего удумал: из дома не выходи, дверь никому не открывай, сватовство оставь... Хуже тюрьмы, честное слово!
—    Зато на свободе.
—    А толку-то?
—    Неужто ты собралась дома сидеть? Пусть Сашка себе работает, мы тоже кое-что предпримем. И не говори мне, что подобная мысль не приходила в твою умную голову. Я, к примеру, ни секунды не сомневалась в правильности наших действий. Так что не злись, Клавдия. Сашка вполне может нам помочь, даже не подозревая об этом. А варенье... Что ж, сладкое активизирует умственную деятельность! Главное, чтоб это было нам на пользу.
Клавка с уважением посмотрела на меня. Ей явно пришлись по душе выводы, сделанные из данной ситуации.
—    Афоня! — напыщенно произнесла сестра. —
Ты настоящая Клюквина, я тобой горжусь. Дай-ка расцелую!
Мы троекратно облобызались, потом всплакнули неизвестно почему, затем рассмеялись и принялись наводить порядок в комнате.
Уже лежа в кровати и слушая ровное дыхание Клюквиной, я попыталась отбросить эмоции и разобраться в собственных мыслях.
За что могли убить Павла? Чем он занимался? А Николая? Какая-то связь между ними была, это безусловно. Что же их связывало: дружба, общий бизнес, просто приятельские отношения? Верна ли моя догадка о том, что Гена послал вместо себя Николая и убить должны были именно Гену? Опять-таки — за что? Кое-какая информация об этом деле будет уже завтра. А если Александр Михайлович прав, и нас разыскивает не только милиция, а ребята посерьезнее? Милиции что, поискали для виду и забыли. Братки же — это совсем другое дело, они не успокоятся до тех пор, пока нас не найдут. Тогда уже бесполезно требовать адвоката и доказывать, что мы не виноваты и ничего не знаем. Мальчики поверят в это лишь после того, как разрежут нас на десять тысяч маленьких кусочков и каждый кусочек будет молчать, как Герасим... Картинка получалась настолько безрадостной, что я зажмурилась и посоветовала себе не впадать в отчаяние.
«Может, обойдется?» — спросила я сама себя, впроче
«Я знаю, многие, наверное, примут меня за сумасш
В глазах девицы появился неподдельный интерес:
«Может, обойдется?» — спросила я сама себя, впрочем, слабо в это веря. На этой печальной мысли и провалилась в сон.
Следствием тревожного состояния вечером и ночью стали апатия и разбитость утром. Помимо этого, во сне ко мне явился не душка-телеведущий, а гориллоподобные юноши с бритыми затылками и бычьими шеями. Настроения, разумеется, мне это не прибавило, поэтому я появилась на кухне хмурая и недовольная жизнью. А вот Клюквина, по всей видимости, окружающей действительностью была удовлетворена. Она просто порхала возле плиты, мурлыча себе под нос какую-то незамысловатую мелодию.
—    Доброе утро, Афанасия! — весело поприветствовала меня сестра. — Чего мрачная такая? Выше нос, нас ждут великие дела!
Если по совести — ее мнения я не разделяла, но спорить ни сил, ни желания не было. Клавка поставила передо мной тарелку с омлетом, щедро посыпанным тертым сыром и зеленью, пододвинула чашку кофе и уселась напротив, лукаво блестя глазами.
—    Вкусно? — спросила она, наблюдая, как я буквально впихиваю в себя завтрак.
—    М-м... — промычала я.
На самом деле, Клавдия готовит просто великолепно. Можно только позавидовать тому счастливчику, который станет ее мужем. Однако мое состояние не способствовало аппетиту. Но чтобы не обидеть Клавдию, я упиралась: ела омлет и счастливо скалилась.
—    Спасибо, Клава, — поблагодарила я сестру, еле сдерживая тошноту.
—    Вот и славно. Тогда собирайся, нам пора...
—    Куда?
—    Как куда? В «Импульс», конечно же!
Совсем из головы выскочило! Сегодня первое занятие, и персональный тренер Гена нас, наверное, уже с нетерпением дожидается. Вспомнив об этом, я совсем скисла. Можно представить, что будут вытворять с моим любимым телом! Господи, ну почему все это происходит со мной? От жалости к себе на глаза навернулись слезы. Клюквина заметила мое минорное настроение, но истолковала его по-своему:
— Ты опять о Европе печалишься? Напрасно, честное слово! Только представь, Афоня, какие приключения нас ждут. Ведь не всякому доводится пережить что-нибудь подобное. Между прочим, — оживилась Клавдия, — ты как литератор могла бы и роман написать, когда все закончится. А что? По-моему, блестящая идея. И деньги получишь, и славу всенародную...
Всенародная слава меня мало интересовала и даже пугала. А насчет романа... нет, пожалуй. Когда все закончится, я предпочту как можно скорее забыть эту историю.
Спустя час мы уже входили в тропические джунгли «Импульса». Всю дорогу я вздыхала, горюя о собственной незадавшейся судьбе, чем сильно нервировала Клавдию. В конце концов, ей это надоело, и она, чтобы я замолчала, купила мое любимое шоколадное мороженое.