Пятнадцать суток за сундук мертвеца

—    Хорошо, Александр Михайлович.
—    Здорово все-таки начальником быть! — наконец подала ехидный голос Клавдия. — А если, к примеру, Николай не в твоем банке ячейку снимал? Тогда как?
—    Ох, и язва же ты, Клавдия Сергеевна, — покачал головой Сашка. — Прямо даже мужа твоего будущего до слез жалко!
Я глупо хихикнула. Уж чего, чего, а язвительности в Клюквиной с избытком. Не дай бог разбудить в ней зверя — тогда уж точно мужу ее завидовать не придется. Но, с другой стороны, если Клавку не дразнить, она, как говорится, белая и пушистая, а где-то даже добрая и отзывчивая. Помню, однажды мы гуляли с Клюквиной на Воробьевых горах. Внезапно наше внимание привлекла живописная группа молодых людей, явно подвыпивших, состоящая из трех человек. Причем двое держали под руки третьего, орущего дурным голосом. Этот третий пытался вырваться из объятий друзей, хотя и стоял на одной ноге. Другая его нога болталась сама по себе и всем своим видом показывала, что не имеет к хозяину никакого отношения. Хозяину, по всей видимости, это не нравилось, и он вопил.
—    Чего это с ним? — тут же учинила допрос сердобольная Клавка.
—    Это он в шоке, — пояснил один из приятелей орущего. — Мы тут гуляли, а он с парапета прыгнул.
—    Зачем? — оторопела я.
—    Чтобы испытать ощущение полета. Понимаете, Витек в детстве хотел стать ленчиком-испытателем...
Клавдия прониклась мечтой орущего Витька, подошла к нему вплотную и, треснув как следует по шее бедолагу, пояснила:
—    Это антишоковая терапия. Не ори, Витек. Сейчас «Скорую» вызовем, приедут тети в белых халатах и тебе помогут. А вы, — обратилась она к парням, — пока налейте ему чего-нибудь... обезболивающего. Думаю, это перелом.
Уверенно поставив диагноз, Клавка вызвала бригаду «Скорой помощи» и не ушла до тех пор, пока пострадавшего от своей мечты парня не увезли в больницу. Так что Клавку по большому счету нельзя назвать законченной язвой. Пока я мысленно восстанавливала справедливость, Алла Петровна принесла какие-то бумаги.
—    Та-ак, сейчас посмотрим, — наморщил лоб Сашка. — Ячейка 43... Свободна. А вот сорок пятая...
Он поднял глаза от бумаг и посмотрел на нас долгим взглядом.
—    Что? — просипела я, теряя терпение.
—    Дука Николай...
—    Есть! — воскликнула Клюквина. — Афоня, мы с тобой гении! Ну, теперь дело пойдет!
Я вдруг вспомнила, как сидела ночью с кружкой теплого молока и выписывала банки с инициалами «ГБ», вспомнила, как придумывала способы проникновения к банковской ячейке... В этот момент мне почему-то показалось сомнительной Клавки на гениальность. Однако я тут же устыдилась и решила, что Клавдия все-таки — главный идейный вдохновитель, поэтому недооценивать ее вклад в общее дело не стоит.
—    Что делать будем, Александр Михайлович? — спросила Клавдия.
Сашка вылез из-за стола, пожал плечами и ответил:
—    Пошли, посмотрим, что господин Дука хранил в ячейке.
Внутренне я ликовала. Наконец-то! Хоть какой-то шаг, способный приблизить нас к раскрытию хотя бы одного убийства! Мы спустились по крутой лестнице в подвальное помещение. Хотя подвальным его можно было назвать только по месту расположения. Окон здесь, конечно, не было, но их отсутствие компенсировали многочисленные лампы дневного света. В конце небольшого коридорчика обнаружилась массивная, явно бронированная, дверь. Возле нее за столом, на котором стоял небольшой телевизор, сидел крепкий паренек с короткой стрижкой. При нашем появлении он встал и вежливо поздоровался:
—    Здравствуйте, дамы. Добрый день, Александр Михайлович.
—    Здравствуй, Дима, — поприветствовал подчиненного Саня. — Открывай потихоньку калитку!
Дима набрал код на панели возле двери, потом нажал куда-то, и мы услышали сначала ровное гудение, а потом негромкий щелчок. Сашка открыл дверь и уверенно переступил порог. Я не удержалась и посмотрела в телевизор. К моему разочарованию, на экране был виден один коридор, по которому только что прошли мы. За дверью оказалась... камера хранения. По крайней мере, очень похоже: высокие стеллажи из металла, а в них такие же металлические ящички с номером. Слева и справа на ящиках были маленькие замочки. Неизвестно откуда, перед нами возник еще один житель подземелья, такой же крепыш, как и предыдущий. Он вежливо поздоровался с нами и спросил:
—    Какую открываем, Александр Михайлович?
—    Сорок пятую, Сережа. Афоня, давай ключ.
Сережа кивнул, подошел к сорок пятой ячейке,
молча достал связку ключей и едва слышно щелкнул правым замочком. После этого парень деликатно удалился. Я передала свой ключ Сашке, и он открыл левый замок, а следом — и дверцу ячейки.
—    Порядок, — обрадовал Саня, вытаскивая длинный железный ящик из ячейки.
С сильно бьющимся сердцем я приблизилась. В кино, особенно в крутых боевиках, в таких вот тайниках хранят все, что угодно: оружие, пачки денег, слитки золота... Здесь же лежала аудиокассета и больше ничего. Признаюсь, я испытала некоторое разочарование. Клавка, судя по выражению ее лица, тоже.
—    И это все? — протянула она. — Ты, Саня, посмотри повнимательнее, вдруг там еще что-нибудь завалялось? Обидно, понимаешь, вытерпеть столько лишений, чтобы добыть кассету с первым альбомом Пугачевой!
Сашка достал кассету, внимательно осмотрел ее и передал мне, затем еще раз пошарил внутри ящика и для убедительности перевернул его вверх дном.
—    Ничего, — подвел итог Александр Михайлович.
На Клюквину жалко было смотреть: она сникла, уголки губ подозрительно подергивались. Слоном, Клавка напоминала сейчас человека, которому только что сообщили об очередном дефолте. Я ласково погладила Клавдию по голове и попыталась успокоить:
—    Ты не расстраивайся так, Клавочка. Мы же не знаем, что на кассете. Вот прослушаем ее, тогда и будем слезы лить. Может, там такое... такое...
—    Какое? — угрюмо спросила Клавка.
Я растерялась:
—    Не знаю... Государственная тайна какая-нибудь или даже военная!
—    Афанасия права, — вступил в разговор Сашка. — Надо прослушать. Вы сейчас езжайте домой, а я, как только смогу, сразу к вам. И снимите, ради бога, все эти гирлянды, смотреть противно!
Клюквина, находящаяся в крайне подавленном состоянии, никак не среагировала на последнее Сашкино замечание. Считаю, что Сане повезло, потому что в противном случае от скандала его могло бы спасти только чудо. А чудес, как известно, не бывает.
Александр.Михайлович проводил нас до выхода из банка, хмуро пронаблюдал, как мы загрузились в «Бентли», и долго стоял на крылечке, провожая взглядом красивую машину.
Дома я первым делом бросилась к музыкальному центру. Устроившись на диване с чашкой кофе в руках, я нажала на кнопку пульта дистанционного управления и вся обратилась в слух...
«Капитан Дрейк стоял на палубе последнего из восьми кораблей ее величества королевы Англии. Семь остальных утонули из-за этого проклятого шторма, из-за болезни, павшей на все экипажи, из-за того, в конце концов, что господь отвернулся от них.
Много лет сэр Френсис сражался с испанцами; ему удалось перенести борьбу с Антильских островов к берегам самой Испании и нанести ей ряд сокрушительных ударов. Кажется, совсем недавно Дрейк совершил набег на Панамский перешеек, разгромил караван, шедший с драгоценными металлами из Перу, и на захваченных новеньких судах ему удалось вернуться в Англию. Вернуться победителем! И вот теперь он, больной и ослабевший, терпеливо ждет своей смерти.
«Чертов остров! — размышлял Дрейк. — Он явно не стоил таких усилий и стольких смертей моих людей. — Проклятый Эскудо-ле-Верагуа!»
Произошло самое страшное, что только могло случиться с «честными пиратами»: продовольствие закончилось, а экипажи всех восьми кораблей заболели дизентерией. В довершение бед три дня назад начался этот страшный шторм. Сэр Френсис приказал ловить тот ветер, который бог пошлет. Ветры погнали корабли к Номбре-де-Дьосу. Но шторм и болезнь убили всех его людей. На «Золотой лани» осталось всего два человека: сам Дрейк и его слуга Уантлок, слабевший с каждой минутой. Понимая, что конец близок, сэр Френсис, уже второй день не покидавший капитанскую каюту, с трудом оделся и попросил Уантлока привязать его к штурвалу. Слуга умер, завязывая последний узел.