Фантастика 1973-1974
– А знаете, - сказал Борин уже в шлюзовой камере, - можно было обойтись и без мины. Взяли бы на стартовой тросик. Там его тысячи метров. Привязали к рукоятке и вышли.
– Я, Саша, залезая в снаряд, еще не представлял, как выберусь.
Секунды были дороги, - уже устало ответил Романов и вдруг, почувствовав на себе пристальный взгляд, обернулся. За выпуклым стеклом одного из шлемов он узнал глаза Елены. И снова, теперь более смелая, надежда - чуть ли не уверенность - затеплилась в нем.
В своей комнате Роман бросился на кровать и несколько минут лежал без движения. Никак не удавалось расслабиться, огромное напряжение, которое только сейчас испытал, словно затвердело в нем. Только бы никого не видеть! Никого, кроме Елены. Роман загадал: если она придет, значит…
В дверь постучали. Он поднял голову, но не отозвался. Его почемуто охватило волнение, обессиливающее и неприятное.
Радищева вошла молча, неслышно, будто не наяву. Села напротив, медленно обвела взглядом обстановку, остановилась на фотографии, с которой двумя солнечными зайчиками глядела дочь. Потом Елена подняла руки, разделила надвое поток волос - точь-в-точь как у дочери - и стала совсем похожа на нее.
– Ты давно с нею виделся? - кивнула Елена в сторону фотографии.
– В последний отпуск. Ирина отдыхала тогда на Байкале и вся до макушки была полна самыми разными сведениями о нем. Она подымала меня чуть свет посмотреть, как появляются в утреннем тумане призрачные, будто недорисованные, скалы, возила на Ангару, уверяя, что у той совершенно необыкновенный цвет - настоящий маренго - и называла ее нейлоновой рекой. Очень выросла, загорела и теперь уж точная твоя копия.
О дочери Роман никогда не говорил спокойно: начинал ходить, трогать всякие предметы. Елена улыбнулась, и он почувствовал, как волна нежности докатилась до него. Шагнул к Лене и обнял ее.
Елена медленно отстранилась и без насмешки сказала:
– Ты всегда все истолковываешь по-своему.
Улыбка ее не исчезла, а просто как-то изменилась.
– Прости, я пришла совсем для другого разговора. Просто нечаянно отвлеклась. Скажи, что за спор вышел у вас с Браницким?
Романов заходил по комнате размашистей, злясь на себя и даже на Елену: могла бы в таком случае держаться иначе. Но о чем она спросила? Ах да, о Браницком. Надо же так забыться! Во всем виновата эта история с метеоперехватчиком.
– Олег пришел ко мне с нелепым предложением: ходить в космос без автокурса, оставляя специальные маяки, по которым можно было бы найти обратный путь. Мол, у него и конструкция такого маячка разработана - энергоемкого и малогабаритного. А их пришлось бы на Земле заказывать. Короче, я понял, что он попросту увиливает от очередных выходов, хочет устроить себе поездку на родную планету.
– Понял или решил?
– Какая разница?
– Большая. Если Браницкий не думал при этом ни о каких поблажках, то его оскорбила твоя отповедь.
– Догадываюсь, к чему клонишь: “Не предполагай в подчиненном худшее”. Думаешь, не помню Кодекса руководителя? Но у меня космический опыт не год и не два, и психологию работающих здесь я знаю, пожалуй, лучше вашего. Как же, они ведь все герои! На Земле девчонки их портреты из журналов вырезают.
Разве придет он и скажет, что у него нервишки сдали, что ему бы слетать покупаться в славе, пожать лишний раз ее плоды.
– Как ты несправедлив! - Радищева тоже встала. - Никто ведь не отнимает твоего мужества, почему же ты отказываешь в нем другим? Вот и этот случай с перехватчиком. Смело, эффектно! И очень авторитет подымает. Но опять демонстрация превосходства. Думаешь, никто из остальных не решился бы на то же самое?
– Однако не решился.
– Только потому, что ты всех подавляешь. Чего доброго, оборвешь, не дослушаешь предложения - ты же веришь лишь в свой ум, свою отвагу - и вместо геройства человек окажется в смешном положении.
– Да что здесь, школа бальных танцев? “Ах, простите, я нечаянно пригласил вашу даму!” Плевать мне на смешные положения, когда на каждом шагу такие, которые могут кончиться трагедией. И инициативы Тут не всякие в моде. Если б Браницкий…
Радищева жестом остановила его.
– Ты забыл, Роман, что я представитель психолого-следственного отдела Совета по освоению космоса и прибыла сюда не для дискуссий.
– Ну и твои заключения?
– Статья четвертая: “Психологическая небрежность руководителя, повлекшая…” - Постой, - Романов ошеломленно посмотрел на нее. - Это ошибка. Конечно, ошибка! Да, я несдержан. Случались и конфликты. Но гибель Олега… Как ты можешь такое связывать? Все твои рассуждения - еще не доказательства.
Елена молча протянула какие-то листки.
– Что? - он слегка отпрянул.
– Расчет выхода в космос без автокурса и маяков. Браницкий сделал его, потому что усложнившаяся программа исследования требовала свободного отклонения от заранее заданного маршрута, а насчет маяков не хотел больше к тебе обращаться.
Небольшие листки, покрытые паутинкой схем и словно запутавшимися в них символами, цифрами, в один миг стали главней всего.
Даже сам этот безумный выход Браницкого в космос показался менее смелым, чем заключенная здесь идея.
От формулы к формуле она захватывала все сильней. Роман не сдерживал восхищения и лишь мимоходом досадливо морщился от некоторых ошибок, будто и теперь их можно было исправить росчерком пера.
– Ну конечно! Олег не учел поглощения пространства “черной дырой”. Значит, отклонение составило… - чуть ли не обрадованно воскликнул он и тут же поднял голову.
Лицо Елены было словно мраморное.
– Да, да, все следовало тщательно пересчитать, - голос его словно потерял окраску. - И не один раз. Нет, все равно это оказалось бы слишком большим риском. Но почему Браницкий не посоветовался?
– С тобой? Он уже имел однажды такое удовольствие.
Романов почувствовал, как на него обрушилась огромная тяжесть.
Елена права. Во всем. Боже, как он виноват перед всеми! И перед ней.
Радищева, подойдя к двери, обернулась.
– Заключение я напишу позже.
– Это отставка от экспедиции?
– И от космоса. Но все решит Совет. Я ведь только психолог.
Постояв немного, она тихо добавила:
– Вот когда понадобится тебе настоящее мужество.
Оставшись один, Роман медленно обошел комнату. Представил, как все здесь переменится. Не будет висеть портрет Ирины. Исчезнут многие другие вещи. Появятся новые.
Привычное перемешается с незнакомым. Маленький мир, который долгое время принадлежал ему, окружит иного человека.
Но о чем он думает? До чего ничтожные чувства выползают из сердца, когда ему нужно истекать стыдом и болью! Лучше б оно совсем было пусто.
Нет, тут нельзя оставаться. Тут тесно и мелко. Надо туда…
Романов быстро шел по коридору, страшась встретить кого-нибудь.
И, только надев скафандр, почувствовал себя забронированным от взоров.
За куполом встретились несколько техников. Они только что установили новый старт-снаряд и возвращались обратно. Кто-то из них приветственно помахал начальнику экспедиции рукой, не узнав его.
Романов поднялся по металлической лесенке и, прежде чем сесть в снаряд, оглядел сверху экспедиционный городок. Сколько раз перед стартом взгляд проскальзывал по этому геометрическому пейзажу - матовые купола, серебристая игла антенны, легкие крылья локаторов, - но лишь сейчас заметил их фантастическую красоту. Вероятно, там, на Земле, воспоминание будет долго щемить сердце.
Он вызвал диспетчерскую.
– “Первый” идет в космос. Прошу любой курс.
– Это вы, Роман Михайлович? - удивленно откликнулся девичий голос. - Куда вам?
– Прошу любой курс.
Прижало и отпустило ускорение.
Неслышно раздвинулись створки, обнажив звездную полоску, и он шагнул сквозь нее в пространство.
Звезды поплыли сначала в одну, потом в другую сторону - начался их обычный танец. Здесь, в космосе, всегда кажется, что не ты вращаешься, а все вращается вокруг тебя. Впрочем, кажется ли? Тут ведь любая точка может считать себя пупом вселенной. И это верно и неверно. Как значимость его собственной судьбы.