Фантастика 1973-1974
– Уеду, - пообещал Эрих, - как закончу исследования. И хватит об этом. Тебе не следует так волноваться, у тебя и так нервы не в порядке. Надо их беречь.
Элси кончиками пальцев помассировала виски.
– Что-то болит голова. У тебя ничего нет радикального?
– Найдем.
Психобионик усадил ее под установку комбинированного электромагнитного поля, наложил электроды на виски и запястья.
– Минут через десять придешь в норму. Я могу сварить пока кофе. Не такой божественный, как у тебя, но все же…
После процедуры Элси выпила кофе, поболтала о пустяках и ушла, предоставив Тронхейму самому разбираться в психологических мотивах поступков отпа и дочери.
В ту ночь Эриху впервые приснился докучливый сои. Как бyдто над ухом жужжала назойливая муха, которую он никак не мог отогнать. Проснулся он разбитым, наспех проделал утренний комплекс гимнастики при включенном озонаторе и освежился в ванне. Процедуры значительно улучшили его самочувствие, и он, насвистывая, принялся за работу. Просмотрев последние психограммы, Эрих решил первым вызвать на прием астронома. Едва тот вошел в кабинет, психобионик уловил перемену в его состоянии. Молодой здоровый парень выглядел совсем опустившимся: небритый, под глазами набрякли мешки, грязная рубашка, неряшливо застегнутый костюм.
Закончив обычные, укрепляющие психику процедуры, Эрих усадил его в кресло.
– Мистер Келвин, мы, кажется, договорились, что ваше самочувствие зависит от вас самих, однако я не замечаю, чтобы вы особенно старались. Посмотрите эти рисунки, пока я проверю вашу последнюю психограмму.
Келвин взял тесты, повертел их и, не обнаружив ничего интересного, бросил на стол.
– Вам знакомы эти рисунки?
– Нет. Чепуха какая-то. А что?
– Ничего. Просто хотел развлечь вас, пока сам был занят.
Рисунки были тщательно подобраны из классического наследия художников-юмористов. У здоровых людей они неизменно вызывали усмешку. Плохо. Значит, он уже невосприимчив к юмору.
– Скажите, мистер Келвин, у вас не было никаких трений с директором станции?
Келвин испуганно оглянулся и приложил палец к губам: - Тс-с!
– Ага, вы, кажется, его боитесь?
– Что вы?! Он же прекрасный человек! - громко воскликнул Келвин и, нагнувшись к уху психобионика, добавил: - Не говорите о нем вслух. Он вездесущ, как бог, и является даже во сне.
Келвин опять осмотрелся по сторонам и, заметив телевизор, включил его. С Земли передавали музыкальный фильм. Герои смеялись и плакали, а астроном, захлебываясь от избытка слов, все говорил и говорил…
Позже, прокручивая пленку, Эрих мог уяснить только одно, что Лумер является к Келвину по ночам и до утра шепчет всякие гадости. Может, властность натуры Лумера влияет на эмоциональную окраску людей со слабой нервной системой и они приписывают ему поступки, к которым он не имеет никакого отношения? Да, с астрономом медлить нельзя. Он явно не в себе. Эрих вызвал директора станции и попросил разрешения на эвакуацию Келвина.
Лумер пожевал губами.
– У вас достаточно оснований?
– Вполне. Случай типичный.
– Хорошо. Я вызову машину. Кто будет оплачивать?
– Что оплачивать?
– Внеочередной вызов планетохода.
– Позвольте, разве не…
Лумер усмехнулся. Кажется, его забавляла неосведомленность Тронхейма.
– Договором предусматривается любая бесплатная помощь в случаях, если возникшие обстоятельства угрожают жизни. Вы беретесь доказать, что это именно такой случай?
– Непосредственной угрозы жизни нет, но налицо все признаки заболевания… Я думал…
– Меня не интересует, что вы думали. Так вызывать машину или подождать рейсовую?
Эрих растерянно смотрел на директора. Такого поворота он не ожидал.
– Поступайте как считаете нужным. Я полагал, что подлечить специалиста дешевле, чем отправлять на Землю, а взамен доставлять другого.
– Очевидно, такое положение дел устраивает компанию.
– Пусть так, по крайней мере, можно предупредить руководство.
– Мне нравится ваша горячность и приверженность делу. При случае я доложу о вас, - директор позволил себе улыбнуться. - Однако это не первый случай, и, надо думать, не последний. У меня есть предписание отправлять больных рейсовыми машинами.
Справочный автомат выдал расписание рейсовых машин на месяц вперед. Выходило, что больного раньше чем через четыре дня эвакуировать нельзя. Тронхейм не был уверен, что Келвин продержится эти дни, и решил предупредить мисс Лумер, чтобы она приготовила отдельную палату.
– Думаешь, Келвин… - озабоченно вздохнула Элси.
– Да… Кстати, ты не скажешь, сколько времени длится скрытый период болезни?
– Видишь ли… - Элси умолкла, сосредоточенно перебирая в памяти известные ей случаи, - у меня нет специальной аппаратуры. Я сталкиваюсь с открытыми проявлениями, поэтому довольно трудно… Я замечала, что заговариваться начинают недели за две до критического состояния, но иногда это проявляется и сразу.
Вечером Эрих включил телевизор и выбрал из программы видовую передачу. На экране проносились каньоны Колорадо, плескала мириадами брызг Ниагара, высились гигантские секвойи, и, странно, он испытывал необычайное наслаждение от знакомых земных пейзажей.
Когда загорелась сигнальная лампочка у входа и прожужжал зуммер, Тронхейм с явным неудовольствием разблокировал дверь. У входа стоял садовник Лемберг.
– Простите, доктор, я, кажется, нарушил ваш отдых. Я заплачу за визит…
– Проходите, - оживился психобионик. - Никогда безделье не следует путать с отдыхом. Отдых - это активное переключение на другое занятие. Вот как у вас: немного физического труда, немного математики!
– Не знаю, как по-ученому, но я так считал… Да вот, видно, старость от себя не утаишь… Надо о другом отдыхе думать.
Лемберг сел в кресло, взглянул на экран, где проплывали берега большой реки, и вздохнул.
– Да, пора. Прошлый раз вы говорили о пенсии. Теперь я понимаю, доктор, как вы правы. Память стала отказывать. Сегодня первый раз в жизни забыл ввести подкормку по графику. Шутка сказать, доктор, за тридцать лет безупречной работы вдруг получить замечание от самого директора. Видно, cовcем плох стал я, доктор.
– Ну что ж, дявайте посмотрим, - предложил Эрих. - Может быть, иж не так страшно, как вам кажется. Держитесь вы молодцом.
Не меньше часа психобионнк обследовал все нервные центры Лемберга. Они оказались в полном порядке, но графики воли и памяти имели срезанные вершины. Все те же похожие до однообразия симптомы.
– Ничего, папаша Лемберг, это не столько от старости, сколько от усталости, - успокоил его Тронхейм. - Пройдет. Вы, наверное, слишком нажимали на умственные занятия. Придется их временно оставить.
– Что вы, доктор! Занятия математикой просто блажь… Глупая старческая блажь… Да я книги в руки не возьму!
– Я бы не сказал, что просто блажь. В ваших рассуждениях интересные идеи, причем оригинальные, свежие. У вас незаурядные способности.
Старик оживился. Глаза заблестели, но в то же время он боялся поверить словам психобионика.
– Вы серьезно или просто успокаиваете? Вчера доктор Лумер тоже заинтересовался моим хобби, но я ничего не мог вразумительно рассказать… Выскочило из головы. И он сказал, что мне поздно учиться. Лучше знать одно, но как следует…
– Я оцениваю ваши способности иначе. И, поверьте, для этого у меня больше данных и профессиональных знаний, чем у вашего патрона.
– Спасибо, доктор, вы меня так обнадежили, но простите старик совсем заболтался. Вам ведь и отдохнуть нужно.
Старик ушел. Эрих выключил телевизор и достал прежнюю психограмму Лемберга. Сдвиг в психике садовника был очевидным: прежние пики памяти имели нормальную острую форму. Не зная, что и подумать, озабоченный Тронхейм переводил взгляд с одной психограммы на другую. Значит, гипотеза сильной личности Лумера, подавляющего всех своей волей и гипнотизмом, несостоятельна, как и все другие. Садовник, тридцать лет проработавший с ним рядом и. безусловно, находящийся под влиянием, до последних дней не имел ни малейшего признака подавления воли.