Дело о продаже Петербурга

  
Андрей ВОРОБЬЕВ, Михаил КАРЧИК ДЕЛО О ПРОДАЖЕ ПЕТЕРБУРГА
   
Пролог
 
День обещал выдаться удачным, но все испортила водочная бутылка. Леонид Бананов, вышедший из ванной с песней на устах, споткнулся о пустую посудину и растянулся в коридоре. Песня осталась недопетой.
Он долго сидел на полу, потирая ушибленное колено. «Так ведь можно и насмерть! Что за жизнь собачья? По своей квартире не пройти. Надо бы весь этот стеклянный хлам за окошко, да поскорей». Однако Лелик решил не хулиганить. Окно выходило на Московский проспект, и кто-нибудь из прохожих-проезжих мог оказаться под стеклопадом. Тогда как? Сложить в рюкзак с полсотни пустых бутылок, накопившихся за последние три месяца, и снести их в ближайший пункт приема не хотелось. Негоже журналисту одного из престижных изданий Петербурга, с ежемесячным доходом в тысячу баксов, стоять рядом с бомжами, передавая грубому продавцу стекляшку за стекляшкой. Да и лень.
Казалось, проще всего вынести всю стеклотару на лестницу. Но Бананов знал — бутылки сразу же станут добычей дворничихи, моющей сейчас ступени. С ней Лелик основательно поссорился года два назад, когда мчался по лестнице вниз и сбил ведро с грязной водой. Извиниться времени не было. Теперь, при каждой встрече, дворничиха замахивалась на него шваброй.
Еще раз выругавшись из-за того, что такую простую проблему никак не решить, Бананов включил чайник и сел на табуретку, ожидая, когда тот вскипит. Чай уже был заварен, когда в квартире раздался звонок. Удивленный Лелик подошел к двери. Гостей в эту пору он не ждал.
— Добрый день. Посуду сдать не хотите? — послышался голос, который можно было назвать приятным.
— Не… — машинально начал Бананов, тут же сообразивший, что на грязной лестничной площадке стоит решение его проблемы. — Хочу, хочу!
На всякий случай он заглянул в глазок. Перед дверью стояла высокая девица в грязной куртке. Возле ее ног красовалась пустая картонная коробка.
«Вроде, ничего. Если будет придираться, что бутылки в пыли, можно будет ей сказать: “Могла бы принцесса лучше распорядиться своей мордашкой, да и остальным. На Старо-Невском”. Конечно, скажу, когда она мне деньги за посуду отдаст».
Думая таким образом, Лелик торопливо защелкал замками: как бы девица не приняла его первую реакцию за окончательный отказ!
Его опасения оказались напрасными. Девица никуда уходить не собиралась. Она осторожно вошла, тщательно вытирая ноги (видно, недавно крепко шуганули в другой квартире) и вежливо обратилась к хозяину:
— У вас много стеклотары?
— Вам не унести, — отозвался Бананов, попутно размышляя, правильно ли он поступил, обратившись на «вы» к этой полубомжихе.
Он вышел на кухню, где располагались главные залежи, и вытянул на середину ящик, доверху наполненный сосудами из-под водки и коньяка. Это была лишь самая малая часть, остальная посуда валялась россыпью.
«Чего-то я забыл сделать, — подумал Лелик, по-прежнему восхищенный тем, как легко решилась такая гнусная проблема. — Ах, да, забыл закрыть дверь!» Он вышел в коридор. Девица была уже не одна. На пороге стоял парень во вполне приличной кожаной куртке. За его спиной виднелся еще один.
— Это наши грузчики, — пояснила гостья.
— Подождите на площадке, — ответил Бананов.
Больше он ничего сказать не успел, ибо события развивались стремительно.
Девица шагнула в сторону, вжавшись в стену, а «грузчик» бросился на Бананова. Тот от растерянности не успел даже поднять руку для защиты, как получил точный удар в челюсть. Лампочка, шкаф и другие принадлежности коридора дрожали перед глазами Лелика, пока мощные руки волокли его в глубь собственной квартиры.
Окончательно он пришел в себя уже в столовой, брошенным в кресло со связанными руками. Один из парней схватил телефон с журнального столика, и со всей силы грянул им о паркет. Потом нагнулся к Бананову. Тот же судорожно переводил взор с озверелой морды налетчика на его правую руку, ибо в ней был зажат нож.
— А ну, быстро, где у тебя?..
— Извините, это вы о чем? — пролепетал Лелик.
Острый конец клинка уткнулся ему в подбородок. Стало больно, и журналисту показалось, будто вниз, к кадыку, медленно сползает большая муха.
— Ты чего, зверенок, не понял, что ли? Сам знаешь.
— Жень, не торопись, — вмешалась в диалог девушка. — Отрежь ему сперва ухо.
«Гады, пронюхали, узнали! — в голове журналиста мельтешились мысли, как тараканы на прожариваемом противне. — Но как? И почему я их сам пустил? Может, я и на бутылку не случайно наступил? Нет, их не переиграть. Ни сегодня, так завтра. Ладно, сдаюсь! Придется отдать Сокровище. Лишь бы в живых оставили».
— Внутри дивана, коробка из-под искусственной елки. Там, на дне, папка.
Парень с ножом по-прежнему стоял возле Бананова, а его компаньоны ринулись к дивану. Лелик, взор которого был направлен в потолок, слышал, как они зашуршали разным хламом. Затем шуршание прекратилось — видно, посетители наткнулись на папку.
Потом раздалась ругань.
— Ты чего нам мозги компостируешь, дешевый лох?! — орал парень, размахивая открытой папкой, из которой на пол сыпались бумажки. — Я тебе сейчас это дерьмо в рот запихаю и подожгу!
— Жень, — осведомилась девушка, — неужели нам еще одного лоха резать придется?
— Придется, — согласился парень, которого звали Женей. — Слушай, ты, собачий аборт, у нас времени мало. Если мы у тебя меньше, чем на «полтонны» баксов не наберем, тебе не жить. Понял?
— Понял, — быстро пролепетал Лелик. Так быстро, что разбойники не успели бы уловить с трудом скрываемую им радость. — В столе, на верхней полке кошелек. И в буфете, там вложено в блокнот.
— Ну, смотри! — Женя угрожающе показал кулак. Однако радостные возгласы его напарника и девицы сообщили Бананову, что добыча обнаружена.
— Жень, тут «тонна» баксовых будет.
— Вали все в сумку. Потом разберемся.
Пока двое налетчиков складывали добычу, третий привязал Лелика к креслу и заткнул ему рот салфеткой с бумажного столика.
— Сиди тихо. Если вздумаешь заявить — писец!
Пленник ожесточенно закивал головой: что вы, никуда заявлять не собираюсь!..
Через минуту хлопнула дверь. Издали донесся топот: гости неслись вниз по лестнице.
Кляп разбойники засунули настолько неудачно, что Бананов без особого труда ухватился за кончик салфетки и вытянул ее. Дышать стало легче. Конечно, ситуация хреновая и придется помозговать, как выпутываться дальше. Но пока можно немного порадоваться.
Безусловно, денег жалко. В блокноте было восемьсот баксов. В кошельке — две-три тысячи рублей, Лелик не помнил. Судя по дребезжанью из буфета, утащили и серебряный набор. Ложки мелкие, чайные, правда, дореволюционные, но гости к нему гонять чаи ходили редко, так что с потерей придется смириться. Может, еще вынесли комбайн — «Панасоник». Все это дерьмо, по сравнению с тем, что он хранил в диване! Там было Сокровище, заботливо собранное и сохраненное за последние годы.
Скоро выборы в Законодательное собрание. Этим «отморозкам» (если они прежде не попадутся еще на каком-нибудь деле), как всем добропорядочным гражданам, будут совать в ящики бесплатные газетки. Перед тем, как порвать ее для туалетных нужд, кто-нибудь из них заглянет вовнутрь и хмыкнет: «Не фига себе делишки! Вот, оказывается, какие козлы эти депутаны и депутутки! Сколько наобещали, сколько наворовали. Какой кретин все это накопал?»
Это ты кретин, Женя, криминальный мальчик с немытыми руками! Ты со своим напарником и лярвой-наводчицей (пока он вытаскивал бутылки, девка, точно, успела бросить взгляд на квартиру и поняла — здесь поживиться можно) за месяц возьмете пять-шесть «тонн» баксов. Больше вряд ли, в навороченную квартиру ради десяти бутылок вас не пустят. Потом тебя прихватят и дадут на полную катушку, потому что такие, как ты, осточертели всем. Даже родной мамочке.
А журналист Бананов заработает через пару месяцев раз в пять побольше и будет спокойно пить чай в своей квартире, помешивая новой ложечкой. Даром, что ли, он собирал за эти годы все, что имело отношение к некоторым гражданам, имеющим привычку заседать в роскошном дворце на Исаакиевской площади?