Зарубежный детектив (Человек со шрамом, Специальный парижский выпуск, Травой ничто не скрыто) с иллю

— Хорошо, что хоть на старости лет поняли. Как дела с учебой?
— Идут потихоньку. Пожалуй, на аттестат сдам. Так как же вы решите, пан майор?
— Насчет дела «человека со шрамом»?
— Так точно. Он сунулся в мой район и убил тут человека. Было бы справедливо, если бы и мне разрешили участвовать в расследовании преступления.
Майор усмехнулся:
— Вы столько лет прослужили в милиции, а запамятовали, что убийствами занимается воеводское управление. Даже если бы я и хотел поручить вам дело, я не имел бы на это права.
— Если бы вы замолвили за меня словечко, то меня допустили бы к расследованию. В воеводском управлении вам, пан майор, ни в чем не откажут.
Майор окончательно развеселился.
— Что с вами поделаешь, Хшановский. Словечко за вас я и в самом деле мог бы замолвить. Но как же милицейский пост?
— Я с этим управлюсь, пан майор. Район у меня спокойный, сумею за всем присмотреть. Даю вам слово. Можете не сомневаться.
— Хорошо, — согласился наконец начальник. — Разумеется, вы будете вести следствие не в одиночку. Я попрошу, чтобы вас подключили как помощника. А Левандовскому я о вас скажу еще до того, как мы получим инструкции из воеводства и прибудет человек оттуда. Послезавтра можете к нему явиться, но сперва загляните ко мне.
— Слушаюсь, пан майор!
Хшановский был счастлив. Он даже не заметил, как снова оказался в секретариате.
— Ну как дела, пан сержант?
— Прекрасно.
— Вы просили об отпуске или о помощи?
Секретаршу Элю страшно интересовало, о чем ходатайствовал немолодой начальник участка.
— Да нет, совсем не то. Разговор шел об убийстве.
— Ага, понимаю, — догадалась Эля. — Вы добивались, чтобы майор не передавал дела об убийстве вашему району. А знаете, я была уверена, что вы просто разыгрываете меня с этой трапецией. Позвонила парикмахеру, а он все подтвердил. И обещал меня принять, правда, не раньше конца недели, скорее всего в пятницу утром. Потому что из-за этой прически там уже целая очередь. Но откуда вам стало известно про новую моду?
— Да знаете, приятельница моей жены написала ей из Парижа…
Хшановский начал понимать, что эта злосчастная трапеция в конце концов завоюет ему популярность, особенно среди женского персонала милиции.
…После ухода сержанта майор глубоко задумался. Он прекрасно понимал, что подтолкнуло старого работника аппарата обратиться к нему с такой просьбой. Хшановский знает: его служебная деятельность уже идет к концу. Он слишком поздно взялся за ум. Впрочем, майор был уверен, что с таким прекрасным работником, как Хшановский, не могут не посчитаться. Вряд ли его вообще уволят до того, как он получит пенсию по выслуге лет. Но могло ли это удовлетворить такого самолюбивого человека, как Хшановский?
Майор, даже не заглядывая в личное дело, помнил биографию своего подчиненного. Семнадцатилетний паренек из-под Вдовиц сразу после освобождения попросился добровольцем в армию. Он даже прибавил себе лишний годик в свидетельстве о рождении. В то время он окончил всего лишь несколько классов начальной школы. Стал солдатом, однако не успел принять участия в битве за Берлин; вторая мировая война завершилась без его помощи. Зато ему пришлось сражаться в Бещадах с бандами УПА [2]. Под Дольними Устшиками его прошили очередью из автомата. Три пулевых ранения в грудь. Потом семь месяцев больницы и крест за отвагу.
Демобилизовался Хшановский, когда ему еще не было и двадцати. Тогда в милиции требовались мужественные люди. Капрала с крестом за отвагу приняли, конечно, с распростертыми объятиями, справки об окончании школы не потребовали. Закончив краткосрочные курсы в милицейской школе в Слупске, свежеиспеченный милиционер отправился за Одру, на Возвращенные земли.
Здесь скоро заметили его отвагу и решительность. Хшановский удачно провел несколько операций против банд «вервольфа». Он продвигался по службе и стал вначале заместителем, а потом исполняющим обязанности начальника уездного отделения в одном из небольших городишек на Одере.
Успешно справлялся со своей работой. Активно боролся со спекуляцией, ликвидировал бандитизм и всеми силами способствовал нормализации жизни в районе. Ему присвоили сержантское звание. Еще несколько курсов повышения квалификации в Лодзи и Пиле, и, наконец, он получил свидетельство об окончании начальной школы.
Но прошло еще несколько лет, жизнь страны нормализовалась, и теперь сержант на должности начальника уездного отделения милиции стал анахронизмом. Наступила эпоха людей образованных, специалистов. Специалисты теперь везде: не только на заводах и в учреждениях, но и в милиции. Кончилась эпоха «великого эксперимента», наступил период повседневной, нормальной работы.
Начальник уездного отделения получил очередное звание старшего сержанта, но одновременно с этим его перевели на более низкую должность. Однако он по-прежнему не понимал или не хотел понять, что «прекрасные времена» минули бесповоротно. А может, просто дело в том, что Хшановский тогда женился, пошли дети. Две дочери и последыш — сын.
Он получал то орден, то медаль, время от времени незначительную прибавку к жалованью. Так золотили пилюлю, когда возникал вопрос о необходимости перевести заслуженного работника на еще более низкую должность. В конце концов он осел в Домброве Закостельной, приняв маленький, состоящий из трех человек милицейский пункт. Только здесь он вполне осознал свое положение. И то не сразу, а спустя несколько лет, когда старшая его дочь решила поступить в техникум. Ибо одной начальной школы для современной девушки мало, на таком фундаменте будущего не построишь. А как насчет его собственного будущего?
Когда он всерьез принялся за учение, ему было уже под сорок. Упорно одолевал он класс за классом. Сдаст ли он теперь на аттестат зрелости? Майор от всей души желал ему этого, прекрасно понимая, что для пожилого человека такая задача не из легких.
Но ведь и аттестат — еще не все. Это не открывало широких перспектив перед начальником милицейского участка. Самое большее, на что он мог рассчитывать, — звание хорунжего. А ведь Хшановский, наверное, мечтает об офицерских звездочках и о возвращении, если не на прежнюю должность, то хотя бы на работу в какое-нибудь уездное отделение милиции. Майор уважал его стремления, однако в глубине души считал, что, выдвинув Хшановского в офицерскую школу, он поступит не совсем справедливо по отношению ко многим молодым, отлично зарекомендовавшим себя работникам милиции.
Год назад начальник уездного отделения беседовал со своим подчиненным по-мужски, прямолинейно. Когда старший сержант поинтересовался, может ли он с аттестатом зрелости рассчитывать на рекомендацию в Щитненскую офицерскую школу, майор ответил, что он будет поддерживать самых лучших, самых способных, ибо для него это единственный критерий.
Теперь старший сержант пришел к нему с просьбой разрешить ему участвовать в деле «человека со шрамом», на котором поломали зубы лучшие следственные работники нескольких уездных отделений, — видно, хочет доказать своему шефу, будто он и есть «самый лучший и самый способный». Майор не очень верил, что Хшановскому удастся раскрыть тайну загадочных налетов, но у него не хватило духу лишить старого работника такого шанса. Может быть, последнего в его милицейской карьере.
И он удовлетворил ходатайство сержанта, хотя при этом шел на известный риск: ведь это может плохо отразиться на работе в Домброве Закостельной.
Майор взглянул на часы. Ехать в комитет было уже поздно. Он позвонил туда и сказал, что приедет завтра, а потом попросил секретаршу вызвать поручика Левандовского. Когда поручик вошел в кабинет, майор спросил:
— Ну как подвигается ваше дело?
Молодой офицер развел руками.
— Делаю что могу. Прослушал уже более ста человек.
— И не сдвинулись с места, не так ли?
— Так точно, — произнес Левандовский.
— Вы связались с воеводским управлением? Они берут это дело?