Зарубежный детектив (Человек со шрамом, Специальный парижский выпуск, Травой ничто не скрыто) с иллю
— Хорошая собачка, хорошая, — сержант подсунул псу внушительный кусок колбасы.
Лязгнув крепкими челюстями, пес проглотил колбасу.
— Вот тебе косточка, — сержант протянул овчарке огромную кость с остатками мяса.
Накануне Хшановский попросил жену сварить бульон из говяжьих мозговых костей и никому не разрешил притронуться к этим костям. Даже любимцу детей псу Азору пришлось довольствоваться остатками обеда.
Неро тщательно обнюхал кость, словно проверяя, нет ли тут подвоха, потом захватил ее зубами и, помахивая хвостом, направился в свою будку. С этой минуты его больше не интересовало, что происходит во дворе. «Взломщики» пролезли через отверстие в заборе и устремились к длинному, узкому строению со множеством дверей. У каждого обитателя дома имелась во дворе своя клетушка.
— Вот эта, — указал сержант.
Поручик наклонился над замком.
— Большой, но обыкновенный, — прошептал он, — без «собачки». Пожалуй, справлюсь.
Он извлек из кармана несколько стальных прутьев, напоминающих ключи для консервных банок, и неторопливо, осторожно принялся манипулировать отмычкой.
— Эта не подходит, — буркнул он и взял другую. Только четвертая отмычка подошла — замок поддался. Сержант приоткрыл дверь и посветил в образовавшуюся щель электрическим фонарем.
— Да, здесь, — сказал он, пролезая в каморку.
Поручик вошел следом. Они прикрыли за собой дверь.
— А тут электропроводка, — заметил офицер. — Я нащупал выключатель.
— Свет лучше не зажигать, слишком заметно, фонаря достаточно. На всякий случай я прихватил огарок свечи.
— Этот? — спросил Левандовский. Свет электрического фонарика озарил видавший виды мотоцикл «SHL», а рядом другой — венгерскую «паннонию».
— Венгерский — это хозяина дома, — пояснил сержант. — Он держит свою машину здесь, его сарай забит углем.
Поручик достал из кармана большой кусок обработанной специальным раствором бумаги, расстелил лист на земле и прокатил по нему заднее колесо мотоцикла.
— Готово, — сказал он, поднимая бумагу с отпечатками протекторов.— Гасите фонарь, пора смываться.
— Еще мунутку, — сержант вплотную подошел к мотоциклу и осветил машину. Его заинтересовала табличка с номером на заднем крыле. — Любопытно, — пробормотал он, — какое-то странное крепление.
Внимательно обследовав штурвал мотоцикла, сержант указал пальцем на один из рычагов.
— А это что такое? — спросил он. — В моем «эсхальзе» этого нет, — и нажал на рукоятку.
— Смотрите, смотрите, сержант! — поручик схватил товарища за плечо, указывая другой рукой на табличку с номером, — она была черной. Номер исчез.
— Как это произошло? — сержант не мог понять «чуда».
— Это ее оборотная сторона, — пояснил офицер.
Хшановский снова нажал рычаг. Табличка неслышно совершила поворот вокруг своей оси. Номер, белые цифры на черном фоне. Сержант еще раз надавил никелированную рукоять — номер пропал.
— Ловкач, — произнес он с уважением, — простой, но очень остроумный фокус. Достаточно на черной стороне табло мелом или белой краской написать какой-нибудь номер, и можно манипулировать даже во время движения. Выехать под собственным номером, а вернуться с фальшивым. Теперь ясно, почему после каждого налета наш «человек со шрамом» возвращался на мотоцикле с разными номерами. А к своему дому подъезжал, вероятно, уже с подлинным. Однако пора возвращаться: Неро, пожалуй, уже приканчивает кость.
— Питаю надежду, что он еще занят ею.
Закрыв сарай на замок, «взломщики» вернулись восвояси той же дорогой.
— Вы меня вызывали, поручик? — в комнату заглянула Эля.
— Прошу вас, входите, садитесь. Собственно, я обязан вас официально допросить, — объявил Левандовский. — Но по отношению к друзьям такие формальности, наверное, излишни? Мы побеседуем, и все останется в этих четырех стенах. Тем более что речь идет о совершеннейшем пустяке. Поэтому я и решил просто поговорить с вами в отсутствие майора и его заместителя.
— Вы меня пугаете, — в голосе секретарши, однако, не чувствовалось никакого испуга. — Что за тайны?
Левандовский извлек из ящика стола папку и достал оттуда исписанный лист бумаги.
— Дело в том, Эля, — произнес он, всматриваясь в лист, — что в милицию поступила жалоба. К счастью, она попала прямо ко мне. Необходимо как-нибудь потихоньку замять это дело.
— Жалоба на меня?
— На вас. Эля. Жалобу подал один из местных огородников. Он пишет, что его жена днем такого-то числа, — поручик назвал ту самую дату, когда с цехановской почты крестьянину в Сарновой Гуре послали перевод на сто злотых, отправителем которого значился поручик Анджей Левандовский, — подкараулила трех хулиганов, швырявших камнями в стекла ее парников. Она тут же позвонила в уездное отделение милиции. Трубку сняла особа, которая назвалась «секретаршей начальника милиции». Однако никаких мер не было принято. Хулиганы продолжали спокойно колотить стекла, ни один милиционер так и не явился. Огородник требует наказания виновных и возмещения убытков.
Эля явно смутилась:
— Я абсолютно не помню такого звонка. Все поступающие сообщения я тотчас передаю дежурному офицеру или же просто переключаю на него аппарат. Тут какое-то недоразумение…
— Я тоже так подумал, — сказал поручик, — однако для порядка сверился по книге донесений дежурного офицера, а кроме того, переговорил со своим коллегой, который дежурил в тот день. Увы, вы не передавали ему такого сообщения. Боюсь, если майор узнает, разразится скандал, и прежде всего нагорит вам, Эля. Знаете, расследование, дисциплинарное взыскание…
— Но такого телефонного звонка в самом деле не было! Может, эта женщина набрала не тот номер?
— Я разговаривал с ней. Она утверждает, будто ей ответили: «Уездное отделение милиции, секретарь начальника».
— Но я же никогда так не отвечаю. Я говорю просто: «Отделение милиции».
— Это очень важная деталь, Эля. Вспомните хорошенько, может быть, вы в тот день вышли на улицу и оставили кого-нибудь у телефона. Так бывает. Ничего дурного тут нет. Может, приходила ваша сестра? Я сам несколько раз видел, что она подменяла вас. Она ведь тоже работает в милиции.
Эля внезапно покраснела.
— Я должна рассказать одну вещь, — прошептала она.
— Рассказывайте. Вы же знаете, как я к вам отношусь. Мне хотелось бы уберечь вас от неприятностей, но для этого необходимо знать правду. А мы, как я уже говорил, беседуем с глазу на глаз.
— Видите ли, я припоминаю, что действительно вышла тогда из канцелярии. Но всего на четверть часа. Добежала до аптеки — и назад.
— Вы неважно себя чувствовали?
— Нет. Но в аптеке как раз продавали пергидроль.
— Пергидроль? Что это за штука?
— Это перекись водорода. Она нужна для осветления волос, — пояснила девушка.
— Что вы, Эля? У вас такие прелестные белокурые волосы, все цехановские девчата вам завидуют.
— Это я не для себя, меня попросили купить целый литр. В аптеке, естественно, продают маленькими флакончиками. Ну а я… Вы понимаете?
— Ясно. Секретарше начальника милиции не откажут в подобном пустяке.
— Мне обещали, что, если я достану этого пергидроля побольше, мне вне очереди сделают «трапецию». Вы знаете, это та прическа, описание которой сержант Хшановский получил из Парижа.
— Понимаю. Вы побежали в аптеку, а тем временем у телефона дежурил кто-то другой. Было это, вероятно, в тот день, когда Старик и его зам отправились на конференцию к председателю уездного народного Совета. Помнится, ни один из них не вернулся в отделение.
— Да. Это было после трех часов дня. Почти все разошлись. Остались только дежурные. Я никак не могла найти кого-нибудь, кто бы подменил меня на несколько минут…
— Надо было оставить кого-нибудь из знакомых… — поручик старался облегчить девушке признание в ее невинном служебном проступке.
— Я так и сделала. Она сама предложила посидеть у телефона. Меня не было самое большее минут десять, ведь до аптеки отсюда рукой подать. А когда я вернулась, она сказала, что никто не звонил.