Зарубежный детектив (Человек со шрамом, Специальный парижский выпуск, Травой ничто не скрыто) с иллю
— Она здесь, сэр. В своем кабинете.
— Расскажите-ка мне хоть немного, что это за ночная работа? — попросил Генри. — Эта мисс Пэнкхерст, очевидно, тоже участвовала в ней?
— Я мало что разузнал, сэр, — ответил сержант. — Вы лучше у самой мисс Френч спросите. Швейцар мне только объяснил, что все должны были работать допоздна, потому что готовился какой-то специальный выпуск. Он не знает точно, кто тут оставался, но говорит, что этими делами занимается всегда начальство, самая верхушка. А эта бедная леди должна была все написать. Поэтому она в таких случаях оставалась здесь на ночь и в семь часов утра вручала материал нашему приятелю — курьеру. Остальные уходили раньше. Это все, что я могу вам сообщить.
— Ну что ж, — сказал Генри, — давайте на нее взглянем.
Он открыл дверь кабинета.
Если входишь в комнату, где лежит труп, то вряд ли станешь обращать внимание на что-нибудь другое. И все же первое, что заметил инспектор, была вовсе не Элен, а царивший в кабинете беспорядок. Оба стола завалены грудами бумаг. Как будто какой-то сумасшедший разбросал их по комнате нарочно. И уж совершенно неожиданным было то, что творилось около стола Элен. Пол устлан женским бельем вперемешку с чулками, блузками, свитерами, бусами, головными щетками, которые вывалились, надо полагать, из пустого чемодана, стоящего посреди этого хаоса. Коробочка пудры открылась и усыпала всю комнату тонкой розовой пыльцой. Воздух был насыщен тяжелым, густым ароматом, исходившим от валявшегося на полу разбитого флакона духов с парижской этикеткой. Если добавить, что, кроме центрального отопления, в комнате горел еще и электрокамин, легко представить себе, как там было душно. Генри почувствовал, что его мутит.
А среди всего этого хаоса, уткнувшись лицом в клавиши машинки, сидела мертвая Элен. Генри увидел, что она была привлекательной женщиной. Темные волосы изящно уложены, стройная фигура. Одета в очень простую серую юбку и пушистый белый свитер. Даже сейчас во всем ее облике оставалась таинственная печать элегантности, которую в какой-то мере придавала всем сотрудникам работа в журнале «Стиль». Темно-серые замшевые туфли были мягки, как перчатки. Одна туфля валялась под столом рядом с такой же темно-серой сумкой. На столе лежали очки в усыпанной искусственными бриллиантами оправе. Левая рука Элен все еще покоилась на клавишах машинки, правой она продолжала сжимать обломок разбитой чашки — синей с белым. Подсохшая лужица чая темнела на пестрой циновке, а старый красный термос скромно стоял в дальнем конце стола.
— Здорово здесь воняет, верно? — поморщился сержант. — Я думаю, доктор радехонек был поскорее отсюда выбраться. Он, наверное, ждет вас в соседней комнате.
Генри рассеянно кивнул. Он смотрел на руки умершей, так не соответствовавшие ее элегантной внешности. Крепкие, с подстриженными ногтями, без лака. Рабочие руки… Обручального кольца не было, Затем он осмотрел машинку: клавиши тоже покрыты тончайшим слоем розовой пудры. А на вставленном в каретку листе напечатано: «Чернильно-синие розы, разбросанные по белому муслину, придают…» Здесь текст обрывался. Похоже, что тому парнишке долго еще придется ждать парижских материалов… Генри очень осторожно вынул из термоса пробку, предварительно обернув ее чистым носовым платком. Понюхав содержимое термоса, он убедился, что еще теплый чай сильно отдает горьким миндалем.
— Сомнений нет, — заключил он, — в термосе циан. Чай нужно послать на экспертизу, но я и так слышу, — он заткнул термос пробкой. — Фотографы и дактилоскописты уже все обработали?
— Да, сэр.
— Тогда пусть ее унесут. Но смотрите у меня: больше ничего не трогать. Я повидаюсь с доктором.
— Он там, сэр, в кабинете главного редактора, — сержант указал на дверь, ведущую в смежную комнату.
Когда начнут подходить сотрудники, задержите их внизу, пока мы тут не оглядимся.
Соседняя комната резко отличалась от кабинета Элен. Она была значительно больше и просторнее. На стенах картины, и среди них литография раннего Пикассо. Все здесь выглядело отменно аккуратным, вплоть до старательно отточенных карандашей и ровного ряда разноцветных шариковых ручек на обитом кожей столе. Таким и должен быть кабинет главного редактора. В то же время во всем ощущалось, что хозяйка кабинета — женщина.
Полицейский доктор, крупный мужчина с печальной физиономией озадаченной ищейки, сидел за столом.
— А, это вы, — протянул он разочарованно, будто никак не ожидал встретить здесь Генри. — Что ж, прекрасно. Мне ведь скоро нужно уходить — дела!
— Заключение готово?
— Да. Цианистое отравление. По всей видимости, яд положен в чай.
— Странно все же, что она не почувствовала запаха. Я уж думаю, не самоубийство ли?
Доктор покачал головой.
— У нее был сильный насморк. Едва ли она могла чувствовать хоть какой-нибудь запах или вкус. Похоже, что ее знобило. Иначе, зачем бы ей понадобилось включать электрокамин?
— Когда примерно наступила смерть?
— До вскрытия я не могу ответить точно. Что-нибудь между тремя и шестью часами утра. Можно ее увезти?
— Я уже приказал сержанту.
Доктор сморщил свою грустную физиономию в какое-то подобие улыбки, встал и направился к дверям. На пороге он столкнулся с сержантом.
— Простите, что беспокою вас, сэр, — сказал сержант, — мисс Френч пришла.
— Попросите ее сюда, — приказал Генри.
Глава 3
Инспектор не совсем ясно представлял себе, каким он ожидает увидеть главного редактора. Но в тот момент, когда вошла Марджори Френч, он понял, что она идеально подходит для этой роли. Все было как надо: безупречно сшитый костюм, большой гриб фетровой шляпы, слегка подсиненные седые волосы. И тонкие нервные руки, украшенные перстнем с огромным топазом, надетым на тот палец, где замужние женщины носят обручальное кольцо.
Трудно поверить, что эта пожилая женщина работала до поздней ночи. Еще труднее представить себе, что менее часа назад ее разбудили, чтобы сообщить ей об ужасном, неожиданном несчастье.
— Доброе утро, инспектор Тиббет, — быстро проговорила Марджори. — Какое страшное событие… Расскажите мне, пожалуйста, все подробно. Я постараюсь помочь чем могу. Сержант кое о чем уже сообщил мне, но ваше присутствие заставляет предположить, что смерть бедной Элен не была естественной.
Она села за стол и раскрыла массивный кожаный портсигар.
— Вы курите, инспектор? Будьте добры, присядьте.
Генри поблагодарил ее, с трудом поборов ощущение, будто это его пригласили для беседы. Опустившись в кресло, он внимательно взглянул на Марджори Френч. Ее руки слегка дрожали. Заметил он также и темные круги Под глазами, которые не удалось полностью скрыть даже с помощью косметики. Пожалуй, Марджори слишком хорошо играла свою роль.
— Мисс Френч, боюсь, что ваша заместительница была убита.
— Вы в этом уверены? — невозмутимо спросила Марджори. — Значит, вы исключаете возможность самоубийства?
— А вы считаете, что у нее были причины?
— Я не сплетница, — медленно проговорила Марджори, — и никогда не лезу в частные дела моих сотрудников. Но порой не видеть что-то невозможно. Я считаю своим долгом сообщить вам — в последнее время я очень тревожилась за Элен. — Марджори замолчала. У Генри создалось впечатление, что ей крайне неприятно говорить на эту тему. Тщательно подбирая слова, она продолжила:
— Там, где мужчины и женщины работают вместе, время от времени неизбежно возникают какие-то привязанности. Мы не исключение. Наоборот, у нас все это даже чаще бывает, потому что служащие у нас мужчины — артистические, увлекающиеся натуры. А женщины, как правило, очень привлекательны. Вот и у Элен был довольно бурный роман с одним из наших фотографов. Его имя Майкл Хили…
— Но почему это могло заставить ее покончить с собой?
— Вероятно, потому, что дело обернулось скверно. Майкл по природе — волокита, не думаю, чтобы и в этом случае он затевал что-нибудь более серьезное, чем легкий флирт. Я сама была крайне удивлена, когда до меня дошли слухи об их романе. Элен — натура страстная и сильная. Последнее время она была просто сама не своя. Говорят, из-за того, что Майкл решил с ней порвать. Между нами говоря, я собиралась послать Майкла на несколько месяцев в Америку. Конечно, это вряд ли разрядило бы атмосферу в редакции…