Доспехи из чешуи дракона
«Нет, нужно такое же еще раз провернуть. Можно даже здесь, замечательный городишко, где полным– полно непуганых ротозеев и крестьянских дурех, кстати, весьма и весьма ничего из себя», – строил планы бродяга, медленно приподнимаясь на локти и собирая вывалившийся из котомки инвентарь. Микстуры и коренья, небольшая баночка с черными шариками и, конечно же, таинственные амулеты. Кругляши и овалы различных форм были сделаны довольно посредственно, на скорую руку, притом не совсем трезвую, и не могли считаться произведениями искусства, но зато они придавали его немытой персоне неимоверную значительность. С недоверчивыми, уже повидавшими таких прохиндеев, как он, горожанами иметь дело было непросто, а вот неграмотные крестьяне и жаждущая встречи с необычным и сверхъестественным знать легко становились жертвами обмана.
Тарвелис, городишко, в котором он сейчас находился, был местечком неплохим, и здесь можно было приятно провести время, выманивая у деревенских простаков заработанные на базаре гроши и позволяя себя ласкать наивным сельским дурочкам, но больших денег тут не заработать, клиентура не та. Насколько он знал, единственный на всю округу граф, хозяин здешних мест, жил в родовом замке милях в двадцати от городской стены и не часто баловал Тарвелис своими посещениями. Горожане же подобных бродяге «вещунов» недолюбливали, и стоило шарлатану совершить лишь одну промашку, как его, в лучшем случае, выкинули бы за ворота, обмазав с ног до головы дегтем или искупав в навозе. Как ни верти, а ему лишь оставалось околачиваться возле рынка и таких вот постоялых дворов, которых, к превеликому сожалению, было не так уж и много.
«Неделя, от силы две, потом нужно перебираться в Пиорн», – пришел к заключению обманщик, уже уложивший свои вещи в котомку и собиравшийся отправиться обратно в корчму. Девица ушла четверть часа назад, поэтому его возвращение не вызвало бы кривотолков, хотя, с другой стороны, до какого-то бродяжки никому не было дела, к нему даже разносчики блюд подходили через раз. Внезапно песни пьянчужек затихли, а собаки залаяли с удвоенной силой. Нехороший признак, в особенности если учесть, что городская стража хоть изредка, но все же проводила рейды по таким заведениям, и бродяги, в латаных-перелатаных котомках которых водилась какая-то мелочь, становились первыми жертвами наглого грабежа, возведенного в степень закона.
Худшие предчувствия бродяги оправдались, из питейного заведения стали доноситься недовольные крики и возня. Когда же из-за угла корчмы показались фигуры трех мужчин в длинных плащах, приплюснутых шляпах и с кистенями в руках, бродяга проклял себя за глупость и за то, что он так долго задержался на одном месте. Это были стражники, но не местные, а из соседнего города, явно приехавшие в Тарвелис специально за ним. Всего неделю назад он крупно отличился в знаменитом купеческом городе: продал влиятельному ростовщику средство от облысения, обладавшее кучей побочных эффектов, но только не лечебными свойствами; немного пообщался с обеими дочурками помощника городского главы и, пользуясь удачным стечением обстоятельств, позаимствовал деньжат из городской казны, которые, к счастью, успел надежно припрятать в укромном тайничке.
Одним словом, ждать хорошего от встречи нечего, нужно было срочно уходить. Бродяга ловко перекинул за спину котомку, зажал под мышкой посох и стал быстро отвязывать гнедого мерина, хоть и не резвого с виду, но зато не испытывавшего к чужаку явного отвращения. Маневр бы удался, пока посланные за ним в погоню стражники осматривали бы двор, он под покровом темноты смог бы оседлать бедолагу и прорваться к открытым воротам. Однако разорвавший тишину ночи гром и ударившая вслед за ним молния смешали карты беглеца. Преследователи увидели его во время всполоха и, скользя по грязи, кинулись к навесу конюшни.
– Стой, сволочь! Вот он, держи гада! – проорал самый шустрый из троих и, видимо, главный, всего за миг до того, как его ноги разъехались в стороны и он с разбегу шлепнулся лицом в грязь.
Неудача, постигшая старшего товарища, не остановила остальных. Желание поймать преступника было многократно усилено долгой дорогой и поэтому перевесило естественный порыв помочь подняться на ноги своему командиру. Двое крепких парней пронеслись мимо лужи, в которой барахтался сослуживец, окончательно запутавшийся в складках длинного плаща, и, грозно занеся кистени над головами, с криком ворвались в конюшню. Привыкшие к частым дебошам и потасовкам, крестьянские лошади даже не заржали, когда возле их прикрытых попонами крупов завязался настоящий бой.
Стражи порядка недооценили проворство и силу рослого оборванца, иначе бы взялись не за кистени, а за мечи. Удар первого кистеня был отражен играючи, легко и просто. Подставив дорожный посох под окованную железом дубину, мошенник мгновенно развернул кисть и заехал тупым концом палочки-выручалочки прямо в переносицу нападавшего. Потерявший сознание парень упал, не успев издать даже оха. Со вторым стражем пришлось повозиться на пару секунд дольше. Щуплый, но быстрый противник сделал обманный финт и, вместо того чтобы ударить бродягу по голове, ткнул его дубиной в верхнюю часть живота. Как ни странно, но скрытый под холщовой рубахой пресс оказался настолько могуч, что преступник лишь слегка покачнулся вперед, а не сложился пополам, как на то рассчитывал стражник. Последующая комбинация боковых ударов, хоть и была хорошо отработана, но не принесла ощутимых результатов, кистень лишь однажды слегка коснулся плеча умело управлявшегося с посохом громилы. Узкое пространство конюшни не позволило шарлатану использовать все преимущества длинного посоха, поэтому он нанес удар кулаком всего один раз…неожиданно и резко ткнул стража костяшками в центр груди. Нападавший завыл и, упав под копыта коней, закатался по полу калачиком.
Бродяга ехидно усмехнулся, победоносно сплюнул на плащ завывавшего стражника, а затем спокойно повернулся к нему спиной. Странник по собственному опыту знал, как тяжко сейчас приходится его противнику, и не боялся внезапной атаки с тыла. Если щуплый солдат и поднимется без посторонней помощи, то не ранее чем через четверть часа. Однако радость победы была омрачена прискорбным обстоятельством. Старший, мокрый и грязный, как свин, стражник уже успел выбраться из лужи, а ему на подмогу, побросав все дела в корчме, спешил добрый десяток привыкших к работе дубиной и мечом парней. Продолжать бой было бессмысленно, бежать – поздно, а сдаться означало обречь себя на побои и пытки, лучшим исходом которых станут переломанные кости, шрамы по всему телу и минимум десять лет каторжных трудов на рудниках. Из трех выходов был возможен только один, и бродяга выбрал тот, что позволил бы ему не потерять уважения к самому себе: стоять до конца, пока руки бессильно не опустятся, пока не померкнет взор или пока кто-то из стражей не приставит к его горлу меч.
Широко расставив ноги и раскрутив посох перед собой, преступник ожидал нападения. Но оно не последовало, бегущие на него стражники резко остановились и развернулись назад при звуках зычного и властного мужского голоса, доносившегося со стороны распахнутых настежь ворот:
– Не, вы только гляньте, до чего миокские увальни обнаглели?! Мало того, что наших купцов прижимают, так они еще и в Тарвелис приперлись! У вас чо, свои злодеи перевелись или это такой знак уважения?!
Голос принадлежал черноволосому бородатому всаднику, гордо восседавшему на вороном скакуне. Отполированная до блеска стальная кираса, окаймленный позолотой черно-зеленый плащ и герб города на прикрепленном к седлу щите не оставляли сомнений: во двор постоялого двора изволил пожаловать собственной персоной сам комендант Тарвелисского гарнизона, ставленник графа, настоящий рыцарь, а значит, персона куда важнее, чем простой начальник стражи. Естественно, сильные мира сего по ночам в одиночку не ездят, возле ворот гарцевало примерно десять жеребцов, несущих на спинах конных лучников. Не стоит и уточнять, что острия их стрел прямехонько смотрели на изумленные рожи незваных гостей из славного купеческого города Миок.