Мезенцефалон

Завтра будет отпуск.
Сисадмин умер.
Да здравствует мертвый сисадмин...
 
КИНО ГОВНО ТОЧКА РУ
IF MEMBER OF «Cyclon-B» THEN
MAP INS S16:=SYS: \VIP\BlackCash
END
WRITE
WRITE «Welcome to the VIP zone of the Corporation\7»
WRITE
;Drugim tut delat nehuj...
FIRE PHASERS 9 TIMES
Нет, девять – это я залупил... Это много, тем более в отпуске. Сценарий входа в нетварь просто промчался в моем мозгу, слегка зацепившись на излете. За секунду до пробуждения я начал подключаться к серверу по имени «Cyclon» и завис. Через лет сто, я думаю, это уже будет не утренним глюком просыпающегося индивидуума, а обыденной ситуацией – примерно как чашка кофе. Хорошо это будет или плохо – не имеет значения, и нас, уродов, никто спрашивать не будет, как не спрашивают нас сегодня, хотим ли мы глядеть рекламу. Нам ее просто тупо показывают, а мы ее просто тупо смотрим. В следующем веке вживленные под кожу органические чипы загрузят нам поутру новости, погоду и, до кучи, пару оргазмов, ибо ощущения – это всего лишь электричество и ничего более. Сдается мне, мой будущий правнук вырежет у себя эти чипы без наркоза с шутками и прибаутками. Или – выжжет раскаленной брошкой. Лунные лагуны...
Я открыл глаза. По потолку шароёбился солнечный зайчик. Штора на приоткрытом окне едва шевелилась, и я слышал это. День начался с давно потерянного ощущения – НЕ НАДО НИКУДА ИДТИ!
То есть теперь, по большому счету, любое мое телодвижение диктовалось только моим, разлагающимся от усталости, мозгом, а не служебной инструкцией... Ну что, что он мог такого умного надиктовать?
Цифры болтались и брякали внутри черепной коробки. По сути – две. Ноль, как отсутствие заряда, и единица – как его присутствие. Иногда с ужасом понимаешь, что все мировые информационные технологии, многократно увеличивая мощь и скорость, не освоили не только пяти пальцев, а даже и фигу. В ней, родимой, три пальца. А в самой навороченной су-пер-пупер-вычислительной системе с ее бесконечно размножающимися кластерами – всего только два. Называются они 0 и l. «На свете много, друг Гораций... а может, нету ни хуя...» Александр Зоткин, полное собрание сочинений.
В общем, от мозга сегодня ничего не требовалось. На что он, скотина, отреагировал неожиданно ранним пробуждением и списком задач на ближайшие восемь часов. Таблица в голове возникла, отсорти-ровалась сначала по времени, потом по имени, потом по никому не известному принципу. Мозг торжествовал, ибо работал, как сервер – даже когда его нужность под вопросом. Зайчик на потолке замер, потом задрожал, потом метнулся в окно и исчез. Мозг выдал совершенно бесполезную информацию, типа: «Бликующая хромированная часть иностранного, по всей видимости, автомобиля»... Через секунду родилось логическое продолжение: «Бля буду, Петрович на работу поехал!» Я с мозгом спорить не стал. Мало того, таблицу даже просмотрел в режиме чтения, с отключенной на хрен записью, ибо править я ничего не собирался. Получилось следующее:
1. Поссать.
2. Водные процедуры.
3. l00 грамм под огурец.
4. Жарить мясо с луком.
5. Включить компьютер и загрузить в Light Alloy список фильмов. Начать просмотр.
6. 50 грамм под мясо. Иф в плепорцию зен 8.
7. Гоу ту 6.
8. Медитировать. Гнать уже ни к чему.
9. Space. То бишь – приостановить просмотр.
10. Ванна. В ней сто грамм под огурец и легкий тюнинг пивом.
11. Space, неожиданно перекликающийся со вторым смыслом, – космос.
12. Космос сам по себе, созерцание, просветление, встреча нового года по календарю Трансплутона, прослушивание музыки, кажущейся мне легкой.
13. Медитативное трансцендентальное психоделическое поссать.
14. В полях Господних...
Хм. Стоя на краю обрыва, я расправил крылья. Ветер запутался в моих волосах, и утреннее солнце прожгло меня насквозь, и закашляли птицы, и растворились в бездонной синеве перистые облака, и исчез я из мира, как исчезает инверсионный след истребителя – медленно и неотвратимо.
Первым в список Light Alloy проник неизвестно откуда фильм «28 дней спустя», где у всех инфекция отняла разум, но подарила желание угондошить ближнего своего. Так они и бегали друг за другом, пока я размышлял чего-то постороннего. Время от времени, а вернее – почти постоянно в голову проникали цифровые черви. Я вдруг впомнил, что в «Циклоне» на компьютере с милым названием «Маша-2» не поднят NetBios, а надо бы. Но тут обезумевший святой отец со товарищи рванул дегустировать главного героя, и NetBios мне стал до фонаря. Легкое любопытство переросло в некий интерес. Досмотрел я до конца, а в конце, выпив очередные пятьдесят грамм, быстренько сделал в голове Excel'евскую таблицу. Там были колонки «№», «Фильма», «Описалово», «Оценка» и «Коммен-ты». Первая строчка выглядела так:
Саша Зоткин как-то сказал, что фильм, который ты досмотрел до конца, – уже хороший. Я с ним не согласился, ибо не раз от корки до корки просматривал полное говно. А бывало, то же говно я просматривал и повторно. А бывало, это же говно почему-то попадало в мою личную коллекцию. А еще бывало, что я это говно даже кому-то рекомендовал. Почему так бывает – я не знаю, но принимаю, ибо деться некуда, а играть мне не хочется, и строить из себя интеллигента в хуй знает каком поколении – тоже.
Толстухи, щепки и хромые,
страшилы, шлюхи и красавицы,
как параллельные прямые
в моей душе пересекаются.
Игорь Губерман. Мутный такой, с хищной челюстью, с извратным лицом, но умный, как большинство евреев. Я его тоже не люблю. Но время от времени всплывают в подкорке его изощренные «гарики», в которых мерцает смысл. А что еще нужно в этой жизни, кроме ее смысла?
Саша Зоткин любил умных. Мир для него делился на много частей, а люди – всего на две. На умных и глупых. Первые могли нравиться или не нравиться, но они были ему интересны. Вторые были ему неинтересны, безразличны, почти мешали. Но ненависти в нем не было никогда. Ирония – да, черный юмор – несомненно, снисходительность – зачастую...
В России алкоголики гораздо умнее трезвых. Намного. Фактически, все алкоголики – кладезь ума. «Говорят, я похож на Маркса. – А ты бороду сбрей. – Бороду-то я сбрить могу. А вот умище-то – куда девать?»
У нас были восхитительные запои. В такие дни мы могли шляться по улице часами. Моя жена мне говорила, что в такие дни мы были похожи на Багиру с Балу в конце известного диснеевского мультика. Высокий элегантный Саша и пивной бочонок Бригадир. Два этих персонажа шли в обнимку и орали чего-нибудь эдакого. Ну, там – «Как гнусно светит после бури солнце». Или: «Будет людям счастье – счастье на века». Или: «Дойчен зольдатен унд официрен». Сильно напившись, Саша петь уже не мог. Но мог согласно кивать головой, не теряя при этом своей элегантности. И еще в пьяном виде он восхитительно смотрел на часы. Он откидывал руку в сторону, как плеть, а потом возвращал ее. Когда циферблат оказывался перед глазами, чуть не разбив ему очки, он пытался сфокусировать зрение. Иногда это удавалось.
Почему я вспоминаю сейчас эти мелочи? Они возникают в мозгу непроизвольно. Это – штрихи к его портрету, который я рисую теми красками, которые у меня есть. Если я это забуду, если останется от Саши один глянец на фотографии – кто напишет его портрет вновь? Фотографии не несут движения, они мертвы. И в голове у меня нет никаких фотографий, есть только образ, динамический образ того Саши, к которому я привык и от которого придется отвыкать. Сначала образ начнет тускнеть, стираться, потом останется трехмерное пятно, потом – двухмерное, потом – только текст. И если сейчас не записать мелочи, штрихи, нюансы, их потом не восстановить. Статуя, посеченная пустынным песком, теряет очертания. Полуулыбка превращается в онемение губ, ирония – в недоумение, удивление – в дуги бровей. Потом – примитив, эскиз, набросок, тень. И я боюсь за свою память. Я не хочу хранить в ней рубленые куски, артикулы, штампы. Я хочу сохранить Сашу таким, какой он есть. Еще есть. Я даже могу восстановить ощущение рукопожатия. Я еще помню его прохладную руку – она никогда не была теплой. Больное сердце не догоняло кровь до пальцев. Но эта рука была сильной – как сильным всегда был Саша, во всех смыслах, – и не позволяла себе небрежного пожатия. Эти пальцы играючи срывали пивные пробки с бутылок и, еще более играючи, скручивали противника. Есть такое пивное развлечение. Либо просто на руках побороться. Либо – что не все знают – сцепиться средними пальцами и крутить каждый в свою сторону. Бывало, что противник на столе через голову переворачивался от такого развлечения. Просто на руках я был сильнее. А на пальцах – он. И ощущение было, что не в кольцо ты человеческого пальца попадал, а в кольцо колодезной цепи. Ни разу я его так не поборол.