Утеха падали
Бурлящая вода покрывала ее бедра. Шейла подняла руку и медленно провела пальцами по голубой вене, пульсирующей на белой коже груди. Малейшее касание жгло ее плоть как огнем. Мягкие холмы грудей, казалось, сжимаются и в то же время тяжелеют. Вода в бассейне плескалась в такт резким ударам ее сердца, потом в этом ритме прорезалась синкопа. Шейла согнула правую ногу в колене и погладила промежность рукой. Затем ладонь ее двинулась выше, стирая капельки воды, блестевшие на тоненьких золотистых волосках. Теплота наполнила ее всю до краев. Наливавшаяся кровью вульва пульсировала сладостно, как в те интимные минуты перед сном, только сейчас не было стыда, а только горячее желание испытать это сейчас, и она со стоном раздвинула ноги.
— Купальник не нужен. Мне тоже. Слишком жарко. — Хэрод допил сок, выбрался из бассейна и поставил стакан подальше от края.
Шейла повернулась, чувствуя, как прохладные плиты касаются ее бедер. Ее длинные волосы почти скрывали лицо, она поползла вперед на локтях, слегка приоткрыв рот. Хэрод откинулся назад, лениво болтая ногами в воде. Шейла остановилась и подняла на него глаза. Ласковое поглаживание там, в глубине мозга, усилилось, невидимые пальцы нашли самую чувствительную эрогенную точку и стали медленно, как бы дразня, скользить вокруг нее. Она уже ничего не чувствовала, кроме легкого, как сквозь пленку вазелина, трения, — прилив, отлив, прилив, отлив... Шейла со стоном выдохнула и невольно стиснула бедра — внутри горячими волнами, одна за другой, прошел первый оргазм. Шепот внутри ее усилился; это был дразнящий шелест, казавшийся частью наслаждения.
Груди Шейлы коснулись пола — она потянулась и стащила плавки Тони Хэрода одним быстрым и в то же время грациозным движением. Скомканные плавки скользнули по коленям тролля и упали в воду. Низ его живота тоже был покрыт черной шерстью. Его бледный вялый пенис медленно зашевелился в этом темном гнезде.
Шейла подняла глаза и увидела, что улыбка исчезла с его лица. Глаза Хэрода были всего лишь отверстиями в бледной маске. Никакого возбуждения, только сосредоточенность хищника, пригвоздившего взглядом свою жертву. Но Шейле было уже все равно. Она не понимала, что происходит. Чувствовала только, как поглаживание где-то в глубине мозга усилилось и перешло за грань экстаза и боли. Чистое наслаждение, как от наркотика, потекло по всем ее жилам.
Шейла прильнула щекой к бедру Хэрода и потянулась правой рукой к его пенису. Он лениво отбросил ее руку. Шейла закусила губу и застонала. В ней бушевал смерч ощущений, ее подстегивали только страсть и боль. Ноги ее беспорядочно дергались, как при спазмах, она корчилась на краю бассейна, ее губы скользнули по солоноватой поверхности бедра Хэрода. Она почувствовала привкус собственной крови во рту, рука невольно потянулась к мошонке Хэрода и сжала ее. Согнув правую ногу в колене, он мягко столкнул ее в бассейн. Ее тело все так же льнуло к его ногам; постанывая, она прижималась к нему, ее руки и рот искали его.
Вошла Мария Чен, подключила телефон к розетке в стене и поставила его на пол рядом с Хэродом.
— Вашингтон на проводе. — Она мимоходом взглянула на Шейлу и вышла.
Тепло и возбуждение покинули мозг и тело Шейлы с такой холодной внезапностью, что она вскрикнула от боли. Она слепо смотрела перед собой несколько секунд, потом попятилась назад, в пенящийся бассейн Ее тут же начало сильно трясти; она прикрыла грудь руками.
— Хэрод у телефона. — Продюсер встал, подошел к плетеному креслу и набросил на себя бархатный халат. Потрясенная, не веря своим глазам, Шейла тупо смотрела, как под тканью исчезли его бледные чресла. Ее затрясло еще сильнее, по телу побежали мурашки. Она впилась ногтями в свои волосы и опустила лицо к воде.
— Да? — сказал Хэрод. — А-а, проклятье! Когда:
Ты уверен, что он был на борту? Н-ну, блядь. Оба? А эта, как ее?.. Сука... Нет-нет, я сам разберусь с этим Нет. Я сказал — сам разберусь! Да. Нет, дня черед два. Да, приеду. — Хэрод с грохотом бросил трубку и рухнул в кресло.
Шейла схватила купальник, лежавший на краю бассейна. Все еще дрожа и едва не теряя сознание от тошноты, она присела на корточки в пенящейся воде и натянула купальник. Она плакала навзрыд, сама того не замечая. «Это — кошмар»... То была единственная мысль, которая беспомощно билась в ее помутневшейся голове.
Хэрод взял пульт дистанционного управления и махнул им в сторону огромного телеэкрана, вмонтированного в стену. Экран сразу ожил, и Шейла увидела себя сидящей на краю небольшого бассейна. Вот она посмотрела в сторону бессмысленным взглядом, улыбнулась, как будто ей привиделось что-то приятное, и потянула свой купальник вниз. Показались белые груди, торчащие соски, большие ореолы, отчетливо коричневые даже в плохом освещении...
— Нет! — вскрикнула Шейла и стала молотить кулаками по воде.
Хэрод повернул голову и посмотрел на нее; казалось, он увидел ее в первый раз. Тонкие губы сложились в подобие улыбки.
— Боюсь, наши планы немного изменились, — тихо сказал он. — Мистер Борден не сможет заняться этим фильмом. Я буду твоим единственным продюсером.
Шейла перестала колотить по воде как безумная. Ее мокрые волосы свисали на лицо, рот был открыт, с подбородка стекали слезы. Слышны были только ее безудержные рыдания да гудение джакузи.
— Будем придерживаться первоначального расписания съемок, — бросил Хэрод почти безучастно. Он взглянул на экран. Там Шейла Беррингтон голая ползла по темным плиткам. Показалось обнаженное тело мужчины. Камера выхватила лицо девушки крупным планом: она терлась щекой о бледное волосатое бедро. Глаза ее остекленели от страсти, красный рот пульсировал, смыкаясь и размыкаясь, как у рыбы. — Я думаю, мистер Борден больше не будет делать с нами фильмов, — продолжил Хэрод. Он повернул к ней голову; глаза его медленно мигнули, как черные маяки. — С этого момента в деле остаемся только мы с тобой, детка.
Губы Хэрода вздрогнули, и Шейла снова увидела его маленькие острые зубы.
— Боюсь, мистер Борден вообще ни с кем больше не будет делать никаких фильмов. — Хэрод снова повернулся к экрану. — Вилли мертв, — тихо добавил он.
Глава 3
Чарлстон
Суббота, 13 декабря 1980 г.
Когда я проснулась, сквозь ветви пробивались яркие лучи солнца. Был один из тех хрустальных зимних дней, из-за которых стоит жить на юге: совсем не то, что на севере, где эти янки просто с тоской пережидают зиму. Над крышами виднелись зеленые верхушки пальм. Когда мистер Торн принес мне завтрак на подносе, я велела ему слегка приоткрыть окно. Я пила кофе и слушала, как во дворе играют дети. Несколько лет назад мистер Торн принес бы вместе с подносом утреннюю газету, но я уже давно поняла, что читать о глупостях и скандалах мира — значит осквернять утро. По правде сказать, людские дела все меньше занимали меня. Уже двенадцать лет я обходилась без газет, телефона и телевизора и никак от этого не страдала, если только не назвать страданием растущее чувство самоудовлетворения. Я улыбнулась, вспомнив разочарование Вилли, когда он не смог показать нам свои видеокассеты. Вилли такой ребенок.
— Сегодня суббота, не так ли, мистер Торн? — Он кивнул. Я показала жестом, что поднос можно убрать. — Сегодня мы выйдем из дому. На прогулку. Возможно, поедем к форту. Потом пообедаем «У Генри» — и домой. Мне надо сделать кое-какие приготовления.
Мистер Торн слегка задержался и чуть не споткнулся, выходя из комнаты. Я завязывала пояс халата, но тут остановилась. Чтобы мистер Торн позволил себе неловкое движение — такого за ним раньше не водилось. До меня как-то сразу дошло, что он тоже стареет. Он поправил блюда на подносе, кивнул и вышел.
В такое прекрасное утро я не собиралась огорчать себя мыслью о старости. Меня наполняла новая энергия и решимость. Вчерашняя встреча прошла не слишком удачно, но и не так плохо, как это могло бы быть. Я честно сказала Вилли и Нине о том, что намерена выйти из Игры. В следующие несколько недель или месяцев они, или по крайней мере Нина, начнут задумываться над возможными последствиями этого решения, но к тому моменту, когда они соберутся действовать вместе или поодиночке, я уже исчезну. Новые, да и старые, документы уже ожидали меня во Флориде, Мичигане, Лондоне, южной Франции и даже в Нью-Дели. Хотя Мичиган был пока исключен — я отвыкла от сурового климата. А Нью-Дели стал теперь не так гостеприимен к иностранцам, как перед войной, когда я недолго там жила.