Записки везучего попаданца (СИ)

– Рядовой Тыгнырядно, сейчас мы с тобой, перенесем все деньги и ювелирку, в лес и прикопаем, нести с собой нет резона, нам надо воевать.
– Так точно, – говорит бравый Тыгнырядно, и вдвоем кладем все в один мешок, заворачиваем мешок, и снова в другой мешок, затем Васек снимает с полуторки лопату, и мы идем в лес. Заховав златоценности беру у Тыгнырядно нож и вырезаю на дереве (под которым прирыто добро) слово "Клад" (довольно не оригинально), потом делаю стрелку показывающую вниз.
– Все, Тыгнырядно, теперь можно идти, на мотоцикле ехать умеешь?
– Да товарищ командир, в Осоавиахиме учили.
– Тогда, каску немецкую на голову, и заводи мотоцикл.
А сам собрал документы погибших, кому-нибудь передадим, к тому времени на весь лес (как нам кажется) затарахтел наш цундап, и я прыгнул в коляску, и удобно сел, ухватившись за пулемет. Да, дослал патрон в ствол, мало ли вдруг впереди враг, и мы покатили вперед.
Ехали долго, скоро стало вечереть, и мы не рискнули ехать в сумерках, и оттолкав байк на метров 20 в лес, заночевали. Когда мы дрыхли, нас немцы и взяли, суки. Васька попытался отбиваться, и его убили очередью из немецкого автомата, а мне какой-то умник дал по тыкве и абзац. Только я так и не понял, какого хрена эти западноевропейские обалдуи, ночером в лес поперли, и меня повели в темноте, сперва само собой, побив гениально, нанеся мне – "множественные ушибы тупым предметом". Да нет эти суки, не предметом били, а все что попадалось под руки, ну и ногами добавляли, затем привели куда-то, а там большая толпа наших пленных ночует на поляне, вокруг немчура с кострами сидит, жрут. Нам пленным само собой хрен что дали, то есть ничего не дали.
 25 июня 1941 года где то в Белоруссии в в полусотне километров от границы с Польшей 
 Что было утром, не помню, в себя пришел, когда меня кто-то стал тормошить:
– Товарищ старший лейтенант, товарищ Каримов, вставайте, они ж пристрелят, давайте.
 Что, где, какой старлей?
 Спросонья, открываю глаза… Ни хера себеееееее!!!!! Я валяюсь в пыли (как свинья, или кто там, в пыли любит валяться) на дороге среди леса (ну как среди леса, дорога идет в лесу). В метрах пяти – десяти вижу уныло передвигающую ногами от меня (тогда уж отодвигающуюся) колонну безоружных солдат с охраной вокруг, аха значит пленные, вон все без ремней, по форме видно РККА, тем более по бокам немцыплята с Кар 98, идут. А еще по их противной форме, знакомой нам с дества (из фильмов о войне) узнаю главных врагов СССР до 1945 года. Смотрю на себя, и охереть нафиг и не встать, я тоже в форме РККА я тоже, что ли пленный? Меня пытается поднять белобрысый офицерик, похожий на накачавшегося Галыгина, правда без кудрей. Такой же, как мой верный покойный Тыгнырядно, жаль пацана.
 Бросило меня в дрожь, как цыпленка, которого лиса поймала и пытается употребить по назначению, а еще и с кетчупом, да с табаком (ващето сопленок табака, это детеныш домашнего кузена фазана (или фазен кузана?) на блюде, табак – блюдо перс. или тюрк.) сорри за отступление, надож бляснуть интиллехтом интеллиХХентному инфантилу (цыпленок табака – цыпленок на блюде, вариант под блюдом).
– Слышь братка, а седня день какой?
– Как какой, товарищ старший лейтенант 25 сегодня июня.
 Е мое, вспомнил я ж теперь в 1941 году, блииин.
 Может пресс-конференция с белобрысым и продолжалась бы до скончания веков, но тут длинный очкастый фриц (ну в очках таких круглых а ля братья Гриммлер) человек в фельграу (немец, по одеже, точно не мордвин) подбегает и что-то лопочет на своем совсемнемордвинском:
– Штейт ауфф русише швайне! Форвард, шнеллер, лос лос.
– Да пошел ты, чмо очкастое, я мутер твою шпили – вили. И ваще я ни разу ни русише швайн, а исключительно узбекише швайн, ну максимум таджикистанише швайн, отвечаю я быдлу очкасто-третьерейхному.
Очкодыр лопочет куда то в сторону кому-то и чего-то (стукач гребанно-долбанный), разбираю лишь хер обер фейнрих, и думаю "вот-вот хер", и все вы немцы херы. На крик очкодурка подбегает к мне немчурбанфюрер поширше, да с машиненпистоле-38 (или как там эта трясогузка называется) на грязной шее, и передергивает затвор своей музейной коммунистоубивалки и льет в мой адрес оскорбления (где ваша европейская воспитанность и толерантность уИОбок шиклгруберский, (эт девичья фамилия гИТЛЕРА) )
– Штейт ауфф, русише швайне!
– Их нихт русише швайне, их вообще-то по паспорту узбекише швайне.
Ну и конечно думаю, сплю я, и эти ископаемые скинхеды мне сняться, и продолжаю,
– Ты это Херр Унтерофицир, шайсен нахрен.
Посмотрел на меня этот швайнштайгер, и раздалась очередь, убил сцуко, все я умер, реалистичный бля сон, с меня ошметки кожи и мяса полетели. Умираю. Трындюлец нафиг.
 И тут бац. Перемотка.
– Товарищ старший лейтенант, товарищ Каримов, вставайте, они ж пристрелят, давайте. Блин опять (или осемь) я валяюсь на пыльной дороге, рядом солдатик (блин их тогда, красноармейцами нащывали) в форме РККА (хотя нет, он офицер, то есть командир), пытается меня поднять, а я развалился как хрютизанка на кровати Людовика хернадцатого.
– Слышь, родной ты кто? – спрашиваю я у него.
– Лейтенант Онищук товарищ старший лейтенант вы, что меня ни разу не узнаете, мы ж с одного погранотряда.
Все-таки не сон, значит все-таки круто я попал на войну, пора смирится с этим, то есть "попал". Значит и тут я погранец, наяву (то есть в жизни) я служил в свое время в Московском погранотряде в/ч 2033. Кстати про отряд наш фильм есть "Тихая застава", он похож на действительность, как старая шлюшка, переспавшая со всеми у кого встает, на огненную комсомолку погибшую девственницей. То есть фильм лжив типа вокруг все трусы и враги, а в части небожители, да белокурые бестии. Хрена вам авторы ни хера, там так не было, там и люди вокруг и внутри в/ч были чище добрее и дружнее. Да и солдаты там в основном наверно на % 80 были наши: таджики (до хера), узбеки (до хера), русские (граждане Таджикистана которые, одна штука) татары (пять штук) один Равиль чего стоил, ну и даже туркмены (две штуки) и казах Нурлан. Чет отвлекся я, о опять очкастый лезет.
– Штейт ауфф русише швайне! Форвард, шнеллер, лос лос.
– Да пошел ты, чмо очкастое, я мутер твою шпили – вили, я гросмуттер твою шпили-вили да и не раз, да и не один, да и ваще твой блядуче подзаборный. Говорю я и потом меня осеняет, а че я повторяюсь, надо по новой его обласкать, оригинальней надо быть. (да что за тавтология хрен-нахрен, где креатив-то)
Ну и креативно посыляю его к едрене-фене, а тот опять стучит на меня унтеру, ну и конечно подбегает унтер-официр великогерманского рейху, и тоже выИОбывается своим МП – 38, типа крутой аФФтамат у мИнЕ ващпе,
– Да вы заипали аналисты-ананитики, русише швайне, русише швайне, хошь докажу что хоть и швайне, но ни хера не русише? – лезу руками к ширинке.
 А немец, упертый как траХтор, и тарарах в меня входят пули…
 Опять убивают, ну что за штампы, как пленный боец РККА послал куда подальше, сразу убивают ублюдки, нет, чтоб выслушать, а вдруг чо умное скажу, вдруг пошлю в какое симпатиШное место, вам же "лебенсраум" нужен.