Тайная Доктрина дней Апокалипсиса. Книга 5. Теория системы гармонизации личности и здоровья

Когда молчаливая дубрава проснулась от топота коня — навстречу витязю вышли дервиши с верховным муллой во главе.
— Пусть будет благословен всякий, кто приходит к храму аллаха, — сказал мулла, — тот, кто приходит в юности, благословен на всю жизнь!
— Благословен! — подтвердили хором дервиши.
Хазир проворно соскочил с коня, глубоко поклонился мулле и дервишам.
— Молитесь за путника! — сказал он.
— Откуда и куда держишь путь? — спросил мулла.
— Еду для того, чтобы, вернувшись в мир, рассказать людям о красоте Истины.
И Хазир рассказал мулле и дервишам про свою встречу с мудрецами. Дервиши рассмеялись, когда он рассказал, как он должен был плеткой пригрозить мудрецам, и верховный мулла сказал:
— Не иначе, как сам аллах внушил тебе мысль поднять плетку! Ты хорошо сделал, что приехал к нам. Что могли сказать тебе мудрецы про Истину? То, до чего они дошли своим умом! Выдумки! А мы имеем все сведения о царице Истине, полученные прямо с неба. Мы расскажем тебе все, что знаем, и ты будешь иметь сведения самые верные. Мы скажем тебе все, что сказано о царице Истине в наших священных книгах.
Хазир поклонился и сказал:
— Благодарю тебя, отец. Но я поехал не для того, чтоб слушать чужие рассказы или читать, что пишется в священных книгах. Это я мог сделать и дома. Не стоило трудить ни себя, ни лошадь.
Мулла нахмурился слегка и сказал:
— Ну, ну! Не упрямься, мой мальчик! Ведь я знаю тебя давно. Я знал тебя, когда еще жил в мире, когда ты был совсем маленьким, и часто держал тебя на коленях. Я ведь и отца твоего Гафиза знал, и деда твоего Аммелека тоже знал отлично. Славный человек был твой дед Аммелек. Он тоже думывал о царице Истине. У него в доме лежал Коран. Но он даже и не раскрывал Корана — он довольствовался тем, что ему рассказывали об Истине дервиши. Он знал, что в Коране написано, должно быть, то же самое — ну, и довольно. К чему ж еще читать книгу! Твой отец Гафиз тоже был очень хороший человек, но этот был помудренее. Как задумается, бывало, об Истине, возьмет сам Коран и прочтет. Прочтет и успокоится. Ну, а ты еще дальше пошел. Ишь ты какой. Тебе и книги мало. К нам порасспросить приехал. Молодец, хвалю, хвалю! Идем, готов рассказать тебе все, что знаю. Готов!
Хазир улыбнулся:
— Отец мой пошел дальше, чем дед. Я — дальше, чем отец. Значит, сын мой пойдет еще дальше, чем я? И сам, своими глазами захочет увидеть Истину? Не так ли надо думать?
Мулла вздохнул:
— Кто знает! Кто знает! Все может быть! Человек не деревцо. Смотришь на побег — не знаешь, что вырастет: дуб, сосна или ясень.
Хазир сидел уж на коне.
— Ну, так вот что! — сказал он. — Зачем же оставлять сыну то, что могу сделать я сам?
И он тронул лошадь. Мулла схватил его за повод.
— Стой, нечестивец! Как же ты смеешь после всего, что я сказал, продолжать путь? А, неверная собака! Так ты смеешь, значит, не верить ни нам, ни Корану!
Но Хазир дал шпоры своему коню. Конь взвился, и мулла отлетел в сторону. Одним прыжком Хазир был уже в чаще, а вслед ему неслись проклятия муллы, крики и вой дервишей.
— Будь проклят, нечестивец! Будь проклят, гнусный оскорбитель! Кого ты оскорбил, оскорбляя нас? Пусть раскаленные гвозди впиваются в копыта своей лошади при каждом ее шаге! Ты едешь на гибель!
— Пусть разлезется твой живот! Пусть выползут, как гадины, как змеи, твои внутренности! — выли дервиши, катаясь по земле.
Хазир продолжал путь.
А путь становился все труднее и труднее. Лес все чаще — и чаща все непроходимее. Пробираться приходилось уж шагом, да и то с большим трудом. Как вдруг раздался крик:
— Остановись!
И, взглянув вперед, Хазир увидел воина, который стоял с натянутым луком, готовый спустить дрожащую стрелу с тугой тетивы. Хазир остановил коня.
— Кто такой? Куда едешь? Откуда? И зачем держишь путь? — спросил воин.
— А ты что за человек? — переспросил его в свою очередь Хазир. — И по какому праву спрашиваешь? И для какой надобности?
— А спрашиваю я по такому праву и для такой надобности, — отвечал воин, — что я воин великого падишаха. А приставлен я с товарищами и с начальниками для того, чтоб охранять священный лес. Понял? Ты находишься на заставе, которая называется «заставой Истины» — ибо она устроена для охраны царицы Истины!
Тогда Хазир рассказал воину, куда и зачем он едет. Услыхав, что витязь держит путь к лазурному дворцу Истины, воин позвал своих товарищей и предводителей.
— Ты хочешь узнать, какая такая на самом деле Истина? — сказал главный предводитель, любуясь дорогим оружием, славным конем и молодецкой посадкой Хазира. — Доброе намерение, юный витязь! Доброе намерение! Сходи же скорей с твоего коня, идем, я тебе все расскажу. В законах великого падишаха все написано, какая должна быть Истина, — и я тебе охотно прочту. Можешь потом вернуться и рассказывать.
— Благодарю тебя! — отвечал Хазир. — Но я отправился затем, чтобы видеть ее своими глазами.
— Эге! — сказал предводитель. — Да мы, брат, не мудрецы тебе, не муллы и не дервиши! Мы разговаривать много не умеем. Слезай-ка с коня, живо, без разговоров!
И предводитель взялся за саблю. Воины тоже понаклонили копья. Конь испуганно насторожил уши, захрапел и попятился. Но Хазир вонзил ему шпоры в бока, пригнулся в луке и, засвистав над головой кривою саблей, крикнул:
— Прочь с дороги, кому жизнь еще мила!
За ним только раздались крики и вой. Хазир уже летел сквозь густую чащу.
А вершины деревьев все плотней и плотней смыкались над головой. Скоро стало так темно, что и днем царила в лесу ночь. Колючие кустарники плотной стеной преграждали дорогу. Обессилевший и измученный благородный конь уж терпеливо выносил удары плетки и, наконец, пал. Хазир пошел пешком пробираться через лес. Колючий кустарник рвал и драл на нем одежду. Среди тьмы дремучего леса он слышал рев и грохот водопадов, переплывал бурные реки и выбивался из сил в борьбе с лесными потоками, холодными, как лед, бешеными, как звери. Не зная, когда кончался день, когда начиналась ночь, он брел и, засыпая на мокрой и холодной земле, истерзанный и окровавленный, он слышал кругом в лесной чаще вой шакалов, гиен и рев тигров.
Так неделю брел он по лесу — и вдруг зашатался: ему показалось, что молния ослепила его. Прямо из темной, непроходимой чащи он вышел на поляну, залитую ослепительным солнечным светом. Сзади черной стеной стоял дремучий бор, а посреди поляны, покрытой цветами, стоял дворец, словно сделанный из небесной лазури. Ступени к нему сверкали, как сверкает снег на вершинах гор. Солнечный свет обвил лазурь и, как паутиной, одел ее тонкими золотыми черточками дивных стихов из Корана. Платье лохмотьями висело на Хазире. Только оружие с золотой насечкой было все цело. Полуобнаженный, могучий, с бронзовым телом, увешанный оружием, — он был еще красивее.
Хазир, шатаясь, дошел до белоснежных ступеней и, как пелось в песнях, измученный и без сил упал на землю. Но роса, которая брильянтами покрывала благоухающие цветы, освежила его. Он поднялся, снова полный сил, он не чувствовал более боли от ссадин и ран, не чувствовал усталости ни в руках, ни в ногах. Хазир запел:
— Я пришел к тебе чрез дремучий лес, чрез густую чащу, чрез высокие горы, чрез широкие реки. И в непроглядной тьме дремучего бора мне светло было, как днем. Сплетавшиеся верхушки деревьев казались мне ласковым небом, и звезды горели для меня в их ветвях. Рев водопадов казался мне журчаньем ручейков, и вой шакалов песнью звучал в моих ушах. В проклятиях врагов я слышал добрые голоса друзей, и острые кустарники казались мне мягким, нежным пухом. Ведь я думал о тебе! Я шел к тебе! Выйди же, выйди, царица снов моей души!