Война (Книга 2)
А Ирина, открыв входную дверь, увидела дворника.
- Простите, ангел вы мой. - Дворник, предупредительно улыбаясь, переступил порог и снял фуражку. - Описи делать не велено. Поручено только проследить, чтобы немедленно был сдан радиоприемник.
- Куда же его сдавать? - растерянно спросила Ольга Васильевна. - Да и как поднять такую тяжесть?
- Ангел вы мой! За этим меня и прислали! - Дворник, окинув Ольгу Васильевну ласковым взглядом, привычным жестом разгладил усы и достал откуда-то из-под белого фартука носильные ремни с двумя ручками. - Если позволите...
- Пожалуйста, ради бога! - обрадованно проговорила Ольга Васильевна, снимая с приемника старые журналы. - Буду вам очень благодарна.
Словно нечаянно посмотрев на газетный столик и увидев поверх куртки кошку с пушистой шерстью пепельного цвета, дворник на какое-то мгновение замер от удивления, а потом взялся за дело. Он легко снял громоздкий радиоприемник на пол и начал разматывать носильные ремни. Глаза его в это время оценивающе смотрели то на свисавшую с высокого потолка хрустальную люстру, то на плитки молочно-белого нефрита, которыми был облицован дымоход камина, то перескакивали на тяжелую, с яркой росписью вазу японского фарфора, стоявшую на старинном секретере красного дерева, то шарили по живописному холсту, заключенному в овальную раму темного дуба, там в сизой дымке высились горы, а их вершины излучали сияние от восходящего, еще невидимого солнца.
Ремни плотно обхватили желтый глянец приемника, и дворник предупредительно обратился к Ольге Васильевне:
- Надо, мой ангел, чтобы кто-нибудь из вас с паспортом сопроводил меня к почтовому отделению. Там принимают эти штуки.
- Ирочка, прогуляйся, пожалуйста, - сказала Ольга Васильевна дочери, а сама выбежала в прихожую и, взяв со столика под зеркалом свою сумочку, с чувством неловкости спросила у дворника: - Сколько с меня за ваши хлопоты?.. Право, я не знаю... Вы так любезны...
- Прошу вас, не надо, ангел вы мой! - Лицо дворника светилось искренней добротой, а в глубине глаз плескалась странная, кажется, даже надменная улыбка. - Не беру подаяний...
- Простите, - растерянно сказала Ольга Васильевна. - Ведь такой труд...
Когда она осталась в квартире одна и влажной тряпкой вытирала пыль в проеме между книжными полками, где стоял радиоприемник, ее все не покидала какая-то беспокоящая мысль о дворнике, о его манере держаться. Она будто слышала его сладкий голос: "Ангел вы мой..." - и видела странно таящуюся на дне его глаз улыбку.
От размышлений о дворнике ее отвлекла толстая тетрадь в серой сафьяновом переплете, стоявшая торчком на краю проема в книжных полках, откуда только что убрали радиоприемник. Задетая тряпкой, тетрадь упала, звонко хлестнув сафьяновой гладью по запыленной поверхности полки. Ольга Васильевна взяла тетрадь, с любопытством открыла и на первой странице увидела крупную надпись, сделанную черными чернилами рукой Нила Игнатовича: "Мысли вскользь", - а ниже, в скобках, подзаголовок: "Свои, иногда подслушанные". Перевернула еще страницу и прочла звучащие эпиграфом строки: "Кто не знает истины о своем прошлом, тот недостоин будущего..." И далее:
"Неправда о героическом прошлом народа рождает неверие в настоящее... Такая неправда лишает блеска самые славные свершения настоящего и оскорбляет народные чувства".
Ольга Васильевна грустно улыбнулась, как бы услышав в этих назидательных изречениях живой, скучнопоучающий голос Нила Игнатовича. В них, кажется, была вся суть характера покойного профессора и его главное призвание в жизни: размышлять, добираться до истины и изрекать ее.
Дальше листать не стала, догадываясь, что вся тетрадь заполнена множеством интересных записей, которые надо читать медленно, вдумываясь и постигая смысл, словно небольшими дозами принимать сильнодействующее лекарство. Но когда клала тетрадь на полку, она открылась где-то на середине и Ольга Васильевна не удержалась - прочла первые попавшиеся строки:
"Если хребет друга может явиться ступенькой, чтобы подняться выше, то нет более надежной ступеньки! Пользуйся!.. Ты один, избранник, а друзья найдутся... Новые друзья - новые ступеньки... Все выше и выше... К сожалению, известны случаи, когда, следуя этой морали, иным персонам удается достигнуть незаслуженных высот, особенно в науке, искусстве, литературе... Верю, что в новом обществе недолга жизнь дутых величин...
Человек!! Если ты воистину Человек, береги друга своего! Ибо самый прекрасный подарок, сделанный людям после мудрости, это - дружба".
Долго и неподвижно стояла Ольга Васильевна, держа в руках тетрадь, размышляя над этими словами, пронзившими ее сердце. Всплыли в памяти страдания мужа, когда его однажды предал друг... Осторожно, словно живое существо, поместила тетрадь на полку за стекло - на самом видном месте, чтобы не забыть о ней...
С трудом заставила себя вспомнить, чем она занималась. Подошла к газетному столику и прогнала Мики с куртки. Кошка, соскочив на пол, со сладким мурлыканьем потянулась и отошла к дивану. Разлегшись на коврике, начала розовым язычком прилизывать вздыбившиеся шерстинки. Ольга Васильевна, отбросив куртку, собрала со столика в шкатулку драгоценности и вместе с деньгами положила в сейф. Туда же сунула пакет с завещаниями. Но запереть сейф не спешила: что-то беспокоило ее. Она оглянулась вокруг, остановила взгляд на тетради, лоснившейся сафьяновым переплетом из-за стекла. Подошла к книжной полке, взяла тетрадь и положила в сейф. Только потом закрыла сейф на ключ и, бряцнув связкой, бросила ее в верхний ящик стола.
Почему-то опять вспомнила дворника, странную загадочность в его сладко-улыбчивом усатом лице и тут же почувствовала необъяснимое беспокойство. И еще подумала, что допустила бестактность: не спросила его имени-отчества.
12
Нет, не пал под сабельным ударом буденновца старший сын родовитого помещика из Воронежской губернии графа Глинского, Николай, как донесла об этом людская молва до его младшего брата Владимира, бежавшего после разгрома врангелевской армии за границу. Только канул в небытие сам старый граф Святослав Глинский со своей супругой: поглотили их кровавые водовороты гражданской войны.