Война (Книга 2)

"...Приказом командующего фронтом от 4 июля с. г. остатки управления механизированного корпуса генерал-майора Чумакова Ф. К. вместе с подчиненными ему подразделениями вливаются в состав армии. С получением сего генерал-майору Чумакову лично принять на восточной окраине Довска и включить в свою группу 213-й отдельный автобатальон, загрузить его транспортные средства боеприпасами по прилагаемому наряду, получить горючее... передислоцировать батальон в район расположения группы генерала Чумакова..." - и указывались координаты. 
Но что должно было следовать за всем этим, для Федора Ксенофонтовича оставалось загадкой. Как было не ясно, почему он лично должен принимать автобатальон и для какой цели получать снаряды и такое количество патронов и гранат, не имея в своем распоряжении войск. Но приказ есть приказ... 
Довск - небольшой городишко - стоял на скрещении двух дорог магистрали Ленинград - Одесса и шоссе, идущего со стороны Бобруйска в направлении Кричева. Многим кадровым военным этот городок был хорошо известен по крупнейшему параду войск после окончания Белорусских маневров в 1936 году. Парад состоялся в районе Довска на широко распластавшейся равнине. Правда, генерал Чумаков только слышал об этом параде, ибо сам тогда находился в Испании. 
Отобрав группу командиров, в том числе старшего лейтенанта Колодяжного, Федор Ксенофонтович ознакомил их с задачей и приказал занять места в кузове полуторки, а сам уселся в кабину, рядом с шофером. Через три часа, преодолев пыльную духоту, смрад пожарищ, побывав под бомбежкой у моста через Ухлясть, они прибыли в Довск. Разыскали командира 213-го отдельного автобата и занялись всем тем бесхитростным, но хлопотливым и трудоемким, что предписывалось распоряжением командарма. Во второй половине дня автобатальон, соблюдая меры предосторожности, чтобы не попасть под бомбовые удары, направился по автостраде на север, в сторону Могилева. К вечеру он должен был с боеприпасами и всей техникой оказаться в лесу, где располагалась группа генерала Чумакова. Сам же Федор Ксенофонтович, оставив при себе Колодяжного и взяв из автобата в свое распоряжение легкий броневичок, задержался в Довске. В нем теплилась надежда, что, поскольку городок этот стоит на магистрали, ведущей в Ленинград, вполне возможно, сохранилась телефонная линия, и ему удастся дозвониться домой... 
"Надежда - хлеб несчастливца", - вспомнилось Федору Ксенофонтовичу изречение, когда он покидал почту. "В Ленинград?.. Что вы!.. С первого дня войны далее Орши не можем пробиться", - звучал в его ушах голос милой девушки с бледным, усталым лицом. 
Несколько минут спустя Федор Ксенофонтович шагал по тенистой улочке к тому месту, где оставил на попечении старшего лейтенанта Колодяжного броневик. Улочка была тихой, и он не мог не обратить внимания на две эмки, обогнавшие его. Легковые машины были размалеваны зеленой краской разных оттенков; по форме задней эмки он угадал в ней бронированный вездеход и понял, что приехал кто-то из высокого начальства. В двух десятках метров впереди него машины остановились. Из задней вышел коренастый генерал, сверкнув орденами на гимнастерке. Что-то знакомое уловил в нем Федор Ксенофонтович и, присмотревшись, узнал генерала армии Павлова. 
Из передней машины вышел высокий моложавый полковник интендантской службы и, указав Павлову рукой на открытые ворота двора, в глубине которого стоял одноэтажный каменный дом, приглашал идти к дому. Но Павлов увидел и узнал Чумакова и, дожидаясь, пока тот подойдет ближе, смотрел на него сумрачным и будто отсутствующим взглядом. У Федора Ксенофонтовича сжалось сердце от этого твердого и угрюмого взгляда. Кажется, это был не Павлов, а похожий на него человек, так разительно изменился он внешне. Глаза воспалились, и в них поселилось что-то недоброе, лицо с впалыми щеками состарилось. Павлов снял фуражку и, буравя приближающегося Чумакова взглядом, старательно вытирал платком вспотевшую бритую голову. 
- Что ты здесь делаешь? - спокойно и как-то безразлично спросил Павлов, протягивая Федору Ксенофонтовичу руку, после того как тот отдал честь. 
Чумаков, стоя навытяжку, доложил о задаче, которую выполнял в Довске. Павлов, надев фуражку, слушал его и недовольно хмурился. 
- Ты разве не знаешь, что я не командующий? - с легкой досадой спросил он. 
- Слышал, - со вздохом ответил Чумаков. - Сочувствую тебе. 
- Не люблю сочувствий... Чего тянешься?! 
- Можно не отвечать? - Чумаков улыбнулся. 
- Можно. - Павлов тоже вздохнул и, указав взглядом на повязку, спросил: - Серьезное ранение? 
- Неприятное. Задет челюстной сустав и повреждена барабанная перепонка. 
- Да, неприятное. Поэтому, наверно, и не вступил в командование корпусом? 
- Как это не вступил? С первой же минуты после прибытия в Крашаны все взял в свои руки и за все в ответе. За первые бои корпуса даже похвалу услышал от твоего заместителя - генерал-лейтенанта Болдина. 
- Чертовщина какая-то! - Павлов пожал плечами. 
- И приказ о вступлении в командование успел разослать вместе с боевым приказом о выходе дивизий на исходное положение. 
- А чем же объяснить... - Павлов, кажется, испытывал неловкость от необходимости задавать неприятные вопросы и поэтому говорил медленно, подбирая слова. - Чем объяснить претензии к тебе? 
- Чьи претензии? И какие? 
- Что ты устранился от руководства корпусом. 
- Ничего не понимаю... - Федор Ксенофонтович с напряженным недоумением смотрел на сумрачного Павлова, дожидаясь ответа. 
Но Павлов молчал. 
- Дмитрий Григорьевич!.. - В голосе Чумакова просквозило негодование. - Ты меня знаешь... Что происходит? Вчера вечером генерал Маландин тоже влепил мне по телефону оплеуху... А утром, как ни в чем не бывало, зачем-то вливают в мою группу отдельный автобат, дают для чего-то боеприпасы. 
Недовольно посмотрев на другую сторону улицы, где сбились в стайку женщины и дети, глазевшие на военных, Павлов спросил у Чумакова: 
- Временем располагаешь? 
- Располагаю. 
- Тогда идем с нами, перекусим вместе... Я отбываю на Юго-Западный фронт. Другого случая поговорить может не представиться...