Война (Книга 2)
Сталин, не поднимая глаз, придвинул к себе документы и начал читать. Они были изложены кратко и четко.
- И когда мы сможем сесть с англичанами за один стол? - Сталин исправил синим карандашом какое-то слово и закрыл папку. Взяв стакан, отхлебнул из него.
- Многое зависит от того, какие полномочия дал Черчилль своему послу, - ответил Молотов. - Ведь англичане могли бы уже предложить нам союз... Выжидают. Наблюдают за развитием событий на фронтах... Во всяком случае, пока ты как глава Советского правительства во всеуслышание не скажешь своего слова, не дашь оценку нашему положению, каналы дипломатических общений будут действовать не так, как нам надо в этих условиях.
Сталин задумался, вздохнул, затем с досадой сказал:
- Все как сговорились: торопят меня с выступлением... Но надо сначала если не овладеть ситуацией, то, во всяком случае, досконально разобраться в ней!.. События на фронтах нарастают столь стремительно, что изменить положение мы можем только своими собственными силами. Никакой самый реальный союзник, окажись сейчас такой, не успеет прийти нам на помощь. А вот если Черчилль подпишет обязательство, - Сталин постучал указательным пальцем по папке с документами, - не вести за нашей спиной переговоров с Гитлером и не заключать с ним ни перемирия, ни мирного договора - это будет весьма значимо.
- Тут наша дипломатия должна опереться и на твой авторитет, - с чувством неловкости сказал Молотов, опасаясь, что его фраза прозвучит как комплимент, склонности к которым у него никогда не было.
- Какой авторитет?! - воскликнул Сталин. - Откуда ты взял, что Сталин пользуется у капиталистов авторитетом?!
- Ну, может, "авторитет" не то слово, - с улыбкой ответил Молотов, догадавшись, что раздражение Сталина напускное. - Однако известно, что Черчилль и Рузвельт к твоему голосу прислушиваются довольно внимательно. Когда Гитлер осенью прошлого года навязывал нашей делегации переговоры о разделе сфер влияния, нетрудно было уловить, что он учитывал и это. Тебе не хуже меня известно: главы правительств многое знают о достоинствах и недостатках друг друга. На особом счету у них популярность лидера у своего народа и, между прочим, у лидеров других стран.
- Ты полагаешь, что Черчилль ждет моего слова?
- Это само собой разумеется. - Молотов развел руками. - Но еще надо учесть, что буржуазная пресса, пользуясь молчанием нашего правительства, активно вводит свои народы в заблуждение. Клевета льется потоками. Многие уже хоронят нас, правда, без траурной музыки. - Молотов открыл еще одну папку, которую держал в руке, взял из нее газету на английском языке с подколотым текстом перевода и протянул Сталину: - Вот полюбуйся на образчик их работы, один из множества.
В газете под крикливым заголовком была напечатана статья об окончательном разгроме Красной Армии и помещена карикатура, под которой стояла подпись: "Кремлевские заправилы удирают в Сибирь". На рисунке Сталин, Молотов и Тимошенко, изображенные в прыжке через Уральский хребет; все со шпорами на голых пятках, с болтающимися на боку кривыми саблями, в заплатанных галифе и буденовках.
Увидев карикатуру, Сталин коротко хмыкнул и тут же погасил под усами улыбку. Но его серое от бессонных ночей лицо будто чуть посветлело. Внимательно рассматривал рисунок, на котором он выглядел даже при скорчившейся в броске фигуре долговязым, а Молотов и Тимошенко низкорослыми, с кривыми ногами.
- Ужас! - Сталин усмехнулся одними глазами. - Если б этот живописец знал, что я ростом гораздо ниже Тимошенко, он бы изобразил меня бог знает как!..
- Тут мы все великаны. - Молотов засмеялся. - В соотношении с Уральским хребтом.
- Ну что ж. - Сталин отодвинул от себя газету и хлопнул по ней рукой. - Они отрабатывают свой хлеб. Но даже не подозревают, что, напомнив своим читателям о наличии у нас за Уральским хребтом пространств более обширных, чем вся Европа, заставят многих из них задуматься: что это за держава Советский Союз и на кого Гитлер поднял руку? География ведь имеет прямое отношение к большой политике, военной стратегии и судьбам мира. - Сталин снова придвинул к себе газету, посмотрел на карикатуру и засмеялся, казалось, с удовольствием. Потом серьезно промолвил: - Этим борзописцам стоило бы лучше подумать, куда будет удирать Гитлер, когда Красная Армия пожалует в Берлин.
- К сожалению, мы пока не даем буржуазной прессе повода для таких размышлений, - с тенью горечи заметил Молотов. - Пока они тешатся нашими трудностями.
- Пусть потешатся. Тем горше будет похмелье...
- Но при нынешней ситуации в наших международных делах наметилось много мертвых точек.
- У тебя целый наркомат, штаты дипломатов... Обязаны справиться.
Воцарилось молчание. В тишине звякнула ложечка о стакан, который Сталин, вставая из-за стола, переставил на другое место. Он прошелся по кабинету, раскурил на ходу трубку, затем приблизился к Молотову и, словно жалуясь на кого-то, глухо, с усилившимся грузинским акцентом заговорил:
- Значит, Черчилль ждет моего слова... Но что сейчас может сказать Сталин? Никакие мои слова, пока мы не остановили германские войска, не произведут серьезного впечатления на мировое общественное мнение.
- Нужна программа и хотя бы доказательное размышление вслух о нашем военно-экономическом потенциале. - Молотов снял пенсне и, достав из кармана сверкнувший белизной платок, начал протирать им стекла. Капиталисты тоже считаются с реальными фактами. А наши ресурсы, боевое настроение нашего народа - вещь более чем реальная.
- Необходимо еще взвесить, стоит ли раскрывать наши возможности... А если стоит, то в какой мере... - Сталин устремил на Молотова вопрошающий взгляд. - Мне другое не дает покоя: что думают о нас сейчас там, на фронте?.. И что народ думает?.. - Глаза его вспыхнули. - Ругают Сталина?..
- Боюсь, что ругают. Но все-таки верят и ждут, что же ты скажешь...
- Надо разобраться... Разобраться не только с точки зрения наших задач. Фашизм - это угроза всему человечеству. - Сталин, прохаживаясь по кабинету, говорил тихо и медленно, будто убеждал сам себя. - Надо измерить всю глубину опасности, реальнее ощутить силу Германии, взвесить наши силы и сказать на весь мир правду. - Он остановился перед Молотовым и продолжил: - Но ты прав, что немедленно нужна четкая программа, нужно весомое слово правительства. Поэтому надо принять на Политбюро директиву Совета Народных Комиссаров и Центрального Комитета партии. Она и должна явиться ближайшей программой действия для партийных и советских органов, но пока только прифронтовых областей. Ее лейтмотив - все для фронта, все для победы над агрессором! Надо прямо сказать в директиве, что речь идет о судьбе нашего народа, о судьбе Советского государства...