Человек не сдается

Опередив сержанта, Морозов схватил трубку, ожесточенно крутнул ручку. 
- "Неман"! "Неман"! Алло!.. "Неман"! 
Штаб бригады не откликался. 
Морозов рванул трубку второго телефона. 
- Застава!.. Погранзастава! Алло! Погранзастава! 
На лбу младшего политрука выступили крупные капли пота: не отвечала и ближайшая пограничная застава. Чья-то рука уже успела перерезать все провода. Молчал и квартирный телефон полковника - командира танковой части. Он жил в местечке Свинеж, где находились зимние квартиры танкистов. Там же размещались штаб, склады, парк не выведенных в лагерь боевых и транспортных машин. 
Морозову ничего не оставалось, как объявить тревогу. 
Вдоль палаток, от дневального к дневальному, перекатывалась холодящая душу, разноголосая команда: 
- Тревога! Тревога!.. В ружье!.. 
Где-то на краю лагеря рассыпал серебряную трель горнист. 
Лагерь ожил. Танкисты и шоферы, чьи машины находились в лагерном парке, стремглав мчались туда. Все остальные, захватив оружие, бежали на тыльную линейку, где уже раздавались команды к построению. 
...С дороги, ведущей к лагерю, на переднюю линейку свернула легковая машина и на большой скорости подъехала к палатке дежурного. Из машины выскочил моложавый полковник с заспанным, небритым лицом - командир бригады. 
Морозов, подав собравшимся здесь офицерам команду "Смирно", кинулся к нему с рапортом, но полковник, нетерпеливо махнув рукой, коротко спросил: 
- Приказы есть? 
- Никак нет. И связь почему-то не работает. 
Измерив Морозова суровым взглядом, точно он, дежурный по лагерю, чего-то недоглядел, командир бригады задумался, нервно потирая ладонью небритую щеку. 
В стороне, в просветленной сини неба, плыла на восток еле различимая армада бомбардировщиков. Проводив ее глазами, в которых гнездились тревога и желчная горечь, полковник обратился к командирам: 
- Обстановка неизвестна. Приказов никаких. Надо полагать, немцы напали без объявления войны... А это значит... Сами понимаете: до границы тридцать километров. 
Он еще с минуту прислушивался к артиллерийской пальбе, отчетливо доносившейся с запада, а затем отдал распоряжение: 
- Действовать по плану боевой тревоги! Майор Новиков!.. 
- Я! - отозвался из группы командиров щеголеватый майор. 
- Поставьте мотоциклистам задачу на разведку. 
- В наличии только два экипажа, товарищ полковник, - доложил Новиков. - Остальные на соревнованиях мотогонщиков. 
- Какие там мотогонщики? Ах, да... - Полковник зло сплюнул, почесал затылок и приказал: - Пошлите два экипажа и бронеавтомобиль. 
- Есть! 
- Первому батальону... - Командир бригады выжидательно смотрел на офицеров, кого-то искал глазами. - Командир первого батальона! 
- Майор Бабинец с вечера уехал на зимние квартиры, к семье, - доложил Морозов. 
Негодующе ворохнув глазами, полковник спросил: 
- Капитан Волков здесь? 
- Я! - раздалось из группы командиров. 
- Приготовить батальон к бою... 
- А как с боеприпасами? - послышался чей-то, похожий на бабий, голос. - В лагере ни одного снаряда! 
- Знаю! - зло прервал полковник говорившего. - Командиру автороты ("Я!" И один из офицеров взял под козырек) доставить личный состав второго и третьего батальона на зимние квартиры. Там загрузиться боеприпасами и прибыть сюда. 
- Есть доставить людей на зимние квартиры и привезти в лагерь боеприпасы! 
- Второму и третьему батальонам - на зимних квартирах снять с консервации танки, получить боеприпасы и выдвинуться к месту сосредоточения бригады согласно плану боевой тревоги. 
- Есть! - в один голос произнесли два командира. 
- Штабной автобус на месте? - повернулся полковник к младшему политруку Морозову. 
- Никак нет. Ушел в Гродно за артистами... Сегодня концерт... 
- Концерт... - Полковник кивнул головой в сторону границы, где бушевала война. 
5 
В лагере ждали снарядов с таким напряженно-тревожным нетерпением, с каким ждут врача, уже одно появление которого может спасти жизнь умирающему человеку, беспредельно дорогому всем. 
Солнце поднималось выше и выше, синева неба блекла, делалась белесо-голубой; в ней непрестанно гудели моторы, уносившие косяки крестатых бомбардировщиков на восток. На западе же, там, где находилась государственная граница, вскипал грохот канонады... 
А снарядов не было. 
Примчались из разведки мотоциклисты. Сообщили, что немецкие танки пересекли границу, достигли Августовского шоссе и движутся одной колонной на Гродно, другой на Домброво. Не позже чем через двадцать минут они будут здесь, в лагере... 
А снарядов нет. 
Нет и танковых батальонов, которые должны прибыть с зимних квартир сюда - в район лагеря, к поросшим непролазью мелколесья оврагам, что раскинулись за недалекой березовой рощей. Там - место сосредоточения по тревоге. 
Полковник - командир бригады - хотел было отдать приказ единственному танковому батальону, который находился в лагере, выдвинуться к оврагам с тем, чтобы там, рассредоточившись, загрузиться снарядами, как только подоспеют грузовики. Но вспомнил, что автомашинам не пробиться сквозь одичалые кустарники к оврагам... Приказал вывести танки из парка и разбросать в сосняке - на случай бомбового удара. 
В воздухе вдруг послышался надсадный нарастающий свист. За речушкой Ия ухнули, всколыхнув землю, разрывы тяжелых снарядов. После небольшой паузы, зазвеневшей тишиной, снаряды легли за речкой целой серией. Два взрыва взметнулись среди палаток, кинув в небо обломки нар, обрывки парусины и солдатских постелей. По лесу пополз приторный запах гари. 
У полковника между бровями врубилась складка, тугими узлами заходили на скулах под кожей желваки. Стало ясно, что лагерь - под непосредственным ударом. Надо действовать. 
Но снарядов нет. 
Нет потому, что по инструкции они выдаются со склада только для боевых стрельб на полигоне. Полковник со злостью отшвырнул незажженную папиросу и с горечью подумал: 
"А инструкции о боеготовности?.. Почему я не имел права держать в лагере хоть по одному боекомплекту на танк?.." 
И все надеялся, что вот-вот появится офицер связи с приказом из штаба армии, в котором будет сказано, какая стоит перед танковой бригадой задача и что ему, командиру бригады, надо делать сейчас... 
С зимних квартир примчались наконец груженные снарядами и патронами машины. 
Командир автороты, высокий, сутуловатый старший лейтенант, плакал, как мальчишка, растирая на посеревшем лице слезы, и рассказывал полковнику, что он убил на зимних квартирах, в местечке Свинеж, человека. Застрелил красноармейца, потому что не было иного выхода... 
Полковник, туго сжав челюсти и уперев в старшего лейтенанта потемневшие от негодования глаза, слушал его рассказ... 
Когда авторота прибыла в Свинеж, местечко дымилось в пожарах. Шесть немецких бомбардировщиков разгрузились над казармами военного городка, над штабом бригады. Первая фугаска попала в караульное помещение, похоронив под обломками всех, кто там находился... 
Грузовики автороты пересекли местечко, миновали военный городок и остановились у колючей проволоки, которой было обнесено складское помещение. Надо было открыть склад и взять снаряды. Но у склада стоял часовой - молоденький синеглазый солдат с комсомольским значком на груди. 
- Стой! - крикнул часовой ломким голосом. 
Старший лейтенант остановился и объяснил солдату, что приехал за снарядами. 
- Без разводящего или начальника караула не подходи! 
- Убиты! Война, - коротко объяснил старший лейтенант и подумал, что даже такими доводами не убедить солдата. 
Согласно Уставу караульной службы часового мог снять или отдать ему приказание о допуске в склад только разводящий или начальник караула. При их гибели - дежурный по воинской части, начальник штаба или начальник гарнизона. Но никого не было. Начальником гарнизона являлся командир бригады. Он - в лагере. Дежурный по части - тоже там. Ведь наряд для несения службы в гарнизоне посылался из лагерей.