Улика

— Слушайте,— сказала я.— Я только что прилетела из Калифорнии, чтобы поговорить с женщиной, которая в настоящий момент направляется к выходу из терминала. Я должна поймать ее прежде, чем она доберется до автостоянки, и я не знаю, через какой выход она пойдет. Нельзя ли сделать для нее объявление?
Женщина посмотрела на меня одним глазом, другой при этом уставился на инструкцию, прикрепленную к поверхности ее стола. Не говоря ни слова, она взяла телефонную трубку и набрала номер.
— Имя? — спросила она.
— Лида Кейс.— Она повторила имя и через несколько мгновений я услышала, как Лиду Кейс приглашают к службе «В помощь пассажиру» терминала номер два. Я рассыпалась в благодарностях, хотя ей, по-видимому, их и не требовалось. Она закончила собираться и, коротко попрощавшись, ушла.
Я не знала, появится ли Лида Кейс. К тому времени, когда было сделано объявление, она могла быть уже вне здания. К тому же она могла быть слишком уставшей, чтобы еще возвращаться за чем бы то ни было. Подчиняясь какому-то безотчетному побуждению, я обошла стол и присела на стул. Мимо меня прошел человек, тащивший за собой чемодан на колесиках, чемодан упирался, словно собака, которую ведут к ветеринару. Я бросила взгляд на часы. Прошло двенадцать минут. Я заглянула в верхний ящик стола, который был не заперт. Карандаши, блокноты, аспирин, бинт в целлофановой упаковке, испано-английский словарь. Я зачитала список полезных выражений, напечатанный на обратной стороне обложки. «Буэнос тардес»,— пробормотала я себе под нос. «Буэнос ночес». Спокойной ночи. Я умирала от голода.
— Меня кто-нибудь ищет? Я услышала свое имя по радио. И сказали, мне прийти сюда.— Акцент был техасский. Лида Кейс стояла передо мной, отставив бедро в сторону. Малышка. Без макияжа. Вся в веснушках и в кудряшках. На ней были темные брюки и такая же блузка — это обычная универсальная униформа барменов, наверное, их покупают сразу оптом еще на фабрике. Ее имя было вышито на левом нагрудном кармане. На руке у нее были покрытые бриллиантами часы, в другой она держала зажженную сигарету, которую бросила на пол и растоптала.
— В чем дело, детка? Я ошиблась местом?
Лет тридцать пять. Подвижное лицо. Маленький прямой нос и острый упрямый подбородок. Улыбка обнажила искривленные глазные зубы и пустоты там, где должны были быть первые коренные. Да, ее родители явно не залезали в долги, чтобы улучшить состояние дочкиной челюсти.
Я поднялась и протянула ей руку.
— Здравствуйте, миссис Кейс.
Она позволила своей руке ненадолго задержаться в моей ладони. Ее глаза со вставленными контактными линзами были навязчивого естественно-голубого цвета. По их поверхности скользнуло выражение недоверия.
— По-моему, я вас не знаю.
— Я звонила вам из Калифорнии. Вы два раза бросили трубку.
Улыбка испарилась.
— Я думала, я хорошо вам объяснила, что не желаю иметь с вами дела. Надеюсь, вы не из-за меня проделали такой путь.
— Вообще-то, из-за вас. Когда я подошла к бару, вы только что закончили работать. Надеюсь, вы уделите мне пару минут. Могли бы мы с вами здесь где-нибудь спокойно поговорить? Наедине.
— О чем же?
— Меня интересуют обстоятельства смерти вашего мужа.
Она уставилась на меня.
— Вы репортер или что-нибудь в этом роде?
— Частный детектив.
— А, верно. Вы сказали тогда по телефону. И на кого вы работаете?
— В настоящее время на себя. До этого на страховую компанию. Я расследовала обстоятельства пожара на складе фирмы «Вуд и Варен». И в ходе следствия всплыло имя Хью. Я подумала, что вы можете мне побольше рассказать об этом деле.
Я видела, что она борется с самой собой и с искушением. Видимо, это была одна из тех до бесконечности повторяющихся истории, которые мы вспоминаем, когда сон ускользает от нас. Я подумала, что, наверное, некоторые неприятные воспоминания она пересказывает сама себе заново, когда часы отсчитывают время между двумя и тремя ночи. В это время суток что-то в памяти оживает и хочет поговорить.
— Какое Хью имеет к этому отношение?
— Может быть, и никакого. Я не знаю. Мне показалось странным, что исчезли все его анализы.
— А что вы об этом беспокоитесь? Никому больше до этого дела нет.
— По-моему, нам пора где-нибудь приземлиться.
Она смерила меня с ног до головы долгим взглядом. Угрюмое выражение на ее лице сменилось гримасой нетерпения.
— Внизу есть бар. Меня ждут, так что сперва я позвоню домой. Полчаса в вашем распоряжении, но не больше. Я сегодня совсем уработалась и хочу наконец отдохнуть.— Она двинулась куда-то решительным шагом, и я поспешила за ней, быстро семеня, чтобы не отстать.
Мы сели за столик у окна. Ночное небо было полно низко висящих облаков. Я удивилась, обнаружив, что на улице идет дождь. По стеклу текли струи, размазанные налетавшим ветром. Летное поле было глянцевым, как черная клеенка. Огоньки на взлетной полосе отражались в мокрой зеркальной поверхности, все в кружочках от падающих капель. Возле соседних ворот стояли в ряд три самолета. Еще там было полно буксирных тракторов, фургонов с продовольствием, автокранов и людей в желтых комбинезонах. Мимо промчался багажный кар, толкая перед собой тележки с целой горой чемоданов. Один чемодан упал на мокрый бетон, но никто этого не заметил. Кто-нибудь проведет веселое времечко, заполняя требования «пропавшего багажа».
Пока Лида отошла, чтобы позвонить, я заказала себе виски и «Кровавую Мери» для нее, по ее просьбе. Ее долго не было. Официантка принесла напитки и соленого печенья в банке.
— Лида хотела перекусить, вот я вам принесла,— сказала она.— Крикните, девочки, если что-нибудь понадобится. Меня зовут Элси.
Бар понемногу опустел, но табачный дым все еще висел в воздухе, и создавалось такое ощущение, будто кто-то сфотографировал посетителей, но вышло нечетко или смазанно. Я услышала цокание чьих-то каблуков, это вернулась Лида. Она сняла куртку, и ее белая блузка была теперь расстегнута до середины груди. Кожа у нее на груди была рябая от веснушек, словно птичье яйцо, и от этого выглядела как загоревшая.
— Извините, что так долго,— сказала она.— Соседка по комнате как раз переживает нервное потрясение, или ей так кажется.
Она размешала бледное облачко водки с острым томатным соком при помощи черенка сельдерея. Затем открыла банку с соленым печеньем.
— Протяните ручку, и мамочка даст вам печенья,— сказала она.
Я протянула руку, и она насыпала мне на ладонь маленьких китайских пагод, покрытых крупной солью. Ее враждебность куда-то исчезла. Мне раньше такое уже встречалось — у некоторых людей недоверие принимает форму агрессивности, их сопротивление словно стена, в которой тем не менее в самый неожиданный момент появляется калитка. Видимо, раз уж она решила со мной поговорить, она не видела смысла продолжать мне хамить. Кроме того, я платила за выпивку. Хотя, имея при себе лишь десять долларов, я все равно не выдержала бы больше тридцати минут.
Она достала пудреницу и, хмурясь, проверила, все ли у нее в порядке с косметикой.
— Господи, на кого я похожа.
Она взгромоздила свою сумку на стол и зарылась в нее в поисках косметического набора. Она расстегнула его, извлекла наружу всевозможные принадлежности и принялась перевоплощаться прямо у меня на глазах. Она положила на лицо тональный крем и начала втирать его, уничтожая веснушки, морщины и выцветшие участки кожи. Затем она достала карандаш для подводки глаз и смочила его, зажав между губами, затем немного туши на ресницы. Казалось, глаза у нее мгновенно увеличились. Она нанесла румяна высоко по контуру скулы, обвела губы темно-красным и затем накрасила их помадой более светлого тона. Прошло менее двух минут, но, когда она снова взглянула на меня, острые углы куда-то пропали и выглядела она как с обложки рекламного приложения.
— Ну, как?
— Впечатляет.
— Ах, милочка, да я бы и из вас конфетку делала в считанные минуты. Вам нужно больше внимания уделять своему внешнему виду. Ваша прическа напоминает собачью задницу.