Улика

Хедер в изумлении уставилась на меня, когда я, практически не замедлив шага, пересекла ее комнату.
— Он у себя?
Она заглянула в свои записи со смущенным видом.
— У вас назначена встреча сегодня утром?
— Теперь уже да,— сказала я. Я постучала и вошла. У Ланса был Джон Залькович, инженер-химик, которому меня представили в прошлый раз. Они склонились над каким-то предметом, напоминающим гигантскую прищепку для подгузника, разглядывая его через увеличительное стекло.
— Нам нужно поговорить,— сказала я.
Ланс взглянул мне в лицо и затем сделал Зальковичу знак, видимо означающий, что они продолжат как-нибудь в другой раз.
Я подождала, пока дверь за ним закроется, и затем облокотилась на стол Ланса.
— Кто-то пытается засунуть кого-то в нашу, общую тыльную часть,— сказала я. Я рассказала ему всю ситуацию в деталях, не опуская ни одной подробности, не оставляя ему ни малейшего повода для возражения. Он все понял. Румянец сошел с его лица.
Он тяжело опустился на свой вращающийся стул.
— Господи,— сказал он,— я не могу в это поверить.— Я видела, что он просчитывает возможные версии, как это только что делала я сама.
Я пододвинула себе стул и села на него.
— Что за срочная необходимость заставила вас умчаться отсюда так быстро в пятницу вечером? — спросила я.— Это ведь имеет отношение к нашему делу, не так ли?
— Как это?
— Потому что, если бы мы с вами побеседовали, как я и собиралась, возможно, вы упомянули бы поджог, и таким образом я поняла бы, что заключение пожарного департамента — подложное.
— Позвонила моя домработница. Я нахожусь сейчас в процессе пренеприятнейшего развода, и Гретхен как раз появилась в доме с двумя дюжими молодцами и грузовичком. К тому времени, как я добрался туда, они освободили гостиную и принялись за кабинет.
— Достаточно ли у нее средств, чтобы заварить такую кашу?
— А для чего ей это нужно? В ее интересах, чтобы я был жив-здоров и зарабатывал как можно больше денег. Сейчас она получает шесть тысяч в месяц временного содержания. Меньше всего ей хотелось бы, чтобы я сел в тюрьму за мошенничество со страховкой. Кроме того, с марта этого года она была в Талсе.
— Или же она просто это утверждает,— сказала я.
— Если бы вы были знакомы с ней, вы не смогли бы выдвинуть против нее обвинение серьезнее, чем облизывание кончика карандаша каждый раз перед тем, как написать свое имя на бумаге.
— В любом случае, кому-то понадобилось вас скомпрометировать,— сказала я.
— А почему вы думаете, что их целью был я? Может, они охотились за вами?
— Никто не мог знать наверняка, что именно мне поручат вести это дело. Дела о пожарах раздаются практически наобум, тем, кто свободен в настоящий момент. Если бы им нужна была я, они бы действовали по-другому. Ведь не стали бы эти люди поджигать ваш склад, имея лишь слабую надежду, что этот случай поручат мне.
— Да, я думаю, вы правы,— сказал он.
— Тогда давайте подумаем. Что еще происходит в вашей жизни, помимо развода?
Он взял со стола карандаш и принялся вертеть его в руках, наподобие тамбурмажора. Затем он бросил на меня загадочный взгляд.
— У меня есть сестра, и она три месяца назад приехала из Парижа, ходят слухи, что она хочет управлять заводом.
— Эбони?
Он сделал удивленное лицо.
— Вы ее знаете?
— Не очень хорошо, но знаю, кто она.
— Она не одобряет мои методы ведения дел.
— Этого достаточно, чтобы организовать всю эту штуку?
Некоторое время он сидел, задумчиво глядя на меня, и затем потянулся к телефону.
— Я, пожалуй, позвоню своему поверенному.
— Я тоже,— сказала я.
Я вышла из «Вуд и Варен» и направилась в центр города.
Насколько мне известно, ведомство прокурора федерального судебного округа еще не было уведомлено и дела на меня тоже еще пока не завели. Для того чтобы получить ордер на арест, нужно заявление, подкрепленное фактами, в первую очередь подтверждающими, что было совершено преступление, и второе, что источник информации внушает доверие. Пока что все, что было у Мака,— это анонимный телефонный звонок и косвенные улики. Ему придется предпринять какие-то действия, чтобы раздобыть доказательства моей вины. Если обвинение будет подтверждаться, тогда «Калифорния Фиделити» получит право на юридическую защиту. Я предполагала, что они изучат все мои дела, случай за случаем, чтобы удостовериться, не было ли где-нибудь еще подозрительных эпизодов. Они также могут нанять частного детектива, чтобы тот занялся «Вуд и Варен», Лансон и, возможно, мной — вот свежая мысль. Интересно, как будет выглядеть моя жизнь под микроскопом тщательного профессионального анализа. Конечно же, всплывут эти пять тысяч. Я не совсем понимала, что лучше с ними сделать. Наличие этой суммы у меня на счету было само по себе достаточно компрометирующим, но, если бы я попыталась снять деньги, это выглядело бы много хуже.
Остаток дня я помню фрагментарно. Я разговаривала с Лонни Кингманом, криминалистом, с которым я как-то работала вместе. Ему едва за сорок, он похож на боксера: по крайней мере, его лицо, с нависшими бровями и сломанным носом. У него спутанные волосы, и его костюмы всегда слишком тесно обтягивают лопатки. Ростом он пять футов четыре дюйма и весит фунтов двести. Он поднимает тяжести в том же спортивном зале, что и я, и я видела, как он выполняет приседания со штангой на каждом конце которой, как ведра с коромысла, свисали диски по триста фунтов с каждой стороны. Он с отличием закончил юридический факультет в Стэнфорде, и он носит шелковые рубашки со своими инициалами, вышитыми на манжетах.
Юристы — это люди, которые безобиднейшим голосом сообщают вам вещи, от которых вам хочется вопить от ужаса и рвать на себе одежду. Они, точь-в-точь как доктора, видимо, считают себя обязанными познакомить вас в полной мере с теми ужасами, с которыми вам, может быть, придется столкнуться на том пути, которым движется ваша жизнь. Когда я рассказала ему, что происходит, он предложил мне два дополнения к обвинению в мошенничестве со страховкой: меня обвинят в сообщничестве с Лансом Вудом и будут судить как пособника при поджоге. Причем это дополнение он выдал мне, не вникая особенно в подробности дела.
Я почувствовала, что бледнею.
— Я не хочу выслушивать от тебя эти глупости,— сказала я.
Он пожал плечами.
— Это то, что пришло бы мне в голову, работай я у прокурора федерального округа,— произнес он небрежно.— Пожалуй, я могу добавить еще несколько пунктов, если ты посвятишь меня во все детали.
— Детали, черт тебя побери. Я никогда в жизни не встречалась раньше с Лансом Вудом.
— Разумеется, но можешь ли ты это доказать?
— Конечно, нет! Каким, интересно, образом?
Лонни вздохнул, видимо он уже представил меня в бесформенной арестантской одежде.
— К чертовой матери, Лонни, как происходит, что закон всегда на стороне твоего противника? Клянусь Богом, везде, куда ни бросишь взгляд, выигрывает тот, кто по-настоящему виновен. Что же мне теперь делать?
Он улыбнулся.
— Не так уж все и плохо на самом деле,— сказал он.— Мой тебе совет, держись подальше от Ланса Вуда.
— Каким образом? Я не могу сидеть сложа руки и ждать, что случится дальше. Я хочу узнать, кто все это подстроил.
— Я не говорил, что тебе не следует попытаться разобраться в этом. Ты же сыщик. Вот и расследуй это дельце. Но на твоем месте я бы был поосторожнее. Мошенничество со страховкой — это неприятная штука. Ты же не хочешь, чтобы тебя посадили за решетку с каким-нибудь еще более серьезным обвинением.
Я побоялась спросить у него, что он имеет в виду.
Я отправилась домой и разгрузила целый ящик с папками. Несколько минут у меня заняло расшифровать то, что было записано автоответчиком. Я позвонила Джону Роббу из розыска полицейского департамента Санта-Терезы. Находясь в расстроенных чувствах, я обычно редко звоню мужчинам. Я была воспитана в убеждении, что в наши дни женщина сама должна о себе позаботиться, чем я и занялась бы с удовольствием, если бы только знала, с чего начать.