Этот Еремеев
Вера Петровна остановилась, парни ее окружили.
- Вы куда это, хлопцы? - громко спросила Вера Петровна. - Гулять собрались?
- А почему не погулять? - сказал тот, который был с гитарой. - Идемте с нами, Вера Петровна.
- Спасибо, хлопцы, не могу, - красуясь, отвечала им Вера Петровна; видно, ей было приятно, что монтеры зовут ее. - Я бы пошла, хлопцы, но работы много.
- Глубоко сожалеем, - вежливо сказал парень с гитарой. Уговаривать ее он не стал, приподнял соломенную шляпу, и группа расступилась.
- Хорошие у меня ребята, - растрогалась Вера Петровна. - Когда кончаем объект, я всегда им говорю: "Хлопцы, вам спасибо! Да, пока что мы, грубые электрики, командуем миром, а не атомщики".
Вера Петровна резко остановилась.
- Что случилось? - почти-испуганно спросил Еремеев.
- Молодежный парк! Полюбуйтесь! - загремела Вера Петровна.
Прохожие оборачивались на ее голос.
Еремеев покорно остановился и покорно посмотрел в сторону парка.
Парк был действительно плох. Собственно-то, и парка не было - овражек с чахлыми деревцами, ссохшимися, пожелтевшими.
- Когда закладывали, говорили, что надо оставить овражек как есть, что так будет красивее, вольнее. А на самом деле лень было разровнять землю, спланировать. Вон дороженьки все затоптанные, елки погибли неухоженные. Овраг был, овраг и остался. Стыд для нашего города - ходим мимо, и смотреть стыдно, и говорить обидно!
- Да бросьте вы, Вера Петровна, вырастет парк, ничего особенного. Чего уж так переживать! Есть вещи поважнее, - сказал Еремеев.
Чувство антипатии к Еремееву было таким сильным, что Вера Петровна не стала возражать.
Однажды какая-то девушка назвала Еремеева красивым. Вера Петровна удивилась. Лицо у Еремеева было как будто сонное, с широко расставленными глазами. Лоб, правда, был большой и открытый, но Вере Петровне всегда казалось, что мысли Еремеева далеко-далеко, если у него вообще есть мысли. Лоб-то есть, а мыслей может и не быть.
Глаза Еремеева, когда он смотрел на Веру Петровну, были слегка прищурены, хмурые, неприязненные глаза. Разве могут быть такие глаза у молодого парня? У него глаза должны быть горячие, веселые, ясные. И голос должен быть слышный, безудержный, а не глухой, как будто таящий что-то против всех.
Собственно, ничего определенно плохого Вера Петровна не могла сказать о Еремееве. Она удивлялась ему, такому спокойному, молчаливому. Он казался ей неважным работником, формальным человеком. Вера Петровна таких ненавидела. "Равнодушие - враг прогресса", - любила говорить она и в жизни и на собраниях, а на собраниях она выступала всегда.
Конечно, Еремеев еще молодой, неопытный, но ведь другие тоже молодые. Он уже год здесь, а как будто делает одолжение, что работает со всеми вместе. После работы спешит домой, а ведь семьи у него нет.
Вера Петровна сегодня нарочно заставляла Еремеева ходить с нею, нарочно пошла даже на те стройки, где недавно была. Пускай, пускай! Откуда берутся такие хладнокровные, выутюженные, с дипломами инженеры и как с ними бороться, как из них делать людей, - Вера Петровна не знала. Она делала, что могла.
"Хватит меня перевоспитывать". Лучше всего, наверно, было оставить Еремеева в покое, но этого не позволял ее характер.
- Знаете что, - решительно заговорил Еремеев, - хватит. С утра мотаемся. У меня еще есть другие деда. Достаточно важные. До свидания!
Вера Петровна растерянно посмотрела на Еремеева. Вдруг его глаза показались ей запавшими и блестящими от усталости, на его щеках она увидела пятна.
- Вы устали? Вы же молодой. Ну, идите, идите. Какие у вас там еще дела? Живете несемейно. Кто вас разберет!
Еремеев повернулся и пошел; притихшая Вера Петровна осталась одна. В руках у нее был сверток с сосисками.
Мимо прошел мальчик в очках, в тапочках, нес ведро картошки.
- Пойду-ка и я домой, - сказала тихонько Вера Петровна, - отварю картошки, отварю сосисок, а вечером пойду в кино.
- Скоро озеленение вырастет, тогда будет хорошо, - услышала Вера Петровна мужской голос.
Женский голос нежно произнес:
- Не скоро.
- Всегда споришь, поперечный ты человек, - произнес мужской голос.
Вера Петровна улыбнулась.
Только успела она открыть дверь своей квартиры - сразу зазвонил телефон. Она взяла трубку, немного послушала, потом вздохнула и закричала:
- Я на вас за это в суд подам! К прокурору! Вы про эти провода забудьте! Немедленно пойдете под суд! Кто кричит? Я кричу? Я вам вежливо говорю: под суд! Еремеев сказал? А какое он имеет право? Он не материально ответственное лицо. Запрещаю! Да.
Она повесила трубку и, пыхтя, подошла к зеркалу. Зеркало отразило ее растрепанные волосы, запылившуюся шею и злополучный сарафан, который она шила сама и не успела дошить.
- Ладно, - сказала Вера Петровна, - пускай я чучело! Плевать на все! Ужинаю и иду в кино.
В кино билетов уже не было. Выручила знакомая девушка, техник Галия. Галия была румяная, с косами, уложенными короной, с темными глазами, опушенными ресницами такой длины и красоты, что Вера Петровна не удержалась и попросила Галию закрыть глаза.
Галия рассмеялась и с готовностью зажмурилась, Темные таинственные тени легли на смуглое, румяное, детски гладкое лицо.
В руках у Галии были цветы. Она показала их Вере Петровне.
- Цветок сам желтый, а внутри припекает розовым. Красиво, правда?
Вера Петровна посмотрела.
- А как у тебя дела? - спросила Вера Петровна.
Галия заочно училась в нефтяном институте.
- Ничего, - ответила Галия.
Вера Петровна сразу поняла, что Галия говорит не об институте.
- Уж не замуж ли собралась?
Галия промолчала.
- Кто же он? Хороший?
- Очень.
- Чем же?
- Всем.
- Красивый? Умный?
- Очень, - сказала Галия.
- Кто он? Скажешь мне?
- Саша Еремеев, - шепнула Галия и подняла к Вере Петровне розовое лицо.
Корона волос, скрепленных черными шпильками, опустилась книзу. В вырезе платья виднелась загорелая шея.
- Еремеев? - удивилась Вера Петровна. - Не может быть!
- Он, - шепотом подтвердила Галия. - Почему не может быть? Разве я такая плохая?
- Ты! Ты, но он... - вырвалось у Веры Петровны.
- Вы его знаете, - со счастливой улыбкой проговорила Галия. - Вы же его знаете, - повторила она, поощряя Веру Петровну к рассказам.
- Еремеев? Этот Еремеев? - удивилась Вера Петровна. "Этот Еремеев, этот Еремеев!" - думала она.
- Ну конечно! Вам он нравится?
- Мне? - Вера Петровна медлила, не зная, что говорить. Она умела говорить только правду и совершенно не умела врать и хитрить. - Мне? Почему? Парень он... Слушай, а ты выходишь за него замуж?
Галия кивнула.
- Мне он нравится, - промямлила Вера Петровна.
- Я так и знала! - Галия засмеялась.
- А что? А что такого? Еремеев - хороший парень.
- Сашка - сама душа. Вы же его знаете!
- Знаю, - сказала Вера Петровна.
И в это время в зале погасили свет. Галия сжала руку Веры Петровны.
"Такая прекрасная дивчина - и этот Еремеев. Этот Еремеев", - думала Вера Петровна. И она вспомнила лицо Еремеева. И никак не могла вспомнить, какого же цвета у него глаза. Не то серые, не то черные, в общем противные.
Сеанс кончился. Галия крепко взяла Веру Петровну под руку, и они пошли по парку - кинотеатр находился в парке.
- Саша не пошел со мной, не мог сегодня. Он очень много работает. Скажу вам по секрету: он с двумя товарищами уже полгода над одним проектом сидит. У них железное правило - два вечера в неделю никуда не ходить. Даже в кино. Я убежала, чтобы их не смущать. Пускай работают! Они молодцы!
Вера Петровна задумчиво слушала.
- Может быть, меня встретить придет, цветы купил, - продолжала Галия. Саша - сама душа. Ему до всего есть дело. Да вы сами знаете. Вот посмотрите на эти факелы.
В темноте на холмах факелы были видны отчетливо, они горели, как тоненькие трепетные свечки с неровным пламенем. Их было пять или шесть, таких светильников, вдалеке.