Елки-моталки
- А разве я не народ? - усмехнулся он.
- Вы - народ? - удивилась она, не заметив, что он запутывает разговор.
- Все мы народ. Так интеллигент Чехов говорил.
Пина не нашлась, что ответить, хотя чувствовала за собой какую-то очень большую правду. Взялась копать. Он тоже поднялся и, проходя мимо, зачем-то тронул ее плечо чуть слышно, а она резко распрямилась.
- Эй, обожгешься!
Этот невыносимо длинный день тянулся медленно, минутами, и конца ему не было видно. Пина принялась считать далекие взрывы, ясно представляя себе, как Родион запаливает шнуры, отбегает в кусты, режет затравку, потом бережно, нежно, будто бабочек, вытаскивает из коробки капсюли-детонаторы, делает закладку на полосе... А как пышет-то из леса перегретого - и без пожара жарко. Что они, на самом-то деле, неужели обедать не придут?
Но вот из кустов вышли рабочие. Они несли пустую алюминиевую баклагу, лопаты и топоры - до конца, видать, полосу пробили. Евксентьевский с ними, и Баптист, и Колотилин, а Родиона с Санькой нет - вдали рвалось и рвалось, и эхо прогромыхивало по лесу.
- Обедать, хозяйка?
- У меня все готово.
За едой они повеселели. Сдержанно хвалили кулеш, негромко переговаривались.
- По стаканчику бы сейчас.
- Что ты! Развезет с устатку...
- А вот у меня, - на лету подхватил интересный разговор Гришка Колотилин, - хороший этот, как его? Ну, в голове! Который у космонавтов-то. Как его?
- Вестибулярный аппарат? - подсказал кто-то.
- Вот-вот! - обрадовался Гришка. - Он. Всегда, бывало, приду сам. Не помню как, в невесомости, а приду...
- Орел! - похвалил его дядя Федя, но тему не поддержал и обратился к своим: - А ветер-то загинает, ребята!
- Далеко еще, однако, загинает, верно.
- А ну как совсем его загнет?
- Испугал бабу шелками!
- Чего гадать-то? Заветрит если, там увидим...
Рабочие потянулись в палатку, довольные, словно бы гордые тем, что вот закончили вместе большую работу.
- Мы часок поспим, дочка. Гуляев приказал. А ты ему воды снеси запалился парень.
- Сейчас! - обрадовалась Пина.
- Говорит, Байкал бы выпил.
Пина торопливо собирала посуду, слушала невнятные голоса из палатки.
- Полоса, почитай, готова...
- Рвать ее надо еще долго.
- А с боков не обоймем мы его, однако.
- Да-а-а... Что-то команду Платоныч не везет.
- Платоныч дело знает.
- Знает-то знает, да делов теперь ему. Суша! Звон!
- Хлебов да лесу, мужики, погори-ит!
- И паук все кусты оплел - к жару.
- Будет вам, поспим...
- Нет, мужики, баба хорошо на пожаре, - никак не мог успокоиться кто-то. - Вспомните, мы ведь сроду укуской ели...
- А какая согласится-то?
- А эта-то хлопотли-и-ивая...
- Да будет вам! - перебил чей-то голос. - Поспим...
Пина покраснела от похвалы. Она собрала кое-чего поесть, побежала со жбаном к бочаге. Кусты там стояли в молочном дыму, будто кто срезал их вершины. И черный выворот с рваными краями торчал из белого, пугающе большой и неподвижный. А на воде по-прежнему лежал тонкий слой чистого воздуха - вода, значит, не только против огня, она и дым держит? Пина спешила. Жбан был полон, только ей показалось, что попал сор. Вылила, потом зачерпнула осторожно, не беспокоя воды.
Солнце клонилось к вершинам сосен, когда она вышла на полосу. Ему еще долго катиться по небу, но навстречу подымался из обреченного леса дым, солнце стало приныривать в плотные серые волны, они пригашали его и сами освечивались желтым. А зелень вокруг притушило. На полосе, если она спрямлялась, туманились в синей дали кусты и трава - пожар подходил.
Бирюзов обрадовался, завидев Пину, бросил все и побежал навстречу. Напился он быстро, начал есть хлеб, что принесла ему Пина, ломанул полкружка колбасы.
- Ну и уважила, Агриппина! - восхитился он. - Тащи скорей воду Родьке он свой чай сегодня не пил, сгорел, наверно, совсем.
Пина еще долго шла на взрывы Родиона, - должно быть, он взялся с другого конца полосы. Она почти бежала. Стало мокро под спецовкой, душно, и ноги в сапогах совсем сопрели. Вот бухнуло недалеко. Рррр! Из-за кустов она увидела, как взметнуло землю, потревожило ветки на деревьях, и они закачались. Рррр! Ррр-ааа! Эхо на добрых басовых нотах рыкнуло рядом, прокатилось мимо, ушло куда-то к стану, и там его еще долго гоняло по лесу.
Пина выскочила из кустов. Родион уже закладывал взрывчатку в новые ямки, Пина не знала, что скажет ему. Поставить воду и уйти? Вот он заметил ее. Смотрит, улыбаясь, как она идет, а шла-то она хорошо, высоко подняв голову, и независимо смотрела прямо перед собой.
Поставила жбан на землю и вправду повернулась, сделала шаг назад.
- Пина! - вскрикнул Родион, и она, помедлив, оглянулась.
Бидон был уже у него. Родион пил, не спуская с нее взгляда.
- Я тебе помогу? - спросила она, берясь за лопату.
Он отрицательно замотал головой, не отрываясь от жбана.
- "Сосиски" буду закапывать, - предложила она.
- Нет, - решительно сказал Родион. - Я этим баловством всегда один занимаюсь.
- Шнуры бы резала. - Голос у нее совсем сник.
- Нет. У меня тут секунды рассчитаны. Посидим. Как там?
- Спят, - сказала Пина.
- Хорошо. Ночь веселая будет. А этот, ботало-то?
- Работал.
- Муравьев таскал? - Родион засмеялся.
- Нет, землю раскидывал.
- Ну?
- Ага. Я ковыряюсь помаленьку недалеко от стана, а он выскочил на полосу, глаза - во! И руки трясутся. В огонь, говорит, залез. Как, говорит, опалило...
- Врет, - засмеялся Родион. - А в руках у него ничего не было?
- Ничего.
- Ясно.
- Что?
- Бросил лопату и мешок. Ну ладно. На стане дымно?
- Есть маленько.
- Больше, чем здесь?
- Да, побольше.
- Ладно, Пина, иди.
Время, что весь день тянулось так медленно, вдруг ускорилось. Пина поднялась, оглядела вечереющее небо, светло-восковые дымы против солнца. Родион тоже поднял голову к небу.
- Не летят что-то мои черти...
- Прилетят! - успокоила его Пина.
- Очнусь вдруг и будто вертолет заслышу, а это Санька там шурует и по лесу отдает.
- Прилетят еще.
- Да должны бы...
- Какой-то ты невеселый, Родион.
- А что тут веселого? Смотри, какая благодать горит. Это не лес, а золото! Гложет...
- А что поделаешь...
- Вот думаю - прошли эти десять лет. Люди хлеб убирали, сталь варили, в космос летали... Танцевали, песни пели, речи говорили. Я пожары тушил. А знаешь, сколько за эти десять лет сгорело лесов?
- Сколько?
- Сорок миллионов гектаров.
- Да неужто, Родион?
- Угу.
- Почему так, а?
- Сам думаю... Может, потому, что лесу нет оценки в рублях? Он числится вроде бы даровым. Сгорит - и мы будто ничего не потеряли. Гложет!.. Ну ты иди, иди, Пина...
- Посидим, может? - робко попросила она.
- Нет, надо нажимать.
- Вот тебе колбаса и хлеб.
- Давай! А Саньке?
- Тоже.
- У тебя, оказывается, голова работает!
- А ты думал? - засмеялась Пина.
- Ну ступай, ступай, а то глаза я тебе здесь засорю.
Она ушла. Обогнула лесом Бирюзова, чтобы не мешать ему, и, подходя к стану, услышала в небе далекий рокот. Эхо? Нет, вертолет. Должно быть, и Родион заприметил, ждет не дождется. И рабочие выползли из палатки. Неужели она час ходила? Да, не меньше, потому что солнце совсем опустилось в вершины, млело в желтом тумане. Иногда очищалось оно и обновленными своими лучами пробивалось меж крон, слоило и резало дымный воздух.
Вертолет неожиданно вынырнул из-за леса, оглушил треском. Низко пролетел над полосой, ушел за дымы. Вот он появился с другой стороны, завис над площадкой, сел. Гуцких вышел из вертолета, поздоровался с рабочими, за ним высыпала вся команда Родиона. Пина смутно помнила некоторых по прошлогоднему пожару. Веселые, в грязных и опаленных комбинезонах, парашютисты прошли сквозь толпу рабочих и к ней. Они разглядывали девушку во все глаза, обходили вокруг, перемигивались, цокали языками, пока Гуцких не прикрикнул на них. Тогда они подступили к Пине знакомиться. Руку жали крепко, не жалеючи.