Шуми, тайга, шуми!
Запомнился первый воскресник. Начальника цеха ширпотреба Павла Нохрина, вертлявого, жуликоватого человека, принял на работу в отсутствие директора Володя Ивахненко. И Сергею сейчас пришлось прийти к Нохрину с особым приглашением. Тот вышел из дому в своей неизменной шляпе.
— Что такое?
— На воскресник пошли. Тротуары делать, заборы, а то стыд смотреть на территорию! Лесозавод строить, пилораму нам обещают.
— Не пойду я.
— Почему?
— Я не чернорабочий.
— А мы чернорабочие? Вон, гляньте, все наши инженеры как вкалывают!..
— Нет уж, увольте.
— Ладно, уволим! — сжал зубы Сергей.
Но и крепкий народ постепенно подбирался. Приехал из Ленинграда демобилизованный моряк Иван Логинов, зашел в контору. Сергей глянул на вырез его рубахи, где синела тельняшка, спросил:
— Какая у вас гражданская специальность?
— Тракторист.
— На тракторах у нас сидят надежные ребята. Комсомолец? А что, если мы тебя на курсы пилорамщиков пошлем? Согласен? Но учти: море тут другое.
— Знаю. Плавал уж. — Иван с улыбкой показал на свои брюки, забрызганные до колен грязью. — А вечерняя школа у вас есть?…
— А как же!
…Зима отпустила немного в тот памятный пятьдесят восьмой год на Алтае, потом снова легла на сухую, схваченную морозом землю. И уже прочно…
Большое событие произошло в ту зиму в лесхозе: родился Васька Новожилов, первый коренной житель Кедрограда. Правда, город такой существовал лишь в воображении его родителей, и неизвестно было, когда он воплотится в реальность, — проект как будто окончательно провалили. Поэтому комсомольское собрание лесхоза решило командировать Сергея, только уже не в Барнаул, а в Москву и Ленинград…
Он уехал и пропал. Сначала присылал телеграммы, потом замолк на целый месяц. Ребята уже начали беспокоиться: из Барнаула шли бесконечные запросы, да и чойские жители покоя не давали своими насмешками: «Лесхоз без директора, директор без диплома».
Приехал Сергей уже по весне, когда сошли полые воды и весь Горный Алтай буйно зацвел. Серегу не ждали в тот день. В усадьбе никого не было: все ушли на закладку кедрового питомника. Вернулись к вечеру, усталые, голодные и злые. Обнаружили Сергея в сенях у Новожиловых: он спал на лавке, уткнувшись лицом в плащ. Окружили, кое-как растолкали.
— Вздремнуть решил, Фотей Яковлевич? — сдержанно спросил Володя Ивахненко. — Был в академии? Что в главке?
— Академики поддерживают. — Сергей с трудом отходил ото сна. — Десяток отзывов на проект привез.
— Да ну! А с дипломом как?
— Защитил. На пятерку. Учетная карточка пришла моя?
— Реабилитировали? — ахнул Володя.
— Цека комсомола помог. Сколько я тебе взносов за год задолжал?
— Погоди ты об этом! Скажи лучше, как в главке?
— Приняли решение одобрить идею.
— А практически?
— Ничего.
Помолчали. Володя Ивахненко нервно закурил.
— Ребят наших видел? — спросил Коля Новожилов.
— С Виталькой Парфеновым в Москве встречались. И Володя Ульянов уже в академии, тоже восстановлен в комсомоле. Писем не было мне? Личных…
— Есть. Целых два. — Коля Новожилов обернулся к жене, которая возилась на кухне. — Где письма? Дина? Что ты там ворчишь?
— Да понимаете, ребята, совсем у меня от забот память отшибло! — Растерянно мигая, Дина вышла в сени. — Утром будто бы варила картошку поросенку, а оказывается…
— Чугун, который на плите? — перебил Сергей. — Это я съел!..
Письма были от Маши Черкасовой. Это темноглазая стройная девушка подошла к Сергею и Виталию Парфенову на Всесоюзной конференции студентов-биологов МГУ, куда после конкурса послали алтайскую работу Виталия.
— Знаете, вы правы, — сказала тогда она. — Изучать птиц и зверей надо без отрыва от среды, больше будет практических выводов для народного хозяйства. Можно, я к вам на практику приеду?
— Приезжайте, — сказал Сергей.
После заседания они погуляли по Москве. А прощаясь перед отъездом в Ленинград, Сергей спросил:
— Вы мне сообщите тогда?
— Напишу…
Теперь Сергей отвечал Маше. Он писал, что начали сажать кедр. До них лесхоз осеменил около пятисот гектаров вырубок, но всходов не появилось: грызуны, птицы и грибные заболевания уничтожали семена. Деньги были выброшены на ветер.
Приезжали в Чою работники лесного хозяйства и, требуя разведения кедра, отпускали новые средства, инструктировали. Но к чему эти инструкции? Сергей знал горькую правду: разведение кедра — школа терпения лесовода, а за всю историю лесоводства наука не подсказала ни одного дельного совета. Только редкие энтузиасты в различных уголках страны опытным путем добивались приживания этой реликтовой породы.
Любой организм лучше живет в родной, материнской среде, а какую пищу могла дать порванная и тощающая почва на свежей вырубке? Орешек подстерегали, кроме того, грибные заболевания, грызуны и птицы. Вся лесная живность кидалась на осемененные участки и пожирала орехи. Даже дятел — самый верный друг лесовода — старается погубить в зародыше могучего лесного великана. Природа мудра, и, может быть, не стоило насиловать ее, убивая труд и время на заведомо безнадежное дело?
Но комсомольцы решили все же попробовать. Еще зимой они прояровизировали орехи в опилках. Потом Володя Ивахненко распорядился протравить семена в растворе марганцовокислого калия, чтобы не появилась плесень. Но как спасти орехи от грызунов и птиц? Сергей и Володя поехали в Горноалтайский сельхозснаб, на складе которого нашли давно всеми забытый ящик. Им не хотели давать этот ящик, потому что в нем был страшнейший яд, от ничтожной дозы которого дохла лошадь. Ребята заполнили анкету из шестидесяти пунктов, клятвенно пообещав, что ни одна щепотка фосфида цинка не попадет на траву. Из Барнаула пришел приказ: «Разрешаем под личную вашу ответственность…»
На воскресник вышла вся лесная охрана, все специалисты, все ученики школы. В разных районах лесхоза взрыхлили маленькие площадки. Через неделю было готово под посев тридцать пять гектаров почвы. Сергей, Володя, супруги Новожиловы, инспектор охраны Иван Котов развезли по лесничествам яд. Орехи должны были перемешиваться с ядом в мучном или крахмальном клейстере. Часть семян решили подготовить с клеем и мелом.
Сергей приехал на самый далекий кордон. Лесник, увидев зловещий черный порошок, убежал в кусты. Сергей сам облачился в клеенчатый фартук, марлевую повязку и акушерские перчатки. К полудню засеял весь участок. А вечером рвало зеленой жидкостью, разрывало на части голову, и лесничиха отпаивала его молоком…
Сергей описывал все это Маше подробно и спокойно, а она с волнением ждала, какой же будет результат: ее захватила борьба ребят за свою мечту, и она уже мысленно видела себя участницей этой борьбы…
Потрясающий успех! На всех тридцати пяти гектарах кедр взошел. Друзья ползали по площадкам, считали всходы и ревели, как маленькие. Ребят теперь не остановить: посадили еще шесть гектаров дичков и заложили четыре питомника в разных местах. На семена и саженцы набросились все таежные птицы. Ребята объявили аврал и покрыли всю площадь питомников дранью.
Потом Сергей написал Маше, что вернулся с инспектором лесной охраны Иваном Котовым из тайги, где проводил обследование лесосек. На каждом гектаре вырубок гнило, заражая тайгу, несколько десятков кубометров древесины. Для заготовителей кончилось золотое времечко, когда можно было полюбовно сойтись с лесхозом — составить для формы акт на десяток тысяч рублей и скрепить отношения чайником спирта. Сергей предъявил леспромхозу иск почти на полмиллиона рублей! Он еще покажет кузькину мать губителям народного добра…
В другом письме Маша читала подробное описание каждой из пятнадцати лошадей, которых купил недавно лесхоз. И еще новость. В Москве Сергей добился, чтобы комсомольцам передали из других мест Алтая нерентабельные пасеки. Недавно пришло разрешение забрать шестьдесят пять семей. Чойские старики уверяли, что разлетятся пчелки от запаха бензина, жары и тряски, и пятнадцать тысяч рубликов директор выложит из своего кармана. Сергей написал отцу, вспомнив, что в далеком детстве они ездили куда-то, далеко за пчелами. Отец прислал подробную инструкцию. Пчел везли за триста километров, в жару.