Пересмешники (СИ)

– Совет только слушает дела, – добавила Илана ровным голосом. – В идеале – в мире Фемиды, как его видит администрация – случаев быть не должно. Но они есть. Их много. Всегда кто–то делает что–то не так.
– И когда Пола посчитали виновным, вы заставили его покинуть команду? – спросила я.
– Мы никого не заставляем, – сказала Эми. – Но он знал, что его ждет.
Мартин поспешил объяснить:
– Если ты соглашаешься на слушание как обвинитель или жертва, ты соглашаешься и на последствия, – сказал он.
– И какие они?
– Лишение того, что ты любишь больше всего, – сказала Эми. – Это наказание. Это правосудие. Пол ушел. И до нашего времени тут четверым ученикам из Почетного общества пришлось оставить свои обязанности. Они должны были.
Я обдумывала это минуту, идея – реальность – что правосудие было и в академии Фемиды. Что учеников наказывали. Что другие ученики помогали.
– А если другой человек не согласится? Как вы заставляете? – спросила я.
Эми хитро улыбнулась.
– Обычно мы не заставляем. Многие студенты соглашаются, потому что у них есть гордость. Мы тут помогаем друг другу. Обычно это не проблема.
Илана склонила голову на один бок, на другой, разминая шею, и добавила:
– Но мы все–таки делаем так, чтобы студенты хотели прийти до слушания и согласиться на условия.
– Вы же их не бьете? – агрессивно спросила Майя. – Это пошло бы против всех целей группы, да? Вы же должны «творить добро».
Илана и Эми обменялись улыбками.
– Мне нравится, что ты привела своего бульдога, Алекс.
– Английского бульдога, – добавила Майя, не позволяя никому другому поставить точку.
– Мартин, объяснишь? – спросила Эми.
Мартин склонился к нам, каштановые волосы упали на глаза. Он убрал волосы, посерьезнел.
– Мы не угрожаем и не бьем их. Это против наших убеждений. Мы ради добра, и чтобы исправить ситуацию. И мы помогаем ученикам, как ты, без жестоких методов.
Илана добавила:
– Мы помогали некоторым первокурсникам в прошлом семестре, – сказала она. – Среди молодежи ужасно много предательства. Но мы разобрались.
Они были мстителями, как Робин Гуд или Спайдермен, защитниками в плащах, борющимися за правду и справедливость.
– И… – Эми нарушила тишину. – Если мы возьмемся за твое дело…
– Вы беретесь не за все дела? – я перебила ее и сразу поняла, что после такого могу остаться с проблемой одна.
Эми покачала головой.
– Не за все. Мы их рассматриваем. Нам нужно убедиться, что мы можем справедливо разобраться с этим делом.
Я не знала, как они могли убедиться, если я ничего не помнила. Мне не нравилось, что я напилась. Что я стала той, кто ничего не помнил, чья защита была в том, что она ничего не помнила.
– Как я и говорила, если мы за это возьмемся, это будет первое дело с насилием для Пересмешников, Алекс. Мы еще относительно новая группа, только развиваемся. Мы хотим быть справедливыми, и нам нужно продумать, как поступать при изнасиловании. Изначальные правила описаны широко, а мы хотим уточнения для каждого случая. И потом мы проголосуем.
– Втроем? – спросила Т.С.
Илана рассмеялась.
– Не мы, – сказала она. – Вы не понимаете. Мы просто следим, чтобы Пересмешники существовали. Пересмешники – это все ученики. Мы не важны. Вы важны. Ученики важны. Они будут голосовать. Кодекс – для учеников. Все – для учеников, друг для друга.
– Мы будем встречаться по отдельности, чтобы подготовиться, а потом сообщим о голосовании, – сказала Эми. Она посмотрела на меня и чуть не опустила руку мне на ногу. Я ощущала, что это было бы по–дружески, но она остановилась, поняв, что не стоило сейчас меня трогать. Это понимание, это осознание мелькнуло в ее голубых глазах, словно она усиленно все ощущала. – Но не переживай, Алекс. Это формальность. Это поддержат. Администрация не поймет, что почти все ученики поймут, что мы не хотим, чтобы такое происходило тут.
– И если это поддержат? – тихо спросила я.
– То мы примем твое дело, и ты сможешь устроить слушание при совете, как настоящий суд с настоящими последствиями. Но мы забегаем вперед, Алекс.
Я представила Картера тут, в этой комнате, с фальшивой подставкой, и как его заставляют оправдываться за насилие и гадкие слухи. Я представила, как слушаю это, перечисляю произошедшее для него и для совета. Я не хотела это делать. Но потом представила, как все шепчутся, повторяют ложь в кафетерии и коридорах школы… семестр назвали бы «Доступная Алекс».
– Кто–то будет заканчивать? – Мартин сжал кубик правой ладонью. Он бросил его на доску и подвинул фишку на две клетки, покрутил дважды колесо. – Джокер, – сказал он. Он посмотрел на Эми, а она – на меня.
– А теперь, – сказала она, – тебе нужно рассказать, что произошло в ту ночь, чтобы мы поняли, хотим ли заниматься твоим делом, и можно ли это дело решить справедливо.
И я начала историю…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Удар
Порой я видела этот сон, но теперь это был не сон. Я представляла наяву. А во сне я была в тесном туалете самолета. Я мыла руки жидким мылом с запахом лемонграсса, точнее, так было написано на пачке, но запах был обычным. Кожа на моих руках была после этого сухой, шелушилась, но так бывало в самолетах. Они высасывали жидкость.
Я повернулась к двери и подвинула засов. Я пыталась отпереть дверь, но не могла. Я толкала, пыталась сдвинуть засов, но дверь не открывалась. Я застряла в туалете самолета, окруженная спертым воздухом и химическим запахом мыла. Мое лицо пылало все сильнее, страх рос, и я хотела выйти.
Я всегда думала, что буду так себя ощущать, если меня изнасилуют. А то и в десять, двадцать или сто раз хуже. Я думала раньше об изнасиловании. Представляла это со мной. В темном переулке с грубым парнем, который был в пять раз больше меня, хватал меня и опускал на колени, прижимал нож к моему горлу. Порой я представляла, как это происходит в моем доме, пока все спят. Он приходил в окно, нависал надо мной. Я резко просыпалась, прижатая к своей кровати, и все правильное в мире вырывали из моей груди.
Это насилие.
Насилием было и кое–что еще. Я всегда думала о нем специфически – с особым атакующим – а не о том, как защищаться, как вспомнить все, если был очень пьян.
И я рассказывала о той ночи Илане, Эми, Мартину и Т.С. с Майей все, что помнила, впервые. Я сказала им, что была очень пьяна, зная, что им решать, подходит ли моя история.
Я закончила, и Эми тут же сказала, что они возьмут дело. Как–то я прошла первую проверку. Странно, но это приободрило меня. Ее скорость решения была еще одним доказательством, что произошедшее в ту ночь не было правильным.
Они собрали игру, а мы втроем забрали свою стирку.
– Дальше ученики будут голосовать, как изменить протокол, – сказала Эми перед тем, как мы ушли. – И ты решишь, хочешь ли продолжать.
Я кивнула, Эми сказала, что они скоро свяжутся. Мы ушли, и на лестнице, ведущей к первому этажу, я сказала Майе и Т.С.
– Девчата, мне нужно на репетицию. Можете забрать мою стирку наверх?
– Да, – сказала Т.С., забирая мой мешок. – Ты в порядке?
– Да.
– Думаешь, ты захочешь дойти до слушания? – спросила тихо Т.С.
Я хотела и нет.
Но сейчас я хотела уйти подальше отсюда. И я пожала плечами, надела толстовку из своей чистой и сухой одежды, а потом отправилась в актовый зал. Было прохладно, и я обвила себя руками и опустила голову. Я смотрела на брусчатку, на мертвую траву рядом, свет старых фонарей во дворе, проникающий среди деревьев, и я не заметила, что чуть не врезалась в кого–то.
– О, – сказала я, сердце забилось быстрее, я молилась, чтобы это был не Картер. Но когда я подняла голову, то увидела Мартина.
– Эй, – сказал он.
– Как ты попал сюда так быстро? – спросила я, отпрянув на шаг.
– Мне показалось, что ты отправишься в актовый зал.
– Откуда ты знаешь?