Ложь, предательство и месть !
Течение реки далеко унесло ее от железной дороги и от автомагистрали, проходившей близ нее. Спасением должна была стать проезжая дорога, в поисках которой беглянка двинулась на юг. Она перемещалась вперед, не имея точного ориентира, но надеялась, что предполагаемое направление было выбрано точно.
Уже темнело, когда слух путницы различил отдаленные сигналы автомобилей. Определив траекторию исходящего звука, Вероника, воодушевившись, побежала. Находчивость не подвела ее, и вскоре она добралась до мостовой. Начала голосовать, но неудача вновь постигла ее. Внешний вид голосующей был таков, что никто не решался остановиться.
Потеряв всякую надежду, страдалица побрела вдоль обочины, вознамерившись добраться до дома пешком. Она сознавала, что пройти этот путь самостоятельно невозможно, но, вырвавшись на волю, беглянка предпочла лучше погибнуть в дороге, чем снова оказаться в плену у изверга.
Вероника уже оставила попытку добраться на попутке, когда позади нее завизжали колеса затормозившего фургона. Предложение водителя подвезти обрадовало путницу, и она поблагодарила за предложенную помощь.
Машина следовала в Линкольн в административный центр штата Небраска. Оттуда до города Омаха было рукой подать. Шофер долго расспрашивал попутчицу, но не добился от нее вразумительного ответа.
- А ружье-то у тебя откуда?
- Один благодетель подарил, - солгала беглянка.
- Какой же это благодетель раздаривает такие игрушки?
- А тебе не кажется, что твои вопросы чересчур уж навязчивы?
Это замечание задело шофера, и он умолк, больше не затевая разговора с незнакомкой. Включил радио, настроил на волну, в эфире которой звучала понравившаяся музыка и устремил взгляд на магистраль.
Печальный мотив напомнил Веронике тяжкие дни шестимесячного заключения, и слезы, рожденные глубокой душевной болью, нахлынули ей на глаза. Внезапно перед глазами явился образ приемного отца.
"Где же ты был, папочка, когда твою дочь истязал живодер? Отчего не защитил меня, как когда-то обещал? Неужто я впала в немилость Господа? А может, горькая расплата была заслужена мной? Но за что? Что я сделала неправильно, где оступилась, чем провинилась пред Тобой?!..."
Она еще долго задавала вопросы Богу и себе. Вконец устав от мысленных
самоистязаний, не заметила, как задремала.
Пробудил ее от сна водитель фургона. Ощутив чье-то прикосновение, Вероника слабо вскрикнула, встрепенулась и долго осматривалась, не понимая, где находится. Приметив возле себя незнакомца, схватила ружье, намереваясь пальнуть.
- Тише-тише... Успокойся! Что ты так переполошилась? Я принес тебе по
есть, - протягивая ей два сандвича с ветчиной, заявил тот.
Фургон стоял у небольшой придорожной забегаловки. Неоновые рекламные щиты этого заведения ярко переливались светом, освещая ночное небо и привлекая внимание проезжих. На территории парковочной стоянки толпились люди и теснились автомобили. Вероника, заглядевшись наружу, не расслышала вопроса шофера.
- Ну, так ты будешь есть или нет?
- У меня нет денег, чтобы расплатиться за еду.
- Расплатишься потом... Эй-эй, убери ружье! Ты неправильно истолковала
мои слова. Я и не собирался брать с тебя плату за еду, просто ляпнул не то... Опусти ружье! Ну хватит дурачиться. Я хотел сделать доброе дело, а нарвался на штыки. Если ты не хочешь есть, дело твое, - положив сандвичи опять в пакет, Бредли Джейсон сел за руль.
Завел двигатели и вывел фургон из автостоянки. Весело насвистывая мотив полюбившейся песни, завертел баранкой следя за ночной трассой. Мысль о еде терзала сознание голодной попутчицы. Наконец не выдержав спазмов в желудке, она обратилась к водителю.
- А ты точно не возьмешь с меня плату за еду?
Все еще насвистывая песенку, шофер отрицательно покачал головой.
- Не передумаешь?
Бредли протянул пакет с сандвичами попутчице. Не сводя глаз с мужчины и не выпуская из руки ружье, Вероника достала съестное и жадно накинулась на пищу. Ощущения, блаженства запечатлелось на лице у проголодавшейся. После шестимесячного питания объедками со стола надзирателя было восхитительно вновь изведать нормальную человеческую еду. Самые обыкновенные бутерброды с ветчиной показались Веронике райской амброзией. Практически не дожевывая, она поспешно проглотила все большими кусками.
- Не торопись ты так, не то поперхнешься, - с усмешкой предупредил Джей
сон. - Да-а, видно ты, давно не ела.
- Два дня, а может и больше, - вытерев рот тыльной стороной грязной ладо
ни, призналась та. - Спасибо за еду. Значит, есть еще на свете добрые люди.
Бредли рассмеялся.
- Не думаю, что я добрый. Я самый обычный человек. Помогать другим это
долг каждого из нас.
Вероника постаралась изобразить на лице улыбку, хотя после перенесенных страданий ей это далось с трудом.
Панорама ночного шоссе утомляла. Яркие огни фар встречных машин словно гигантские светлячки, жужжа пролетали рядом. Местность, окаймлявшая проезжую дорогу, была большей частью пустынной. Изредка где-то вдали мелькали огоньки небольших построек и затем вновь равнины становились безлюдными. Самые яркие впечатления среди серой, однообразной дороги оставляли красочные неоновые щиты придорожных закусочных и мотелей.
Устав следить за дорогой, Вероника забылась во сне. Видения ее были путаными и бессмысленными, однако ощущение тревоги крепко засело в ее сознании. По пробуждении она обнаружила, что солнце уже осветило горизонт и ок
ружавший ландшафт заметно изменился.
- К полудню мы будем уже в Линкольне, - сонно проговорил шофер, заметив
пробуждение попутчицы.
Как и было обещано, они доехали до пункта назначения в заданный срок.
Конечной остановкой Бредли Джейсона был город Линкольн, до Омахи оставалось проехать пятьдесят миль. Остаток пути Вероника проехала в кузове пикапа, принадлежавшего семье Уидворд. Спустя два часа они доехали до Омахи. Чем ближе подъезжала Вероника к родному дому, тем сильнее билось сердце в ее груди. Ее охватило непреодолимое чувство страха и трепет.
Со дня ее исчезновения прошло много месяцев, и было вполне вероятно, что домочадцы считают ее погибшей. Воскрешение из мертвых сулило повлечь бесчисленные вопросы касательно периода жизни вне дома. Однако воспоминания о болезненном прошлом не столь беспокоили мадам де Беф, она страшилась перемен в жизни любимого супруга. Считая ее погибшей, он мог сойтись с другой женщиной, и винить его в этом пропащая была не вправе.
Откинув все сомнения и поборов чувство тревоги, Вероника побежала по безлюдной ночной улице к родному дому. Добежала до живой изгороди, ограждавшей территорию особняка от улицы, и остановилась, засмотревшись на окна здания. Там было темно, казалось, дом пустовал. Приблизившись к железным воротам и набрав на датчике, встроенном в пилон, комбинацию цифр, хозяйка проникла во двор. Завидев человека, два добермана с лаем побежали к чужаку.
- Купер, Франк, что вы так разлаялись? Не узнали меня?
Собаки, распознав в чужаке свою хозяйку, радостно завиляли хвостами и запрыгали.
- Ну, хватит, проказники, потом поиграем... Сейчас не время...
Оттолкнув от себя резвых доберманов, она направилась к черному входу в дом, дверь которого вела на кухню. Постучав несколько раз и не получив ответа, Вероника пришла к решению, что дом действительно пустовал. Потеряв терпение, она разбила камнем дверное стекло и, покрутив ручку изнутри, проникла внутрь. Только она переступила за порог, как встретилась с дулом винтовки, нацеленной на нее.
- Стой, не то я выстрелю!
- Адальберто, не стреляй! Это я, Вероника.
Мажордом включил свет и вскрикнул от неожиданности. Перед ним стояло чумазое и грязное человекоподобное существо. Белые джинсы обветшали и почернели, синий свитер превратился в оборванный вязаный комок. Некогда прекрасные золотые кудри беспорядочно свисали на плечи, черты лица невозможно было разглядеть из-за грязи и синяков, под глазами были мешки, сапфировые синие глаза потеряли прежний блеск, и даже голос незнакомки звучал хрипло и необычно.