Звездный скиталец (С иллюстрациями)

— Вот погоди, — возбужденно блестя глазами, пообещала Эльсинора. — Выучу французский…
— И прости-прощай мужская половина Парижа! — расхохотался Симмонс.
— И твой ювелир-сыщик!
— Видела бы ты, как он улепетывал под прилавок, бедняга!..
Не понимая ни слова, хозяйка умиленными глазами смотрела на молодую парочку. «Большие дети, — говорила себе мадам Ляфарб. — Не то, что мы, французы. Видать, они там у себя забот не знают!»
— Я уже было совсем его к стенке припер, — со смехом продолжал Симмонс, — перепугал до полусмерти. Пришлось извиняться. На прощанье даже ручки друг другу пожали.
Какая-то смутная догадка серебристой рыбешкой сверкнула в его сознании и скрылась, оставив щемящее чувство тревоги. Он досадливо поморщился. Рыбешка мелькнула снова и, описав стремительный пируэт, скрылась в сумрачных глубинах памяти.
— Чуть не забыла! — добродушное лицо мадам Ляфарб озарила благодарная улыбка. — Спасибо вам за Жюльена.
— Что? — не понял Симмонс.
— Жюльен, говорю, приходил сегодня.
— Жюльен?!.
— А что в этом удивительного? Вы передали мою просьбу, вот он и пришел меня навестить.
— Вы… — Симмонс поперхнулся сигаретным дымом. — Он сам вам это сказал?
— Нет. Но это же само собой разумеется. Разве не так?
— Так, мадам Ляфарб. Все так…
У Симмонса тоскливо защемило под ложечкой. Он уже не сомневался. Он с пронзительной отчетливостью вспомнил перстень на указательном пальце ювелира. Перстень с печаткой в форме трилистника. Точно такой же, как у технического директора Смита.
Конец ужина прошел в общем молчании. К сидру они так и не притронулись.
— Кто-нибудь поднимался в наши комнаты? — спросил Симмонс, вставая из-за стола. Мадам Ляфарб удивленно вскинула брови.
— Я прибиралась в спальне… Вы имеете в виду Жюльена? Нет, он даже в гостиную не входил. Мы поболтали в моей комнате, и он ушел. Правда, он показался мне немного встревоженным. Зато был при деньгах и даже подарил мне соверен.
Она вынула из кошелька золотую монету и, держа двумя пальцами, показала Симмонсу.
— Очень мило с его стороны, не правда ли, мсье Симмонс?
— Очень мило, — повторил Симмонс. Он мог поклясться, что не далее, как сегодня утром этот соверен был щепоткой мусора.
— Я был прав, — сказал он жене, убедившись, что чемоданы никто не открывал. — Пора уносить ноги. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше. Как видишь, те ребята не теряют времени даром.
Эльсинора взглянула на мужа, словно хотела что-то сказать, но промолчала.
— Пояса, — вдруг спохватился Симмонс. — Где наши пояса?!
— Мадам Ляфарб повесила в платяной шкаф.
Он распахнул дверцы шкафа и чертыхнулся.
— Нервы…
Эльсинора опять промолчала.
Симмонс запер входную дверь на два оборота, положил ключ на ночной столик. Потом вынес чемодан на середину комнаты, опустил шторы на окнах и зажег люстру. Щелкнули замки. Снммонс достал сложенный вчетверо коврик из толстого пенопласта, расстелил на полу и поставил на него чемодан. Черные изолированные провода по углам коврика заканчивались тройчатыми вилками. Симмонс поочередно включил их в розетки под панелью, смонтированной в крышке чемодана. Пробеж. плся взглядом по комнате, проверяя, не забыто ли что, заглянул в ванную, в платяной шкаф.
— Пояса, — напомнила Эльсинора.
— Теперь они нам ни к чему. — Он пристально посмотрел на жену, стараясь встретиться с ней взглядом, но она стояла к нему вполоборота, теребя застежку платья. Он подошел к ней и взял за руки.
— Эльсинора.
— Да, Эрнст, — откликнулась она, не поднимая глаз.
— Я понимаю, тебе трудно решиться. И вообще…
Симмонс помолчал, стараясь протолкнуть подкативший к горлу жесткий комок.
— Словом… Ты можешь вернуться, если хочешь. Надень пояс и нажми красную кнопку.
Она еще ниже наклонила голову.
— Мне страшно, Эрнст.
— Ты уже говорила. Мне — тоже, но это ровным счетом ничего не меняет. Мосты сожжены, Эльсинора. Не знаю, плохо это или хорошо, но они сожжены!
Он отпустил ее руки и нервно прошелся по комнате. Потом решительно распахнул дверцу шкафа и выволок второй чемодан.
— Решайся! — В одной руке он держал пояса, другой ткнул в направлении времятрона. — Карета подана, мадам Симмонс. Лакеи на запятках, кучер — на козлах. Кони кромсают землю копытами.
Он виновато кашлянул.
— Вы сделали свой выбор, мадам?
Эльсинора улыбнулась сквозь слезы и чмокнула его в щеку.
— Давно бы так, — пробурчал Симмонс. — Куда же в самом деле девать эти чертовы набедренники? Стоп! Кажется, придумал. Подожди-ка меня.
— Опять ждать? — возмутилась Эльсинора.
— Я мигом, — пообещал Симмонс, отпирая входную дверь. — Только бы мадам Ляфарб была дома!
Он вернулся через несколько минут, оживленно потирая ладони.
— Как себя чувствует мадам Ляфарб? — поинтересовалась Эльсинора.
— А пес ее знает, — ухмыльнулся он. — Слоняется, наверное, где-нибудь.
— А пояса?
— Я оставил их у нее в комнате вместе с запиской.
— И что же ты ей написал?
— Что мы срочно уезжаем и просим сохранить пояса до нашего возвращения.
— И, конечно же, передал от меня привет? — Эльсинора опять была на коне. Что же до Симмонса, то стремительные смены ее настроений, как всегда, напрочь вышибали его из седла. Впрочем, на этот раз он постарался остаться на высоте.
— Разумеется, передал. И даже приписал кое-что насчет дочерних чувств.
— Ну, это ты зря, — заключила Эльсинора. — Она мне в прабабки годится.
— Не уверен, что она разделит твое мнение.
— Тебе, конечно, виднее. Ты у нас крупный специалист по девяностолетним красавицам, — не удержалась она. Симмонс рассмеялся и, наклонившись над пультом, набрал комбинацию цифр.
Три секунды спустя о чете Симмонсов напоминала лишь початая пачка сигарет «Честерфилд», забытая на туалетном столике.
 
Глава третья. ГОД ТИГРА
Избавление буквально свалилось Зигфриду Дюммелю на голову, когда он, стоя на крыльце собственной гостиницы, с угрюмой безнадежностью раздумывал о том, как от нее избавиться.
Наслушавшись россказней о хивинском Эльдорадо, он, обратив сдуру все свое состояние в звонкую монету, ринулся вместе с потоком купцов, предпринимателей и авантюристов туда, где, если верить слухам, деньги гребли лопатами и у обтянутых зеленым сукном столов наскоро сколоченных казино удачливые игроки за ночь становились миллионерами.
Был герр Дюммель ленив от природы, толст, простодушен, и буквально на второй день после приезда в Ново-Ургенч какой-то интендантишка, не дав опомниться, напоил его до умопомрачения смирновской водкой, которая здесь при сорокаградусной жаре валила с ног куда быстрее, чем в сумрачной прохладной Прибалтике, и за сумасшедшие деньги сплавил ему свою гостиницу, а точнее говоря, бывшее офицерское общежитие.
Восстав ото сна уже в роли владельца и единственного постояльца гостиницы, Зигфрид Дюммель долго не мог сообразить, что к чему, а когда, сообразив, кинулся разыскивать ловкача-интенданта, — того уже и след простыл.
Для тех, кто умел изворачиваться, край этот действительно был золотым Эльдорадо: как грибы после дождя вырастали и множились на глазах бессчетные акционерные общества, компании, торговые дома, банки, казино и питейные заведения. С утра до позднего вечера кипела страстями биржа. Духовой оркестр играл вальсы Штрауса в зале Офицерского собрания.
Взад и вперед сновали пролетки. Господа офицеры в белых кителях и фуражках катали кисейных барышень на лодках по каналу Шахабад, по берегам которого тянулись многочисленные действующие и строящиеся хлопкоочистительные цеха и заводы.
Словом, предприимчивому человеку было где приложить уменье и сметку. Но для этого нужен был капитал, а его-то у Зигфрида Дюммеля, увы, теперь уже не было.