Экспресс «Надежда» (Сборник)

— Почему? — глаза ее, чуть было потеплевшие, опять приобрели льдистый оттенок.
— Потому что я люблю тебя, Элен.
— Не понимаю! — Она брезгливо поморщилась и расплющила сигарету о пепельницу.
— В бизнесе свои законы. Я по ним жить не могу. А значит, неизбежен крах. Тебя устраивает перспектива стать женой разорившегося неудачника?
— Не говори глупостей. Чем тебе не по душе законы бизнеса?
— Хотя бы тем, что зачастую противоречат элементарной человеческой морали.
— А то, что делаешь ты, никогда не противоречит морали?
— Думаю, нет. Я честно выполняю свой долг.
— Оставим этот разговор, Ричард. Ему не будет конца, а тебе пора собираться в дорогу.
Он взглянул на часы и негромко присвистнул.
— Ты права. Но минут пятнадцать мы можем еще побыть вместе.
— Собирайся, Ричард, — вздохнула она. — Твои пятнадцать минут все равно ничего не изменят.
По дороге в аэропорт она вдруг спросила ни с того ни с сего:
— Какого ты мнения о Розенблюме?
— Штабная крыса, — снисходительно усмехнулся Плэйтон. — А почему ты спросила?
— Просто так, — ответила она и достала из сумочки тюбик с губной помадой.
Через два месяца после его отъезда Элен вышла замуж за Джека Розенблюма.
…В дверь негромко постучали.
— Войдите! — чуть помедлив, откликнулся Плэйтон.
— Ваш кофе, господин полковник. — Крейн держал в руках поднос, накрытый белой салфеткой.
— А где Дитрих? — вспомнил полковник.
— Я отослал его в часть. — Крейн поставил поднос на стол и включил свет. — Что-то не так?
— Все верно, Генри. Рядовому вовсе не обязательно слышать, как распекают его начальство. Садитесь, выпьем по чашечке бразильского.
— Арабского, — уточнил капитан. — Бразильский кончился.
— Если бы я в этом разбирался! — Плэйтон вдруг поймал себя на мысли, что ему в высшей степени наплевать на предстоящий разговор с Розенблюмом, и облегченно хмыкнул. — Деготь от кофе, пожалуй, отличу. Но… и только.
— С сахаром? — поинтересовался Крейн.
— Деготь? — попытался сострить Плэйтон.
— Не надо, господин полковник, — Капитан поднял на него пристальные глаза. — Я слышал ваш разговор с генералом.
— Ну и что из того? Насколько я понимаю, это входит в ваши обязанности, не так ли?
Лицо Крейна слегка порозовело.
— Теперь моя очередь сказать «не надо», — ухмыльнулся Плэйтон. — Америку вы для меня не открыли, Генри. Что же до моральной стороны вопроса, то обсуждать ее не наше с вами дело. Так что не смущайтесь, Крейн. Тут все в порядке.
Полковник взял с подноса чашечку и поднес к губам.
— Вас еще интересует мое мнение о членах комиссии? — Крейн помешал кофе ложечкой и аккуратно опустил ее на блюдце.
— Да. — В голосе Плэйтона прозвучало удивление.
— Они мне не нравятся.
— Даже так?
— Да. — Крейн сосредоточенно смотрел в свою чашку, словно собираясь гадать на кофейной гуще. — В их присутствии мне бывает не по себе.
— Они давят на вас своей ученостью, — понимающе кивнул полковник.
— Не в этом дело. — Крейн помолчал. — Они в самом деле угнетают меня, но это скорее из области физиологии.
— Физиологии? — поперхнулся Плэйтон и опустил чашечку на стол. — При чем здесь…
Резкая трель телефонного аппарата прервала его на полуслове. Звонили по секретному кабелю. Крейн сделал попытку встать, но полковник жестом велел ему оставаться на месте, прошел к рабочему столу и снял трубку.
— Плэйтон слушает.
— Вы что — окончательно свихнулись, полковник? — ворвался в комнату разъяренный генеральский бас. — Какого дьявола вы себе позволяете!
Плэйтон демонстративно положил трубку на стол, выдвинул ящик и достал из него неначатую пачку сигарет. Вопли генерала продолжали сотрясать воздух. Полковник, не торопясь, распечатал пачку и закурил. За окном над темной зубчатой линией леса догорала полоска заката.
Розенблюм бушевал минут десять. Потом гроза постепенно пошла на убыль и, наконец, затихла совсем.
— Где вы там, Плэйтон? — почти миролюбиво изрек Розенблюм. — Почему молчите?
— Выбираюсь из-под обломков, сэр. — Плэйтон выпустил к потолку длинную струю дыма. — Вы тут камня на камне не оставили.
— Вы неисправимы, Ричард. Вы злоупотребляете моим добрым отношением к себе.
— К кому, генерал? — ехидно переспросил Плэйтон и подмигнул Крейну.
— К вам, черт бы вас побрал! — снова взорвался Розенблюм. — Имейте в виду, Плэйтон, что в один прекрасный день мое терпение лопнет и…
— Вы разжалуете меня в рядовые, — подсказал Плэйтон. — Пятидесятишестилетний новобранец Ричард Плэйтон — краса и гордость Национальных Вооруженных Сил. Неплохо звучит, а?
— Заткнетесь вы, наконец, или нет?! — взвыл генерал. — Вот паршивый язык…
— Вечно путается под ногами.
— Под ногами? — опешил Розенблюм. — Язык? Что вы плетете?
— Неважно, господин генерал. Куда важнее другое — вы правы. Именно мой паршивый, как вы только что выразились, язык испортил мне всю карьеру.
— Слава богу, хоть это вы понимаете, — облегченно вздохнул Розенблюм.
— Стараюсь, господин генерал.
— Слушайте меня внимательно, Ричард.
— Да, господин генерал. Я весь — слух и внимание.
— Хорошо вам зубоскалить, — ворчливо позавидовал Розенблюм. — У вас там небось тишь да гладь, птички чирикают.
«Что верно, то верно, — Плэйтон еле сдерживался, чтобы не заскрипеть зубами. — Мне хорошо. Тишь да гладь. Птички поют, И никаких проблем».
— А здесь… — генерал вздохнул. — События принимают угрожающий характер, Плэйтон. Посмотрели бы вы, что тут творится! Все как с ума посходили. Только и разговоров, что об этих проклятых пришельцах. Оракулов развелось — плюнуть некуда. И все в один голос светопреставлением пугают. Беспорядки, волнения. Вот-вот паника начнется. Полиция с ног сбилась. Пресса неистовствует. От репортеров отбиваться не успеваю, того и гляди на части разорвут.
Словом, в вашем распоряжении двенадцать часов, Ричард. Выбейте дух из этих ученых бездельников. Поднимите на ноги авиацию, бронетанковые подразделения, десантников. Прощупайте каждый дюйм на полуострове. Разыщите пришельцев где бы они ни были: на земле, в небе, на море. Уничтожьте их. С сегодняшнего дня вам подчинена ракетная база Пайнвуд. Действуйте, Ричард. Умоляю вас. В противном случае я ни за что не ручаюсь. Слышите?
— Слышу. — Плэйтон раздавил о пепельницу окурок. — Сделаю все, что в моих силах.
Розенблюм тяжко перевел дух.
— Держите меня в курсе, Плэйтон. Связь только по секретному кабелю. У меня все. И да поможет вам бог.
— Да поможет мне бог! — Плэйтон стиснул зубы и грохнул трубкой по аппарату. — Как вам это нравится, Крейн?
— Никак. — Капитан допил кофе, вопросительно взглянул на Плейтона. — Налить вам горячего?
— Налить. — Полковник выплеснул остатки кофе в корзину для бумаг и протянул чашку Крейну. — И не скупитесь, Генри.
— Вы неосмотрительны, господин полковник, — заметил Крейн, наполняя чашку.
— Вы тоже, — Плэйтон, улыбаясь, указал глазами на чашку. — Куда теперь прикажете сахар класть?
Капитан пропустил реплику мимо ушей.
— Не следовало говорить с Розенблюмом в таком тоне. Генерал обидчив и злопамятен.
— И только? — Плэйтон отхлебнул из чашки и поморщился. — Розенблюм невежествен, самовлюблен, двуличен, завистлив, вероломен, мнителен, как старая дева, ленив, дремуче глуп… Продолжать?
Крейн пожал плечами.
— Все это в разных вариантах я не раз высказывал ему лично. Были на то причины. Думаете, по чьей милости я так и «засох» в полковниках?
С чашкой в руке Плэйтон машинально прошелся по кабинету.
— Слушаете вы меня, а про себя, наверное, думаете: зависть говорит в человеке. Представьте себе, нет. Все суета, Генри. Генералом мне уже не стать, да, честно говоря, я и сам не хочу этого. Лучше быть полковником и оставаться порядочным человеком.
Он отхлебнул от чашки и состроил страдальческую гримасу.
— Побойтесь бога, Крейн. Дайте хоть кусочек сахару. Как-никак, а я пока еще ваш начальник. Ну вот, теперь совсем другое дело. И все-таки я, наверное, так никогда и не пойму, что находят в этой бурде индусы.