Я умею прыгать через лужи (сборник)
— Вот что, — внушительно сказал Питер; он выпрямился, держа мою кружку в руке. — Если храбростью этого парнишки подбить башмаки, им износу не будет.
Я почувствовал себя совсем одиноким, и даже слова Теда Уилсона не могли рассеять этого чувства. Замечание Принца показалось мне глупым. Я был уверен, что снова начну ходить, однако гнев Питера придал словам Принца значение, которого они не заслуживали, и в то же время вызвал во мне подозрение, что все поверили Принцу. Мне захотелось домой, но тут я услышал, что сказал Питер о моей храбрости, и от восторга забыл обо всем услышанном раньше. Питер поднял меня до уровня этих людей — больше того, он вызвал у них уважение ко мне. А в этом я нуждался больше всего.
Я не знал, как мне отблагодарить Питера. Я придвинулся к нему поближе, а когда резал баранину, которую он сварил накануне, дал ему лучший кусок.
После обеда лесорубы стали грузить дроги Питера, а я пошел поболтать с Артуром, погонщиком волов, который готовился к отъезду.
Его волы — их было в упряжке шестнадцать — стояли спокойно и жевали жвачку, полузакрыв глаза; казалось, все их внимание сосредоточилось на работе челюстей.
У каждого на шее лежало тяжелое дубовое ярмо, и его закрепленные концы выступали над головой животного. Через кольца, вделанные в середину ярма, была продета цепь, соединявшаяся с дышлом.
Два коренника были короткорогие, с толстой, сильной шеей и могучим лбом. У остальных волов рога были длинные и острые. Впереди шли два вола херефордширской породы, крупные и мускулистые, с добрыми, спокойными глазами.
Артур Робинс собирался тронуться в путь. Его огромные дроги стояли нагруженные бревнами.
— Тут больше десяти тонн, — сказал он хвастливо.
На нем был выцветший комбинезон из толстой бумажной ткани и подбитые гвоздями сапоги с железными подковками. Свою замасленную войлочную шляпу Артур украсил полоской зеленой кожи, продернутой сквозь надрезы в тулье.
Он кликнул свою собаку, лежавшую под дрогами.
— Погонщик, который позволяет собаке разгуливать под повозкой, не знает своего дела. Волы этого не любят. Марш назад! — прикрикнул он на пса. — Они начинают лягаться, — объяснил он, подтягивая штаны и застегивая потуже пояс. — Вот, кажется, и все готово.
Артур огляделся, проверяя, не забыл ли чего-нибудь, и поднял с земли свой кнут с шестифутовым кнутовищем. Потом посмотрел, не стою ли я у него на дороге. Удовольствие, которое я ощущал, наблюдая за ним, видимо, отражалось на моем лице, потому что он опустил кнут и спросил:
— Ты любишь волов, да?
Я ответил утвердительно и, видя, что ему это понравилось, спросил, как их зовут. Он, указывая кнутом поочередно на каждого вола, называл его кличку и рассказывал, какой он в работе.
— Щеголь и Красный — дышловые, понял? У них должна быть толстая, крепкая шея. Эти двое могут одни сдвинуть нагруженные дроги.
В упряжке был один бык — Дымок, и Артур сообщил мне, что хочет избавиться от него.
— Если запрягать вола в паре с быком, вол быстро захиреет, — сказал он доверительным тоном. — Кто говорит, у быка едкое дыхание, а кто — что запах такой, но вол в конце концов непременно издохнет.
Он подошел ко мне совсем близко, стал поудобнее, согнув одну ногу в колене, и хлопнул меня по груди.
— На свете есть лютые погонщики волов, — произнес он, словно впуская меня в свой особый, заветный мир. — Вот почему я бы предпочел быть лошадью, а не волом. — Он выпрямился. — Впрочем, возчики тоже бывают злющие. — Он замолчал, подумал с минуту и добавил яростно, словно выталкивая из себя слова: — И не обращай внимания на то, что сказал Принц. У тебя шея и плечи как у рабочего вола. Никогда не видел парня, который ходил бы лучше тебя. — Он повернулся, взмахнул кнутом и крикнул: — Щеголь! Красный!
Дышловые медленно, осторожно переступая, стали в ярмо.
— Рыжий! Джек! — Голос Артура эхом раскатился по холму.
Повинуясь его зову, волы проглатывали свою жвачку — комок пережеванной травы скользил по длинному горлу. В их движениях не было торопливости. Они становились в ярмо уверенно и спокойно — было видно, что делают они это не из страха.
Когда цепь натянулась и каждый стоял, пригнув голову и чуть поджав задние ноги, Артур быстро окинул взглядом двойную линию животных и крикнул:
— Пошел, Щеголь! Пошел, Красный! Пошел, Рыжий!
Шестнадцать волов разом налегли на ярмо. Секунду, несмотря на все их усилия, упрямые дроги с грузом бревен оставались неподвижными, потом с жалобным скрипом сдвинулись с места, покачиваясь, как пароход на море.
Артур, за которым по пятам следовала собака, шагал рядом с упряжкой, перекинув кнут через плечо. Когда дорога пошла под уклон, перед крутым спуском, он бросился к задку дрог и быстро повернул ручку тормоза. Стальные ободья врезались в огромные эвкалиптовые блоки тормоза, и громыхающие дроги издали резкий, болезненный стон. Этот звук пронесся над холмами, отдаваясь тоскливым эхом в долине, и вспугнул стаю черных какаду. Они пролетели над моей головой, сильно хлопая крыльями, и их печальный крик слился с полным муки скрипом тормозов в грустную жалобу, звучавшую до тех пор, пока птицы не скрылись за лесистым гребнем холма, а дроги не достигли долины.
Глава 27
Тед Уилсон жил в полумиле от большой дороги. Питер всегда привозил с собой в лагерь ящик пива, и так уж повелось, что вечером после погрузки все собирались в доме Теда выпить, поболтать и попеть.
Артур, погонщик волов, всегда в этот вечер устраивал стоянку с таким расчетом, чтобы можно было заглянуть к Теду. Приходили из своего лагеря и братья Фергюсоны. Принц Прескотт и двое других рабочих были частыми гостями в доме Теда, но в этот вечер Принц захватывал с собой гармонику и наряжался в мохнатый жилет.
Из лагеря мы выехали на дрогах втроем — Тед, Питер и я. Позвав меня садиться, Питер повернулся к Теду и троим лесорубам, которые стояли тут же, и, прикрыв рот ладонью, шепнул хрипло:
— Теперь смотрите! Смотрите на него! Этот парнишка просто чудо: и заикнуться не даст, чтобы ему подсобили. Это я и хотел вам сказать давеча.
Затем, опустив руку, он обратился ко мне с нарочитой небрежностью:
— Ну, Алан. Полезай.
Раньше я с некоторым опасением поглядывал на громаду бревен, возвышавшуюся на дрогах, но слова Питера вдохнули в меня новые силы, и я уверенно направился к повозке. Я вскарабкался на круп Кейт, как это делал прежде, но теперь надо было лезть гораздо выше, и я понимал, что мне придется встать на лошади, а уж потом, уцепившись за что-нибудь, подтянуться на руках вверх. Ухватившись за верхушку столба, я встал «хорошей» ногой на круп Кейт, а оттуда уже без труда взобрался наверх.
— Ну, что я вам говорил? — воскликнул Питер, с довольным лицом наклоняясь к Теду. — Глядите! — Он выпрямился и презрительно щелкнул пальцами. — Что ему костыли — чепуха!
Дорога к дому Теда была узкой, и ветви деревьев, сгибаясь дугой, цеплялись за плечи Питера и Теда, которые сидели впереди, свесив ноги. Я сидел сзади, и ветки, выпрямляясь, резко хлестали меня по лицу. Тогда я улегся на спину и стал наблюдать, как они, со свистом рассекая воздух, пролетали надо мной.
Я наслаждался тяжелым покачиванием дрог, их громким размеренным скрипом. Через некоторое время лошади остановились, и я понял, что мы приехали к Теду.
Дом был построен из горбылей, а щели между ними замазаны глиной. С одной стороны торчала труба из коры, рядом с ней проходил желоб — согнутый кусок коры, — по которому дождевая вода с крыши, тоже сделанной из коры, стекала в железный бак внизу.
Дом стоял, не защищенный ни забором, ни садом от наступающих зарослей. Над ним склонилось тонкое молодое деревцо; перед парадной дверью, которой никто никогда не пользовался, буйно разрослись папоротники.
Около черного хода стоял чурбан, служивший подставкой для старого эмалированного таза. Чурбан был весь в мыльных потеках, и земля вокруг превратилась в сероватую грязь.