Фотограф
Его взгляд опустился к горизонту, и нигде глаз не находил ни малейшего повода для критики. Небо и море так гармонично сливались в безупречное единое целое, что невозможно было определить, где находится центр всего этого магического очарования и что в чем отражается. Творческий восторг фотографа от созерцания этого лучезарного чуда был столь велик, что к его глазам подступили слезы.
Он попытался вновь обрести хладнокровие и медленно, стремясь не упустить ни единой детали, еще раз осмотрел бухту, задержавшись взглядом на утесах, обрамлявших величественный вход моря в горы. В этот момент Марсиаль, несмотря на все свое старание сохранить ясность ума и оценивать пейзаж не иначе как суровым взглядом критика, снова не смог сдержать романтического волнения, близости к экстазу. Эти белые отвесные стреловидные скалы с причудливыми очертаниями казались творениями художественного гения, помещенными тут, дабы прервать в определенном месте единообразие голубой ткани неба, и напоминали фотографу колонны, воздвигнутые у входа в волшебный храм, созданный природой для неких таинственных священнодействий.
Переходя от ослепительно яркого на вершинах обнаженного гранита к первым, еще редким, порыжевшим соснам, затем к более густому лесу и, наконец, к блестящим камням побережья, взгляд Марсиаля обнаружил гамму исключительных оттенков, живописную симфонию которых он мог воспринимать и в целом, и в деталях благодаря занятой им позиции… Да, фон был великолепен, безупречен и во всех отношениях достоин той сцены, которую он сейчас мысленно представил себе в последний раз и которая должна была разыграться здесь через час или чуть позже.
Вновь вернуться к деталям главного действия заставил фотографа осмотр зарослей, тянувшихся вдоль пляжа с левой стороны. Взгляд его остановился на одинокой сосне, растущей между двух каменных глыб. Оттуда раздастся выстрел, который послужит своего рода сигналом для его собственного выхода на сцену. Можно было с полным основанием предположить, что в последний момент, просовывая ствол своей винтовки сквозь ветки, стрелок будет вынужден наклониться и даже частично открыть свое лицо. Разумеется, лицо его покажется всего лишь на мгновение, и такую деталь человеческий глаз, из-за обилия других картин, стремящихся проникнуть в сознание, даже не сможет уловить, но зато ее не преминет запечатлеть верный фотоаппарат. Гор настолько хорошо выбрал свою точку съемки, что объектив его фотоаппарата, направленный на основную сцену, почти наверняка сможет захватить эту деталь, хотя она и останется на периферии снимка.
…Конечно, при условии, что Пьер Маларш расположится точно в желаемом для Гора месте. Если он этого не сделает, лицо стрелка и винтовка не попадут в кадр. Ну да, в конце концов, не это главное… Существовала и другая причина, делавшая месторасположение президента столь первостепенным для фотографа. Марсиаль горько пожалел о том, что роль одного из участников событий почти полностью ускользнула из-под его контроля, ускользнула настолько, что он даже не задействовал его в проведенной накануне мысленной генеральной репетиции.
Действительно, место, которое выберет президент, имело огромное значение. Теперь взгляд Марсиаля задержался на относительно небольшой зоне, где имелись все необходимые условия для успешной съемки. Эта узкая полоска песка превратилась для него в воплощенную надежду, в желание, превосходящее в своем неистовстве все страсти, раздиравшие фотографа в течение последних недель. Если Маларш разместится именно там, снимок станет шедевром. Если же главе государства взбредет в голову улечься на несколько метров дальше, кое-что пропадет. Будут не до конца использованы все ресурсы, все прелести этих сказочных декораций, веками создаваемых небом, морем и землей для того, чтобы художник-творец воспользовался ими в течение малой доли секунды.
Во всяком случае, так считал бесконечно щепетильный ум Марсиаля Гора. Почему? Прежде всего потому, что именно в этой зоне находилась одна причудливая деталь, всего лишь деталь, но необычайно выразительная, способная преобразить все произведение; она вносила в его снимок последний штрих, один из тех фантастических штрихов, которые подлинные фотохудожники ищут всю жизнь, а камерные фотографы в своих ателье пытаются получить искусственным путем, сближая разнородные предметы, но которые природа почти никогда не дарит фоторепортерам. Как раз над облюбованной им полоской пляжа, но только гораздо дальше, на левом берегу бухты, на общем фоне выделялась группа из трех более темных, чем все остальные, голых скал, своими очертаниями напоминавших огромную хищную птицу с распростертыми крыльями и с запрокинутыми назад, словно в предсмертной конвульсии, головой и шеей. На снимке, сделанном из палатки, этот «орел» выглядел бы нависшим над главным персонажем, и наметанный глаз фотографа мгновенно оценил то потрясающее впечатление, которое непременно произвела бы подобная деталь на толпы романтически настроенных любителей символических картин. Даже истинному художнику не возбраняется думать о своей публике. Даже Турнетт соглашался, что совершенная фотография должна пленять одновременно и эстетов, и главных редакторов иллюстрированных журналов, и наивных девушек.
Образ орла с неодолимой силой вошел в сознание Марсиаля Гора еще тогда, когда он впервые вместе с Ольгой побывал в бухте. Желая заставить президента улечься именно там, а не в каком-либо другом месте, он накануне вечером, прервав свои размышления, приезжал сюда специально, чтобы побродить вокруг этой узкой полоски пляжа и тщательно очистить ее от всех веточек, от всех грязных пятен, которые могли бы отпугнуть любителя отдыха. Имей он на это время, Марсиаль перебрал бы пальцами весь песок, чтобы сделать его более мелким. И сегодня утром ему казалось, что это место неодолимо притягивает взор купальщика. Маларш не должен был им пренебречь, нет, он просто не мог им пренебречь.
…Если же такое все-таки случится (надо было быть готовым ко всяким неожиданностям), если он со своей спутницей расположится чуть дальше, то первый снимок не получится столь совершенным. Птица, пораженная смертью, не будет нависать над главным персонажем, а сместится вправо или влево. Тогда останется только уповать на возможный реванш при съемке крупным планом, которую он намеревался осуществить после этого.
Даже в часы самых радужных надежд он иногда вздрагивал от ужаса, представляя себе крупный план, ибо этот снимок должен был произвести самое сильное впечатление, более сильное, чем предшествующие. А сейчас мысль о нем заставила Гора вспомнить свою собственную роль в ее наиболее деликатной части. Первый снимок и выстрел будут сделаны практически одновременно. И тут же он сделает с того же места второй снимок — Гор был достаточно натренирован, чтобы потратить на такую операцию всего одну секунду. Потом, взяв другой фотоаппарат, он поспешит к лежащему на песке телу, чтобы снять его в упор, запечатлеть, если удастся, последние конвульсии. Несмотря на увечье, он наверняка успеет сделать снимок до прибытия Эрста и его людей. Расстояние небольшое, да и площадка довольно ровная. Накануне он предпринял последний тренировочный проход по этому маршруту, старательно запоминая препятствия, которые могли бы его задержать. Он предполагал добраться до жертвы за несколько секунд. И там, лежа на животе, он смог бы захватить в кадр и три скалы. Это был его второй шанс.
Но успех уникального фотодокумента во многом зависел от обстоятельств, которые трудно было точно предугадать. Прежде всего, в какой позе упадет президент? Это тоже не зависело от воли фотографа. Повернется ли Маларш лицом к небу, что облегчило бы съемку? Или ляжет на бок? Лицом к морю или к суше? Даже самый проницательный ум не отважился бы заранее дать ответы на эти вопросы. Многое зависело от поведения жертвы, но также от случая, от не поддающихся учету мелких факторов, а также от…
Боже мой! Накануне, как оказалось, у него не было никаких оснований кичиться и поздравлять себя с блестящей режиссурой. Всего за час до выхода на сцену он заметил ужасные пробелы в распределении ролей. Он совершенно упустил из виду одного из персонажей, которому, несомненно, предстояло сыграть определенную, возможно, даже весьма важную роль: он не подумал о жене президента, сразу же отнеся ее к разряду безмолвных статистов. Сейчас ему захотелось исправить ошибку, но теперь это оказалось задачей не из легких.