Палач, сын палача
Им оказался сын священника из церкви Девы Марии, что за мостом, недавно окончивший университет с дипломом бакалавра медицины, Густав Офелер. Несмотря на разницу в возрасте, – Густаву было двадцать лет, – он всегда был добр к младшим ребятам и несколько раз даже выручал Клауса мелкой монеткой для игры в шарики.
Косясь на отца, Клаус поздоровался с Густавом, показывая глазами, что сейчас ему не до него. Вслед за отцом мальчик вошел в дом, продолжая думать о Густаве, явно не случайно забредшем в их район и теперь оставленном на улице, точно он и не человек, а какой-нибудь приблудный щенок.
Он хотел было уже сказать отцу об Офелере. Но едва он открыл рот, как Петер быстро присел перед сыном на корточки, держа его руки в своих и заглядывая в глаза.
– Тебе что, сильно нравится Филипп Баур? – горячо зашептал он. – Он же не друг тебе, неужели не понятно?!
– Не нравится… – глаза Клауса увлажнились. – Мне просто было очень скучно, а герр Баур так занятно рассказывает. С ним так интересно, и потом, мы говорили о моей будущей профессии, о нашей профессии. Ты же сам не раз говорил, что я должен учиться, вот я и…
– Учиться гробить свою душу? Ради всего святого, Клаус! Если хочешь погубить свою бессмертную душу, сделай это с наименьшим вредом для окружающих! Ведь Филипп Баур посылает на смерть невинных, кровь которых когда-нибудь падет на его грешную голову!
– Но… разве палач не должен убивать людей? – Клаус старался не смотреть в пронзительные глаза отца и не дышать в его сторону, понимая, что с такого расстояния он без труда учует запах вина.
– Палач исполняет приговор. Это так. Палач помогает в дознании: при помощи простого шила я могу доказать, что женщина ведьма или что она не имеет отношения к колдовству. Но я делаю это честно. Нашел ведьмин знак – говорю об этом судье. Не нашел, проверил еще раз. Нет – значит, нет. И мне плевать, что об этой женщине ходит дурная слава. Что ее не любят соседи или на нее поступил донос. Когда у пивовара киснет пиво, он желает выместить зло на ком-либо. Обвинить кого-то другого, но только не себя, за то, что допустил ошибку во время закладки сусла. Вот он сидит в своем погребке, чешет бороду и припоминает события минувшего дня. А потом является в суд с жалобой, мол, именно в этот день мимо его дома прошла баба с черным котом, которая к тому же остановилась и попросила его хозяйку вынести ей чашку воды. Когда женщина ушла, он открыл бочку, пиво в которой оказалось кислее уксуса. Кто же эта женщина, если не ведьма?! После этого «ведьму» хватают, и палач должен определить, действительно ли она ведьма или пивовару все привиделось. Так вот, Бауру безразлична вина этой женщины, он только считает, сколько получит за пробу иглой, сколько – за растягивание, сколько – за сжатие. Поэтому он специально затягивает проверки, требуя новых и новых допросов. И в результате измученная и искалеченная женщина признается в том, что наложила порчу на бочонок пива. Признается в чем угодно, лишь бы ее только прекратили истязать. Еще десять лет назад от палача требовали искать конкретное ведьмино клеймо – родинку или пятно в виде кошачьего или собачьего следа, или чтобы оно было похоже на козла. Причем, при прокалывании это место должно было быть нечувствительным и из него не должна была течь кровь. Сейчас стараниями таких палачей, как Баур, мы ищем точку, которую, может быть, вообще не видно, мол, ведьмино клеймо находится глубоко под кожей. То есть палач тычет иглой куда ни попадя, пока не найдет похожее место. Так что, если прежде нечестный палач мог сам тайком нарисовать на теле подследственной кошачий след, теперь… – Петер махнул рукой, поднимаясь и потирая натруженные колени. Они вошли в светелку, где на столе была постелена белая скатерть с вышивкой и стояла миска с яблоками.
– Но господин Баур проводит испытание иглой в присутствии судейских, которые видят все и свидетельствуют затем в суде. – Клаус вошел в комнату вслед за отцом и сел на стул у стола, глядя на румяное, смотрящее на него яблоко. – Нарисовать клеймо – это одно, но сделать так, чтобы из ранки не текла кровь…
– Ты прав, в этом-то и состоит дьявольский умысел Филиппа и ему подобных. Дело в том, что мы используем иглу с так называемым треугольным кончиком и утолщением к основанию. Такая игла прорезает ткани и как бы расширяет дыру, из которой естественно течет кровь, в то время как Филипп и его дружки берут тончайшую иголку с закругленным кончиком. Эта иголка может войти в тело человека, вообще не вызвав кровотечения, или сделать его настолько минимальным, словно такового и не было. Кроме того, я уже слышал о специальном шиле, иголка в котором убирается в рукоятку, как нож комедианта. То есть палач прижимает рукоятку к телу подследственной так, что все думают, будто бы иголка вошла в плоть, в то время как она скрылась в рукоятке. Женщина не чувствует боли – клеймо найдено!
Клаус посмотрел в окно, с удивлением для себя приметив, что Густав Офелер все еще мнется там, так и не собравшись с силами подергать дверной колокольчик.
– Это очень грязно и гадко, – наконец подытожил Клаус, беря яблоко и вытирая его о свою курточку. – А дьявол действительно метит людей своим клеймом?
– Не знаю, – отец утомленно сел рядом с ним, смотря в пол. – Мне только известно, что ведьмино клеймо – реальность. И если можно послать на костер только тех, у кого не идет кровь и кто не ощущает боли, я так и делаю. Но остальных – остальных я рекомендую суду отпустить за недоказанностью связи с дьяволом и преступлений против церкви. И если я не прав – пусть Господь накажет меня за это заблуждение. Наша профессия грязна и мерзка! – Он снова поднялся и подошел к окну, смотря на начавший накрапывать дождик. – Но… человеческая злоба в сто крат грязнее, поэтому я утверждал и продолжаю утверждать, что для этих несчастных мы, палачи, – единственная и последняя надежда на человеческую справедливость. Потому что если Папа сказал, что следует казнить только обладателей чертовой метки, или, как ее еще называют, ведьминого клейма, то у нас появляется реальный шанс спасти остальных. В городе Ортенау раз в неделю проходит лекция для палачей, судебных исполнителей и юристов, на которой ученые мужи будут рассказывать о пробе водой, которую святейшая церковь рекомендует использовать после пробы иглой, если последняя дала положительный результат. Кто знает, может быть, после того как была отменена проба раскаленным железом, эта проба водой позволит нам спасти от огня невинных. Я давно уже отпросился у нашего бургомистра, и он через месяц даст мне подорожную и письма к хозяину Ортенау, чтобы я мог все как следует разглядеть и перенять. Кстати, – он повернулся к сыну, подзывая его к себе, – не кажется ли тебе, что этот господин, который уже битый час мокнет под нашими окнами, не кто иной, как ученый бакалавр герр Густав Офелер? Если так, беги и зови его в дом! Еще не хватало, чтобы тот, кто должен лечить других, сам слег в постель от простуды!
Глава 11. История одного похищения
Действительный же демон блуда и князь инкубата и суккубата называется Asmodeus (Асмодей), а в переводе – «носитель суда».
Едва Клаус выскочил в переднюю, как в дверь кто-то громко постучал. Мальчик распахнул дверь, но на пороге стоял не Офелер, которого Клаус намеревался позвать на чай и который был в этот момент у окна на другой стороне дома.
Перед Клаусом стоял невысокий человек с тонкими усами и острым лихорадочным взглядом. Одет незнакомец был в потертый камзол цвета вареного рака, с расшитыми на груди золотыми позументами, как одевались обычно офицеры личной гвардии бургомистра. В руках его была черная шляпа с красным страусовым плюмажем, которой он, судя по всему, очень дорожил.
Скользнув взглядом по лицу мальчика, офицер заглянул в дом и, приметив Петера, поклонился ему, проходя в светелку.