Друзья в небе
Михаилу Васильевичу Водопьянову есть что поведать читателям. Жизненный путь этого славного летчика богат интереснейшими событиями. Он многое видел, многое испытал сам и умеет рассказывать об этом живо и увлекательно. В 1919 году Водопьянов вступил добровольцем в Красную Армию. В конце 1928 года, сдав экзамены, М. В. Водопьянов получил пилотское свидетельство. В 1934 году погиб в Чукотском море ледокольный пароход «Челюскин». В спасательных операциях принял участие и летчик Водопьянов. В апреле 1934 года семи летчикам было присвоено введенное тогда в нашей стране звание Героя Советского Союза. Среди первых Героев был и Михаил Васильевич Водопьянов. С тех пор он тесно связал свою жизнь с Арктикой, с полярной авиацией. Во время войны с белофиннами М. В. Водопьянов участвовал в боевых действиях ка фронте, передавал военным летчикам свой богатый опыт полетов в условиях низких температур. В годы Великой Отечественной войны генерал-майор М. В. Водопьянов водил тяжелые воздушные корабли бомбить дальние тылы врага. По окончании войны Михаил Васильевич вернулся в арктическую авиацию и принимал участие в ряде воздушных экспедиций в высокие широты. Последние годы М. В. Водопьянов целиком посвятил себя общественной и литературной работе. На глазах М. В. Водопьянова при непосредственном его участии сбылись слова великого ученого Н. Е. Жуковского: «Русские крылья будут могучи и сильны, как сама нация». Судьбы героев книги тесно переплетаются с жизнью М. В. Водопьянова. Поэтому «Друзья в небе» — это не только рассказы о товарищах, но в какой-то степени автобиография бывалого пилота.
ВОЗДУШНЫЕ БОЙЦЫ
Мой первый «полёт»
Часто меня спрашивают:
— Вы, наверное, с самого детства мечтали стать летчиком?
И когда я говорю, что лет до пятнадцати и автомобиля-то не видел, мне но очень верят. Кажется невероятным, что чуть больше полвека тому назад автомобиль был редкостью, не было самолетов и человек не умел летать.
О том, что люди летают, я узнал из «туманных картин», как тогда называли кино. Сын деревенского лавочника рассказал мне, что в городе Липецке есть театр «Унпон». Надо заплатить двадцать копеек, и увидишь разные чудеса.
Отец мой, бедняк, не мог быть щедрым: даст в праздник три копейки, и не проси больше. Я стал ломать голову над тем, как бы набрать двадцать копеек. Каждое воскресенье меня посылали в церковь и давали десять копеек. На эти деньги я должен был купить просвиру за три копейки и три свечки: две потолще по три копенки — спасителю и божьей матери и одну потоньше — всем святым.
Я решил, что, если поставлю свечку за копейку божьей матери, она за меня заступится перед остальными святыми. А шесть копеек можно сберечь!
Прошел почти месяц, прежде чем удалось собрать деньги на билет. В кинематографе я увидел, как поднимается на аэроплане один из первых русских летчиков— Сергей Уточкин.
Всю ночь после посещения «Унпона» я не мог заснуть…
А вскоре на заборах Липецка появились огромные афиши, напечатанные красными и зелеными буквами:
ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ!
Ипподром императорского Бегового общества.
ЕДИНСТВЕННЫЙ ПОЛЕТ АВИАТОРА НА АЭРОПЛАНЕ.
Полет состоится при любой погоде. Все места нумерованы. Просят публику собираться заблаговременно и занимать места по номерам билетов.
Билеты стоили дорого, я не мог даже мечтать о том, чтобы попасть на ипподром. Стоял часами за забором, но ничего не видел: летчик по договору с хозяином не имел права подниматься выше забора.
Настоящий самолет я увидел впервые, когда мне было восемнадцать лет. В тот день мы покрывали соломой крышу сарая. Я сидел наверху, принимал солому от отца. Вдруг в небе послышался странный шум. Отец поднял голову и сказал:
— Вон летит аэроплан!
Я резко повернулся, слетел с крыши, упал на солому и в восторге закричал:
— Люди сидят на нем! Вон они — на крыльях!
Потом я узнал, что это не люди сидели, а моторы стояли на крыльях.
Отец долго смеялся надо мной:
— Тоже летчик нашелся — с крыши летать! С крыши и курица летает…
Через несколько дней я случайно нашел старый номер журнала «Нива» за 1914 год. На его странице в траурной рамке был помещен портрет молодого красивого офицера с маленькими усиками. Под портретом я прочел, что штабс-капитан Петр Николаевич Нестеров, творец «мертвой петли», совершил таран самолета противника и погиб.
Все это было мне непонятно. И сколько я ни расспрашивал, что такое мертвая петля и таран, никто в деревне не смог мне разъяснить. Но портрет Нестерова я вырезал из журнала и прикрепил на стену нашей избы…
Встреча в Ташкенте
Много я читал потом о подвигах Петра Николаевича Нестерова, но в книгах почему-то приводились разноречивые сведения. Мне очень хотелось встретиться с очевидцем «мертвой петли», с человеком, близко знавшим Нестерова, чтобы услышать о нем из первоисточника. Шли годы, и все меньше оставалось надежды, что удастся поговорить с соратником замечательного русского летчика. Можно представить мою радость, когда совсем недавно я узнал, что жив сослуживец и друг Нестерова — Виктор Георгиевич Соколов.
И вот мы сидим в небольшой квартире нового долга в Чилоизаре — «Ташкентских Черемушках». Зашторенное окно не спасает от сорокаградусного зноя. Хозяин то и дело подливает в пиалы горячий зеленый чай, прекрасно утоляющий жажду, и рассказывает.
Виктор Георгиевич, сухой, подтянутый, очень подвижной человек. Воспоминания взволновали его. Он то и дело вскакивает, роется в письменном столе и книжном шкафу, достает пожелтевшие от времени газетные вырезки, документы и ветхие фотографии.
— Все это подтверждает мои слова. Нет, пет, я ничего не забыл… Старики ведь всегда хорошо помнят, что было в молодости…
Трудно поверить, что Соколову вот-вот исполнится восемьдесят лет. О и стал военным летчиком в 1912 году, когда во всей русской армии было тридцать летчиков.
После Великой Октябрьской революции Соколов эмигрировал. 28 лет он прожил в Марокко, где работал землемером и автомехаником. За рулем машины изыскательской партии исколесил Сахару. На чужбине изменились его политические взгляды, и Соколов стал сотрудничать с прогрессивными организациями Марокко, за что и был выслан французскими властями. В 1955 году вернулся на родину, поселился в Ташкенте, несколько лет работал механиком автобазы. Теперь он на пенсии.
Соколов часто выступает с воспоминаниями о Нестерове. На одной встрече старейшего русского военного летчика с молодежью мне довелось присутствовать.
— Как вы стали летчиком? — спросили его.
— Об этом стоит рассказать подробнее, — ответил Соколов, — чтобы вы лучше поняли ту обстановку, в которой жил и творил Петр Николаевич.
…Лето 1911 года. В офицерском собрании саперного лагеря на берегу Оки вблизи Калуги во время обеда командир батальона объявил:
— Господа! Осенью в Петербурге открываются Теоретические курсы авиации. После их окончания слушатели будут направлены в Севастопольскую авиационную школу. Нас запрашивают, есть ли в нашем батальоне офицеры, желающие стать летчиками. Я приказал написать, что желающих нет. В самом деле, кто же по своей воле пойдет ломать голову!
Поручик Соколов обратился к командиру:
— Господин полковник! Прошу записать меня кандидатом в авиационную школу!
— Вы с ума сошли? Вам жизнь надоела… Они же там все время падают и разбиваются…
Соколов настоял на своем.
Медицинского осмотра по существу не было. Батальонный врач заявил молодому офицеру:
— Что я тебя буду осматривать?! Я знаю, что ты здоров как бык… Хочешь кончить жизнь самоубийством — твое дело!.. Только напрасно ты это делаешь… О матери ты подумал? Ее бы пожалел!