Грязный секрет (ЛП)

Но я не была готова к этому.
Я не была готова увидеть вместе двух людей, которых люблю больше жизни.
Я никогда не была готова к вине и любви, и её чистой красоте в его руках.
А затем он начал петь, и от его необработанного голоса моя кожа покрылась мурашками, волосы встали дыбом. Я замираю, став заложницей его интонаций, подавляющих меня. Но оцепенение быстро покидает меня, и секундой позже я прихожу в себя.
Я прислоняюсь к двери и закрываю глаза. Будто с закрытыми глазами не услышу, как он напевает ту песню, которую я назвала полнейшим дерьмом, потому что все её слова были одним спутанным клубком.
Я одновременно улыбаюсь и плачу, потому что никогда не хотела кого-либо ранить. Я благодарна своей счастливой звезде за то, что Мила слишком мала, чтобы понять эту душевную боль… и за то, что я решила вернуться сейчас.
Вытираю глаза и смотрю через окно на настенные часы. Не нужно больше скрываться во дворе — время обеда. Безусловно, мне ещё придётся выяснить с ним отношения, но это всё-таки обеденное время.
Я встаю с пола и открываю заднюю дверь. Коннер всё ещё поёт, но, кажется, ему наконец-то удалось склонить Милу к детским стихам.
Ну, если только «Dirty B.» не выпустили новую версию «Старого Макдональда».
Как бы то ни было, не думаю, что это в их стиле. Тэйт бы гадил арбузами.
Я прислоняюсь к дверной раме, наблюдая за Милой, которая мычит, словно корова. Улыбка изгибает мои губы. Несмотря на боль, именно Мила является решением всего. Поэтому дети прекрасны.
— Мама, — визжит она, — кусать!
— Тогда пошли. Давай наполним твой животик, малышка.
— Хочешь сходить куда-нибудь? — Коннер поворачивается и смотрит на меня, сидя на полу. — Мы можем сводить её куда-нибудь.
— Я бы предпочла, чтобы мир пока не знал о ней, — качаю головой, смотря на него.
— В этом городе? Думаешь, они ещё не знают?
— Знает только твоя семья, — я грустно улыбаюсь, — Лейла, может, и такая же сплетница, как остальные, но она преданная. Никто не знает о том, что она твоя.
— Мама, пойдём!
— Я иду! — спешу за ней. — Сэндвич?
Мила качает головой.
— О да. Сначала сэндвич, потом звёзды.
Она недовольно кривит губы и начинает наблюдать за мной, пока я готовлю сэндвич. Я разрезаю его на четыре квадратика, а затем кладу на тарелку, разместив её на столешнице высокого детского стульчика. Мила хихикает, когда я поднимаю её и усаживаю за стул.
— Зёзды? — спрашивает она с надеждой.
— Сэндвич, — строго говорю я, настаивая на своём.
Она снова фыркает, но берёт квадратик. Я ловлю на себе взгляд Коннера, который стоит в дверном проёме с приподнятой бровью.
— Добро пожаловать в Диваленд, — бормочу я, возвращаясь на кухню.
— Это плохо? — он смеётся низким звуком, от которого по моему позвоночнику бегут мурашки.
— Это хороший день. Подожди пока не придёт время купаться, — я показываю на чайник. — Хочешь кофе?
— Я сделаю, — он пытается пройти мимо меня.
— Нет, всё в порядке. Просто ответь на вопрос.
— Да, и я приготовлю его, — он берёт меня за руки и отодвигает со своего пути.
Он раздражает.
— Вот от кого она унаследовала это.
Коннер понимающе кивает.
Я прислоняюсь к столешнице и улыбаюсь себе.
— Тебе стоит бояться, потому что я никогда не раздражалась, пока не оказалась рядом с тобой.
Он смотрит на меня через плечо, насыпая в кружку кофе.
— Это потому что я раздражающий засранец.
— Ты сказал это, не я, — я изгибаю бровь.
— Достаточно мудра, чтобы не согласиться вслух? — Коннер подаёт мне кружку.
Я киваю и делаю маленький глоток кофе.
— Острячка, — бормочет он. — Она спит днём?
Я знаю, к чему он ведёт.
— Да, после обеда, и да, мы поговорим после.
— Хорошо, — он медленно делает глоток и смотрит на меня.
Тишина надолго повисает между нами, а затем...
— Мама? Мама? ЗЁЗДЫ!
***
Я сижу на диване, согнув ноги и прижав их к груди, и слушаю ежедневные крики «не спать», которые доносятся сверху. Упираясь подбородком в колени, я пялюсь на пятно на стене над головой Коннера.
— Она часто так делает? — спрашивает он, нарушая тишину.
Без Милы между нами повисло напряжение. К сожалению, его слова развеивают только тишину.
— Каждый день, — отвечаю я. — Дай ей пару минут, она успокоится и уснёт.
— Упрямая, ха?
— Училась у лучших, — бормочу себе под нос.
Но Коннер слышит это, и его губы изгибаются в усмешке.
— Ты сказала это.
Раньше я бы пнула его. Сейчас просто сижу, уставившись на стену.
Моя нога подрагивает от желания двигаться, желания доказать, что есть ещё часть идеального прошлого в несовершенном настоящем.
— Почему ты сделала это, Соф? — мягко спрашивает он. — Почему ты забрала её?
— Всю свою жизнь я наблюдала за тем, как вы репетировали ночь за ночью. Я слушала твоё пение, даже когда ты думал, что никто не слышит. Ты делал это всё, потому что у тебя была мечта, Кон. Ты хотел быть лучшим. Я записала бесконечное количество ваших видео для YouTube, пока вас, наконец, не заметили. Вы прославились, а я влюбилась. Нас всех закрутило в вихре, — я тихо вздыхаю, — а потом вы сделали это. Вы стали теми, кем хотели. А потом я узнала о Миле.
— Это было бы не важно.
— Но было, — я наконец перевожу взгляд на него. — Ты не сможешь присматривать за ребёнком, когда захочешь. Дети меняют жизни, но ты уже изменил свою. Вы с парнями почти достигли своей мечты, и я не могла забрать это у тебя. Не могла отказать тебе в мечте.
— Мы могли бы справиться с этим, Соф. Как-нибудь. Мы бы сделали это, — он ёрзает на стуле и проводит рукой по волосам.
— Нет, мы не смогли бы, — я грустно улыбаюсь, — тебе надо было бы бросить группу, чтобы быть с нами. Я не говорю, что поступила правильно, но на то время это был лучший выбор. Я сделала то, что считала правильным для того, кого любила.
— А сейчас? Ты поступаешь правильно сейчас?
— Для Милы? Да, — я останавливаюсь, и он резко смотрит на меня.
— Честно? Ты думаешь, я поверю в это?
— Ты не должен верить в это. Ты не должен верить ни единому проклятому слову, которое я говорю, Коннер. Ты просто должен принять это, потому что это правда.
— Ага, а теперь дай мне передышку.
— От чего? — я опускаю ноги с кресла и выхожу из комнаты.
— Скажи мне прямо сейчас, что ты скрываешь, принцесса. Итак, что это?
Я ставлю кружку на столешницу. Моя грудь напрягается от тяжёлого дыхания, и я оборачиваюсь.
— Я дала тебе ответы, которые ты хотел. Сказала, почему забрала её. Ты никогда не спрашивал, почему я ушла. Больше я ничего не должна тебе рассказывать.
Я не должна рассказывать, каково мне было думать, что он может не вернуться к моему разбитому сердцу. Не должна рассказывать, как разрушали меня мысли о том, что у него другая жизнь, не связанная со мной и ребёнком во мне.
Не должна рассказывать, как боялась всё раскрыть и что именно поэтому сбежала.
Он кладёт руки на столешницу по обе стороны от меня. Я ощущаю его позади себя.
Тепло его крепкого тела просачивается сквозь тонкий материал моей рубашки, согревая кожу. Я борюсь с дрожью, но терплю неудачу, и мои плечи начинают трястись.
— Ты разбила мне сердце, Софи. Естественно, ты задолжала мне объяснение, — пальцы Коннера дёргаются.
— Вообще-то, нет, — выдавливаю я, разворачиваясь. А он рядом. Чёрт, он так близко. Настолько, что я могу почувствовать его дыхание на своих губах и то, как он борется с собой, чтобы не сократить между нами расстояние.
— Как ты так можешь?
— Потому что мы не важны. Так что шевелись, Коннер. Мила важна, — я перевожу взгляд от его рта к обжигающему взгляду.
Он не двигается. Просто стоит, проверяя мою решимость с каждым ударом сердца.
Коннер опускает голову, и его рот оказывается возле моего. Я резко вдыхаю и опускаю глаза, но стоит мне лишь подумать о том, что Кон собирается опустить губы на мои, он отворачивается.