Грязный секрет (ЛП)

— Я понятия не имею, о чём ты говоришь.
— Конечно, не имеешь, — я подхожу к нему, останавливаясь в паре сантиметров. — Мы не принадлежим друг другу, Коннер. Мы здесь ради Милы. Сколько ещё раз тебе повторять? Если я захочу пойти на свидание с кем-то, то ты не сможешь останавливать меня, как и я не смогу остановить тебя. Мы родители, но не пара. Это конец чёртовой истории.
— Ты права. Так, может, мне стоит присматривать за Милой, пока ты ходишь на свидания?
— Почему бы и нет? — я вскидываю брови. — Чертовски уверена, что последнии два года ты каждую ночь влюблялся в новую горячую конкурсантку «American Idol»2, делая всё, что взбредёт тебе в голову.
— Потому что я не знал!
— Ты всё равно поедешь в тур! — тыкаю пальцем ему в грудь. — Ты всё равно уедешь, и у тебя всё равно будут девушки и всё, что тебе захочется!
Нагнувшись, пробегаю мимо него, моё сердце бешено колотится. Джек не такая уж блестящая идея.
— Так вот в чём вся причина? — спрашивает он. — Твои страхи. Не её. Твои.
— Не смей! — я набрасываюсь на него. — Не смей стоять здесь и притворяться, что я ставлю себя выше неё. Никогда, Коннер! Никогда! Всё, что я чувствовала, всегда было на втором месте, всегда после неё и тебя. Всегда!
— А теперь я даю тебе шанс поставить свои чувства на первое место. Так что говори, — он упирается руками в стену над моей головой.
— Нет, — шепчу я, отворачиваясь, — нет, потому что это не важно.
— Это важно для меня.
— Ну, не для меня, — я опускаю его руки и отхожу, — больше нет. Я забрала её, чтобы ты получил всё, о чём всегда мечтал. Я забрала её, чтобы ты получил всё, что когда-либо хотел. Вот и всё.
— Ты ошибаешься, — говорит он, когда я начинаю подниматься наверх. — Ты не дала мне этого. Уехав, ты забрала всё. Я всегда хотел только тебя, Соф.
Я останавливаюсь наверху, слёзы жгут глаза, и я закрываю их. Я не верю ему. Но хочу верить, что была всем, чего он хотел, потому что для меня он был всем.
Он был моей подростковой мечтой, моим выходом, моей опорой. Он был моим всем.
Был.
Потому что ничто не длится вечно, даже когда есть такая великолепная девочка, связывающая двух людей.
Оставив его пялиться на меня, я поворачиваю за угол и бегу в свою спальню.
Бросаю свои вещи в угол, беру из комода футболку и надеваю её через голову. А затем забираюсь в кровать и сворачиваюсь в клубок, чувствуя жжение в глазах.
Глава 12
Коннер
Я кладу Миле тост на поднос её высокого стула и, улыбаясь, наблюдаю за тем, как она энергично начинает запихивать его в ротик.
Чёрт, она восхитительна.
Я жую свой, пока она пихает кусочки в рты кролика и куколки. Когда я услышал, что она проснулась, решил встать и позволить Софи побыть в кровати подольше.
Несмотря на мои попытки присматривать за ней, такое чувство, будто мои братья не следили за тем, сколько она пьёт.
Это было очень глупо. Я знаю, что между Софи и Каем ничего нет. Чёрт, он говорил мне много раз, что смотрит на неё, только как на сестру. Я даже не могу представить, что у неё есть чувства к нему, или к кому-либо другому.
Чёрт, если она действительно чувствовала ко мне то, что говорила, это не значит, что она не может чувствовать что-то к кому-нибудь ещё.
Правда в том, что я не могу поверить ей, когда она говорит, что любит меня. Если она ушла однажды, то сможет уйти снова. Если она соврала однажды, то может соврать снова. Суть в том, что я люблю её, но не доверяю. Я не верю, что она не убежит снова, забрав с собой Милу.
Не верю, что она снова не заберёт у меня всё. Потому что она моё всё. Она каждый мой вдох и каждый удар сердца. Может, мы и не разделили вместе вечность, но мы были вместе тогда, и это важно.
А сейчас мы застряли в грёбанном подвешенном состоянии.
Мы хотим и любим друг друга, но ни один из нас не хочет этого. Нельзя построить на этом какие-либо отношения, даже дружбу. Я чёртов идиот, если думаю, что мы сможем оставаться в одном доме и заставить это работать.
Вы не можете быть друзьями с теми, в кого бесповоротно влюблены.
Это уловка двадцать два3, потому что отъезд раскроет нас для СМИ, но и оставаться не лучше. Моё пребывание здесь причинит Миле боль, как и отъезд. Здесь нет выигрышного варианта. Мы в любом случае всё потеряем.
— Песок? — спрашивает Мила, откладывая свой тост подальше. — Песок, песок, песок!
— Сначала съешь ещё немного тостов, — я подталкиваю их обратно к ней. Она надувается, но я качаю головой. — Два кусочка.
Она очаровательно фыркает и хватает кусочек. Слышится скрип лестницы, и заходит Софи, её волосы собраны в неаккуратный пучок, а шорты для сна едва скрывают верхнюю часть бёдер.
— Доброе утро, детка, — бормочет она, целуя Милу в макушку. Мила визжит от восторга и открывает рот, показывая полупережёванный тост. Мило.
Я смотрю, как Софи несётся на кухню, бормоча себе под нос:
— Чёртовы Бёрки и чёртов Джек, — она открывает ящик, достаёт две таблетки из пузырька и наливает стакан воды. Затем глотает таблетки и выпивает всю воду, после чего со стуком опускает стакан на стол.
— Доброе утро.
Она бросает раздражённый взгляд в мою сторону, но игнорирует меня. Её шорты приподнимаются ещё выше, когда она тянется к шкафчику, чтобы взять хлеб.
Я перемещаю взгляд на изгиб её попки, уже не скрытый ярко-розовым материалом, из-под которого выглядывает кружево, чёрное кружево.
Чёрт. Ёрзая на стуле, поправляю штаны.
Раздаётся щелчок, когда Софи опускает рычаг на тостере. Я смотрю на её лицо. Боже, она злится, действительно злится.
Она хмурит брови и плотно сжимает губы. Но её глаза. Чёрт, эти глаза. Прищуренные, но пылающие, прикованы ко мне. Пронизывают меня насквозь.
— Нарны? — спрашивает Мила. — Мои нарны.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на неё, так быстро, что в затылке простреливает тупая боль.
— Нарны?
— Верхняя полка холодильника, — резко отвечает Софи. — Бананы.
— Младенческий язык невозможен, — ворчу я, вставая. — Как, чёрт возьми, «нарны» могут обозначать бананы? Ой, точно, никак. Наны? Ага. Нарны? Какого чёрта?
Софи рывком открывает холодильник, стоя напротив меня.
— Извини.
Она смотрит на меня и тянется вглубь холодильника, чтобы взять масло. Поскольку она невысокая, а холодильник огромный, её шорты опять задираются. Мой член пульсирует, и рука подрагивает от желания податься вперёд и пробежаться пальцами по её мягкой коже.
Я хватаю её за талию и притягиваю к себе. Мой член почти болезненно упирается в её поясницу. Она ахает, и я приближаю губы к её уху.
— Ещё одна граница, — шепчу я. — Отодвинь свою попку.
— Тебе не следовало смотреть, — выдавливает она с трудом.
Я тяну её обратно и провожу руками по животу, растопырив пальцы. Она напрягается под моим прикосновением, когда я задеваю пояс её шорт.
— Ты не должна давать мне что-то, на что можно посмотреть, принцесса. Если они не прикрывают твой зад, когда ты поднимаешься, то не носи их, — мой голос грубый и чувствительный.
Я хочу захлопнуть чёртову дверь холодильника, толкнуть её к нему и жестко поцеловать. Хочу провести руками вдоль спины, дурацких шорт и сжать её задницу, притянув к себе. Хочу чувствовать, как она тает от моих прикосновений, как хватается за мои волосы и стонет в рот.
— Так останови меня, — бросает она в ответ, её грудь быстро поднимается и опускается. Она терпит неудачу, потому что её слова выходят скорее хриплыми, чем раздражёнными, и мягкий вздох на конце слова «останови» направляется прямо вниз в мои штаны. Наряду с остальной частью моего кровоснабжения.
— Я бы так не говорил, иначе ты найдёшь их на полу в своей спальне.
Она ставит масло на столешницу и отталкивает мои руки подальше от себя.
— Пошёл ты, — жёстко шепчет она. — Пошёл ты.
Я хватаю банан для Милы и прохожу мимо Софи, оставляя её прижимающей дрожащие руки к животу. Снимаю кожуру с банана, делю его на две части и кладу на столик, а затем разворачиваюсь и направляюсь к лестнице.